Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест - Страница 103

Фрейд очень не любил занимать какую-либо видную должность, особенно если это было связано с руководством другими людьми. Мне трудно представить себе кого-либо менее подходящего по темпераменту на роль диктатора, как это иногда ему приписывалось. Но в качестве основателя новых методов и теорий, обладающего огромным опытом и знаниями, его положение в маленьком кружке его венских последователей не могло не быть исключительно доминирующим. Это тем более справедливо, поскольку прошли годы, прежде чем кто-либо посчитал себя равным ему настолько, чтобы восстать против такой явной фигуры родоначальника. Любые несдерживаемые детские комплексы могли находить выражение в соперничестве и ревности за его благосклонность. Требование быть «любимым ребенком» имело также важный материальный мотив, так как экономическое положение молодых аналитиков большей частью зависело от тех пациентов, которых Фрейд мог к ним направить. Таким образом, с течением времени атмосфера все более и более накалялась. Имели место оговоры за глаза, язвительные замечания, ссоры насчет приоритета в мелких вопросах и так далее. Больше всего беспокойства в этом отношении причиняли Адлер, Штекель, Задгер и Тауск.

Ситуация крайне обострилась после первых двух конгрессов, на которых бесспорное и, возможно, недальновидное предпочтение Фрейдом чужеземца Юнга стало очевидным. На некоторое время это привело к объединению расходящихся в мнениях венцев в их общей претензии к Фрейду. Это, вероятно, стало поворотным моментом, когда их прежние взаимные распри начали перерастать в бунт против него. Самым видным мятежником, несомненно, являлся Адлер, и именно он спровоцировал первый раскол в психоаналитическом движении.

Попытка Фрейда умиротворить рассерженных венцев, вверяя Адлеру и Штекелю, своим самым первым последователям, основанный «Zentralblatt» и одновременно передавая президентство в венском обществе Адлеру, принесла лишь временный и частичный успех.

Со времени Нюрнбергского конгресса в 1910 году Фрейд начал ощущать тяжесть перебранок и встречных обвинений, чему он являлся причиной, сам того не желая. Он высказывал то, что накапливалось у него в душе, особенно Ференци. Касаясь напряжения между Веной и Цюрихом, он писал: «Бестактность и неприятное поведение Адлера и Штекеля делают очень затруднительной возможность ладить друг с другом. Я хронически сердит на них обоих. Юнг также со своей стороны, поскольку теперь он является президентом, мог бы отбросить свою чувствительность относительно инцидентов, имевших место ранее». Жалуясь на то, что эти раздоры мешают ему посвятить себя работе, он продолжал: «Мои отношения с Адлером и Штекелем крайне обострились. Я уже давно продолжаю питать надежду, что это приведет к чистому отделению, но все это тянется, и, несмотря на мое мнение, что с ними ничего нельзя сделать, мне приходится продолжать их терпеть. Когда я работал один, это часто было намного приятнее». Ференци предположил, что Фрейд снова переживает неприятное впечатление от разрыва с Флиссом десять лет тому назад, и Фрейд подтвердил это: «Я полностью пережил случай с Флиссом. Адлер является маленьким Флиссом, вновь возродившимся к жизни. А его „подголоска“ Штекеля, кроме всего, зовут Вильгельмом». После продолжительной полемики Адлера следующей весной Фрейд жаловался: «Меня постоянно раздражают эти двое — Макс и Мориц[133], — которые быстро развивают движение в обратном направлении и вскоре кончат отрицанием существования бессознательного».

У меня создалось об Адлере впечатление как о мрачном и придирчивом человеке, поведение которого колеблется между сварливостью и угрюмостью. Он явно был крайне честолюбивым и постоянно ссорился с другими относительно приоритета своих идей. Однако, когда я встретил его много лет спустя, я заметил, что успех вызвал у него определенную доброту, которую едва ли можно было заметить в прежние годы. В эти первые годы совместной работы Фрейд, по-видимому, был довольно высокого мнения об Адлере, который, несомненно, являлся самым одаренным членом этой маленькой группы. Фрейд высоко ценил его книгу о неполноценности органов, а также считал, что Адлер сделал несколько хороших наблюдений в отношении формирования характера. Однако Адлер рассматривал неврозы исключительно с точки зрения Я и его позиция может быть описана как, в сущности, неверно истолкованная картина вторичных защит, борющихся против вытесненных и бессознательных импульсов. Поэтому вся его теория имела очень узкий и односторонний базис, а именно агрессии, возникающей из-за «мужского протеста». Сексуальные факторы, особенно те, которые присутствуют в детстве, были сокращены до минимума: инцестуозное желание мальчиком близости со своей матерью интерпретировалось как желание мужчины завоевать женщину, выдающее себя за сексуальное желание. Концепции вытеснения, детской сексуальности и даже самого бессознательного оказались выброшены за ненадобностью, так что от психоанализа мало что осталось.

Научные разногласия Адлера с Фрейдом являлись настолько фундаментальными, что я могу лишь удивляться, как и в случае с Флиссом, на то терпение Фрейда, с которым он ухитрялся так долго работать с Адлером. У Адлера были две хорошие идеи, в терминах которых, однако, он интерпретировал все остальные явления: тенденция компенсировать чувства неполноценности (sentiment d'incompletitude Жане), при этом побуждение поступать подобным образом подкреплялось врожденной агрессивностью. Вначале Адлер связывал их с женским началом в людях, обозначая последующую компенсацию своим знаменитым «мужским протестом». Однако вскоре он впал в другую крайность и интерпретировал все вещи в терминах воли к власти Ницше. Даже сам половой акт побуждался не столько сексуальным желанием, как чистой агрессивностью.

Фрейд очень серьезно воспринял идеи Адлера и подробно обсуждал их правомочность. Даже десять лет спустя, когда он получил некоторый совершенно противоречащий им клинический материал, на котором он подверг их испытанию, он опубликовал объективную и обстоятельную критику этих идей. Однако другие члены общества были более горячими в своей критике, или даже осуждении, этих идей, и Хичманн предложил провести прения по этой важной теме. Первые два вечера, 4 января и 1 февраля 1911 года, были посвящены пространному изложению идей Адлера. Два других вечера, 8 и 22 февраля 1911 года, были отданы довольно откровенным дискуссиям. Фрейд тоже оказался беспощаден в своей критике. Штекель сказал, что, по его мнению, между теориями Фрейда и Адлера нет противоречия. Однако Фрейд ответил, что, к несчастью, они с Адлером считают, что такие противоречия есть. Убеждение Адлера в том, что эдипов комплекс является фабрикацией, — достаточное свидетельство таких разногласий. Отвергая взгляды Адлера, Фрейд сказал: «Я считаю, что взгляды Адлера являются некорректными, а потому опасными для будущего развития психоанализа. Они являются научными ошибками, обусловленными ошибочными методами; однако это почтенные ошибки. Хотя и отвергая содержание взглядов Адлера, можно признать их логичность и важность».

После последнего из этих собраний, 22 февраля, состоялось собрание Комитета, на котором Адлер и Штекель отказались от своих должностей президента и вице-президента соответственно. На последующем собрании была единогласно принята резолюция, в которой Адлеру и Штекелю выражалась благодарность за их прежнюю службу и надежда, что они останутся в обществе.

Адлер оставался в обществе в течение еще некоторого времени; последний раз он присутствовал на собрании 24 мая этого года. Однако затем Фрейд предложил ему отказаться от поста соредактора «Zentralblatt» и написать об этом Бергманну, издателю этого журнала. Вначале Адлер отверг это и поручил своему адвокату выдвинуть условия, которые Фрейд назвал «смехотворными претензиями совершенно неприемлемой природы». Он и его друзья требовали также провести обсуждение на внеочередном собрании.