Вакантное место - Токарев Станислав - Страница 19

— Тс-с, — зашипел Соколов. — Тихо. Завтра, завтра. Сейчас я не один.

— Ты что, прогоняешь меня? — Ирина развела руки, и вишни стали по одной мягко падать на половик. — Павлик, кто у тебя? — Она сделала попытку протиснуться плечом за порог, придерживая подбородком пакеты.

— Да никто, никто, дядька один приперся, материн свояк или кум, кто их там разберет. Нельзя тебе сюда сейчас, неужели не понятно?

Стоит Дяде Феде увидеть ее здесь, весь поселок тут же будет знать, что соколовский Пашка завел себе в Москве невесту. Именно невесту — иного рода отношений там не представляют. Чего доброго, и мать сюда примчится! Только этого не хватало!

Но разве Ирина поймет?

— Павлик, — шепотом крикнула она, — ты меня стыдишься?! А я-то, я хотела тебе варенье варить, я час в очереди стояла…

— Завтра, завтра будем варить варенье, все будем, а сейчас давай, давай, некогда мне с тобой, сидит же он там…

Он захлопнул дверь, прислушался и услышал, как медленно, а потом все быстрее стучат ее каблуки.

Дядя Федя стоял возле стеклянного шкафа и рассматривал расположенные на куске синего бархата медали и жетоны Соколова.

— Это что же, все золото? — спросил он, щелкая ногтем по стеклу.

— Да нет, — засмеялся Соколов, чувствуя облегчение от того, что удалось все-таки спровадить Ирину. — Только называется «золотая медаль». Сплав такой, под золото.

— Не все, значит, золото, что блестит? А я давеча в государственном универмаге внучке часы приобрел. Золотые, и проба есть.

На сей раз прозвенел телефон.

— Павлик, — коротко дыша, заговорила в трубке Ирина, — ты можешь спуститься вниз на минуту? Мне надо очень важное тебе сказать.

Вот привязалась! И ведь будет звонить, если не выйдешь!..

Наврав что-то в строгие дяди-Федины глаза, Павел сбежал вниз. Ирина стояла в парадном возле автомата, разложив на полу покупки. Рядом на колченогом стуле сидела и вязала чулок лифтерша в валенках с калошами.

— Павлик, я тебя долго не задержу, я хочу тебе только сказать, что все, все, с меня хватит, я вот так сыта, я унижена тобой, как не знаю кто, все, Павлик. Мне давно предлагает замуж один хороший человек, все, Павлик, прощай…

— Пакетики забыли, барышня или дамочка, — ворчливо проговорила ей вслед лифтерша. — Павел Иваныч, с пакетиками-то как будет?

— Возьмите себе! — крикнул он с лестницы. И подумал на бегу, что вернется Иринка, никуда не денется.

17

Накануне соревнований Василий Матвеев ночевал у Андрея Ольшевского.

— Не спишь, Андрюха?

— Луна мешает. У, желтый глазище!

— На Луне, знаешь, вулканы открыли. Ты что это в окно кидаешь?

— Это я в луну. Представляешь: бомм — медный звон на всю вселенную. Осколки в сторону. И полная темнота.

— Трепло, а как же приливы и отливы?

— Боже мой, как я мог забыть! Оставить человечество без приливов и отливов и даже без лунатиков! Спасибо тебе, Вася, от имени шести частей света.

— Слушай, а чем это ты кинул?

— Так, гаечка какая-то завалялась.

— Какая гаечка? Чокнутый, это, наверное, моя! Где у вас выключатель?

— Да спи, пошутил я.

— Что-то не спится… Ничего, выиграешь послезавтра, вот тогда я посплю.

— Вась, ну ладно, допустим, я выиграю, мне — билет во Францию, а тебе что? Что ты так за меня молишься?

— Как что? Почет.

— От кого?

— От самого себя.

— Только-то?

— А что? Я люблю самого себя уважать.

— Немного же тебе надо.

— Кому что. У нас малый есть один в заводоуправлении. Такой чудак! Очень за футбол болеет. Раз пришел я к нему бумажку подписать. Весной было. Он сидит, таблицу чертит. «Ну, — говорит, — товарищ Матвеев, жизнь начинается. Будем скоро с тобой футбольные таблицы заполнять». «А я, — говорю, — не буду». — «Неужели не интересуешься?» «Нет», — говорю. Удивился. Подумал, подумал, потом спрашивает: «Слушай, а, например, лотерейные билетики ты покупаешь?» — «Нет, не покупаю». Он опять подумал, а потом и говорит: «Слушай, Матвеев, а есть у тебя хоть какие-нибудь страсти?» Такой чудак!

— Для чего ты это мне рассказал?

— Так, к слову. Спи давай.

— Интересно, что видит сейчас во сне Пашка Сокол?

— Ничего. Он, наверное, никогда снов не видит.

— А Калныньш?

Васька надолго замолчал. И когда Андрей решил уже, что он уснул, ответил негромко и улыбчиво:

— Старик видит себя молодым. Ты этого еще не понимаешь.

Ни в том ни в другом случае Матвеев не угадал. Павел Соколов метался головой по смятой подушке и мчал вдоль кромки трека, а вслед, в каких-нибудь сантиметрах позади, бесшумно летела за ним и бесшумно смеялась маленьким треугольным ртом физиономия Быбана со шлемом, надвинутым на круглые и неподвижные фарфоровые глаза. Так уж спится в полнолуние — беспокойно и тяжко.

А Калныньш вовсе не спал. Клавдия уложила его силком и сама села качать кроватку Дзинтарса, и на стене шевелился ее рогатый от бигуди силуэт, а Дзинтарс надрывался и всхлипывал — вчера ему впервые привили оспу. Калныньш знал, что заснуть необходимо. Он закрыл глаза и попытался увидеть море, большое и сверкающее, и янтарную прибрежную косу, и точки сейнеров на той дальней грани, где темная синева переходит в светло-белесую. Сейнеры ушли, а Калныньш так и не уснул до рассвета, когда наконец успокоился его сын.

Васька проснулся в восемь и тут же растолкал Андрея, и они десять минут, пыхтя, приседали, бегали по коридору, наклонялись, махали руками, а потом Васька поднял Андрея под мышки, втолкнул под холодный душ, запер ванную снаружи и стал жарить глазунью из шести яиц, которые вчера предусмотрительно захватил из дому.

В девять позвонила Ксеня. Васька вырвал у Андрея телефонную трубку и, отпихивая его локтем, быстро сказал, что все у нас в порядке, настроение бодрое, а увидеться с нами можно не раньше пяти часов, возле трека, понятно?

Она засмеялась и ответила, что ей все понятно, есть — возле трека, будет исполнено, товарищ командир. Васька повесил трубку и гневно спросил Андрея, почему это тот не дает ему полюбезничать с девушкой. «Что это за штучки такие? Вот отобью, будешь знать! У меня по этой линии полный ажур», — добавил он без особой уверенности.

Полный Васькин ажур заключался в том, что он время от времени влюблялся в какую-нибудь красотку из сборной страны и начинал помогать механикам готовить к соревнованиям ее велосипед. Делал он это серьезно, даже мрачно, ни взгляда не роняя на владелицу, так что она волей-неволей никак не могла проявить ответных чувств. Больше того, когда одной его пассии подруги разъяснили, что Васька весь прошлый год за ней бегал, она искренне изумилась.

Ровно в пять Ксеня ждала Андрея у ворот стадиона Юных пионеров. Он появился не снаружи, как она предполагала, а изнутри — бежал по дорожке в красном с белым верхом тренировочном костюме и в белой шапочке козырьком назад. «Пойдем скорей, а то разминка начинается». Они спустились в люк, где пахло сыростью, а за открытыми дверями боксов поблескивали рули и колеса, прошли по коридору и стали подниматься вверх, ко входу на трек.

— Молодой человек, а девушка куда, — въедливо поинтересовался пожилой контролер, преграждая им дорогу.

— Это со мной. Пойдем, Ксеня.

— Чего, чего «со мной»? Не положено посторонним.

— Да кто посторонний? Со мной, говорю.

— Подумаешь! — с удовольствием сказал контролер. — Вас тут вона — целый батальон. Не имею таких прав всех пропускать.

Пришлось вернуться вниз.

— Андрюша, я лучше на трибуну сяду, я возьму билет.

Уши его побелели.

— Погоди здесь. Сейчас пропуск принесу. Врезал бы я этому деду.

— Кому это ты собираешься врезать? — спросил, проходя мимо, Соколов, голова закинута, на круглой шее — складочка, зубы сверкают, сверкает всем солнечным спектром велосипед итальянской марки, а на шапке, над козырьком, латинскими буквами написано: «Чемпион». — Что, не, можешь девушку провести? А ну, посмотрим, может, у меня получится. Шагай вперед, мы сейчас. — И он крепко взял Ксеню повыше локтя.