Конкистадоры - Беркович Вера - Страница 53

Тогда Кортес приказал поджечь дома ацтеков. Это не составило труда: хотя дома и были сложены из камня, но внутри имелось немало легковоспламеняющихся материалов – тростниковых циновок, деревянных изделий. Вскоре дома запылали один за другим. Испанцы не успокоились до тех пор, пока не подожгли несколько сотен зданий. Многие защитники города сгорели заживо.

День клонился к закату. Казалось, испанцы могут уже торжествовать победу. Однако противник был только отброшен, но не уничтожен. Ацтеки собирались за завалами или в переулках и тут же снова бросались в бой, пока огонь орудий не разносил завалы и не освобождал путь испанским всадникам. Атаки чередовались с отступлениями. Обе стороны понесли большие потери. Хотя ацтеки и потеряли во много раз больше воинов, чем испанцы, к ним все время прибывали новые пополнения. Ряды же завоевателей постепенно таяли.

Наконец испанцы были все же вынуждены вернуться во дворец, от которого отошли уже довольно далеко. Ацтеки следовали за ними по пятам, не давая усталым и голодным конкистадорам ни минуты передышки.

Боевой дух и отвага ацтеков приводили испанцев в ужас, даже многоопытным ветеранам не доводилось видеть такой ярости и ожесточения.

Отступая, Кортес заметил в одном из переулков своего друга Дуэро, окруженного толпой индейцев. Его стащили с коня, и он яростно оборонялся длинным кинжалом. Кортес, не раздумывая, подлетел на своем боевом скакуне, разогнал ацтеков и отбил у них коня Дуэро, а затем подсадил своего друга в седло, и оба они, рубя мечами налево и направо, прорвались сквозь толпу индейцев и присоединились к своим главным силам. Этот дерзкий поступок, засвидетельствованный историком Эррерой, Кортес считал ярчайшим подвигом своей жизни и очень гордился им. И, надо сказать, что вождь конкистадоров в самых тяжелых ситуациях действительно проявлял величайшую отвагу.

Ацтеки снова окружили дворец Аксаякатля. Всю ночь напролет вокруг лагеря испанцев раздавались их угрозы и проклятия. Наконец-то, кричали они, боги отдали белых дьяволов в их руки, ножи наточены, жертвенные камни ждут и хищные звери рычат в ожидании своей пищи. Тласкальцев же перед жертвоприношением придется еще хорошенько откормить.

Эти страшные угрозы чередовались с горькими сетованиями по поводу пленения и позора Монтесумы.

Капитан-генерал, раненный стрелой в левую руку, испытывал сильную боль, но это было ничто по сравнению с мучившими его угрызениями совести: он не сумел разобраться в ацтеках, не понял, как горячо любят они родину, как они отважны, как велико их презрение к смерти. Теперь же надежды на спасение почти не было: вокруг конкистадоров бушевал океан народного гнева.

Кортес решил снова попытаться использовать влияние Монтесумы и с его помощью усмирить ацтеков. Тогда испанцы воспользовались бы перемирием и вырвались из окружения.

Однако повелитель ацтеков, глубоко потрясенный всем происходившим, отказался от посредничества в мирных переговорах. Целый день он с ужасом следил за ходом битвы и, по свидетельству Берналя Диаса, отказался принять и выслушать Кортеса. Он сказал, что желает только смерти, и на все уговоры испанцев отвечал:

– Это бесполезно. Они не поверят мне так же, как и лживым словам Малинцина. Все вы найдете в этих стенах свою смерть.

И все же Монтесуму удалось убедить. Испанцы обещали ему после прекращения огня немедленно покинуть Теночтитлан, и он ради спасения своих подданных согласился выступить посредником.

Облачившись в парадную одежду – белоголубую мантию, усеянную драгоценными камнями, Монтесума в сопровождении своей свиты и конкистадоров поднялся на стену дворца.

Сражение мгновенно затихло. Ацтекские воины, увидев своего повелителя, пали ниц, не смея поднять на него глаза. Казалось, Монтесума снова обрел власть над своими подданными. Он заговорил с ними тихим, но твердым голосом.

Называя по имени знатных ацтеков, которых разглядел в толпе, он говорил, что ацтеки преданно сражались за свободу своего вождя, но заблуждались, считая его пленником белых чужеземцев. Он-де по своей собственной воле оставался так долго у испанцев, стараясь лучше ознакомиться с их нравами и обычаями и оказать уважение их великому государю. Теперь же он решил позволить чужеземцам покинуть Теночтитлан. Он прощает ацтекам все их заблуждения, но требует, чтобы они сложили оружие и мирно разошлись по домам. Он просит об этом также от имени своих гостей и друзей – испанцев.

Ранение Монтесумы (со старинного рисунка).

Едва ацтеки услышали, что повелитель снова называет себя другом ненавистных пришельцев, как их охватили гнев и презрение к Монтесуме. По толпе прокатился ропот. С каждым мигом он становился все сильнее и наконец перерос в яростный рев. Любовь, благоговение, слепое преклонение перед вождем мигом улетучились. На голову Монтесумы посыпались проклятия. Ацтеки кричали, что он больше не повелитель Мексики, а жалкий трус, преступник и изменник родины. Как повествует Клавигеро, со всех сторон раздавались возгласы:

– Молчи, негодяй, баба, рожденная лишь для того, чтобы прясть и ткать! Ведь эти собаки держат тебя в плену, ты, трус!

Взметнулись вверх пращи и луки, град стрел и камней полетел в несчастного Монтесуму. Испанцы, защищавшие своими щитами повелителя ацтеков, не ожидали такого взрыва. Опешив, они на миг ослабили внимание, и в это мгновение в Монтесуму вонзилось несколько стрел, а тяжелый камень ударил его по голове. Один из хронистов рассказывает, что якобы первую из этих стрел метнул в боготворимого повелителя его племянник Куаутемок.

Как только ацтеки увидели, что Монтесума упал, их охватил суеверный ужас и они в панике разбежались, ожидая, что небо разверзнется и языки пламени настигнут и покарают их. На площади остались одни лишь трупы.

Потерявшего сознание Монтесуму служители унесли во дворец. Осмеянный и отвергнутый своим народом, он лишь теперь осознал свою трагическую роль и не захотел больше жить, хотя испанцы всеми силами старались спасти его. Он отказывался от лекарств, не принимал пищи, срывал с ран повязки.

Видя, что конец знатного пленника недалек, испанцы попытались убедить его в необходимости спасти свою душу и приобщиться к вере христовой. Но Монтесума с угрюмым безразличием отклонял все предложения конкистадоров, говоря, что в смертный час он сохранит верность богам своего народа. И вскоре (29 или 30 июня) повелитель ацтеков скончался.

«Так умер несчастный Монтесума, – писал хронист тласкальского происхождения Камарго, – управлявший с такой мудростью и достоинством, что его боялись и почитали более Чем кого-либо, равного ему по рождению, и во много раз больше, нежели любого когда-либо восседавшего на престоле в этом западном мире».

Так во время взрыва народной ненависти и презрения погиб один из могущественнейших властелинов того времени. С его смертью порвалась последняя нить, связывавшая испанцев с ацтеками.

Тело Монтесумы его приближенные унесли из дворца и предали огню, а пепел с глубокой скорбью был погребен в усыпальнице его предков. Берналь Диас вспоминает, что Монтесуму оплакивали и испанцы. «Мы все любили его как родного отца» – пишет Диас. – «И в этом нет ничего удивительного, ибо мы видели, что это был за добрый человек!»

Борьба за храм Уицилопочтли (из старинной мексиканской рукописи.)

Некоторые хронисты утверждают, что испанцы якобы задушили раненого Монтесуму, а также касиков Тескоко и Тлателолко и сбросили их трупы со стен дворца. Однако это мало похоже на правду.

Бои продолжались, жестокие и кровавые. Напротив дворца Аксаякатля стоял огромный храм бога войны. С высоких террас этого храма ацтекские военачальники могли как на ладони видеть весь лагерь испанцев. Около пятидесяти или шестидесяти ацтекских воинов, скрываясь за стенами храма, метко обстреливали осажденных испанцев, которые ни на миг не могли покинуть свои укрытия. Единственной защитой против стрел были щиты. Ацтеки же, стоявшие на высоких террасах храма, были недосягаемы даже для пуль.