Пятые приходят на помощь - Блинов Геннадий Яковлевич - Страница 20

— Ну да,— подтвердил Звягинцев.— Конечно, не настоящий, а Профессор Кислых Щей.

— Все понятно,— сказал инспектор.— Человек связан с уголовным элементом. Видимо, матерый преступник.

— Да нет. Слава Добычин хороший. И зовет на помощь...

— Нет-нет, брат,— сказал Копытов.— Это тебе только кажется, что хороший. Раз у него есть кличка, это уже того...— И старшина для большей убедительности кому-то погрозил.— Ваш Профессор Кислых Щей, любопытно, какой номер обуви носит?

— А зачем? — насторожился Звягинцев.

Старшина указал ему на стоявшие у тумбочки ботинки и доверительно сообщил:

— Тут, брат, преступника ищу. Хозяина вон тех скороходов. Да, да. Этих самых старых дырявых ботинок с совершенно новыми шнурками...

Паша Наоборот, готовый вот-вот разрыдаться, пролепетал:

— Славка никакой не преступник. Он позавчера на реку не ходил.

— Причем здесь позавчера? Причем на реку? — и старшина испытывающе взглянул на Звягинцева. Паша Наоборот готов был признаться, и он бы признался, но Звягинцев не хотел выдавать Самсонова, участвовавшего в подмене злополучных ботинок. Он потупился и молчал.

Копытов поднял ботинки и протянул Павлику. Тот отдернул руки.

— Бери, не бойся, не кусаются,— успокоил Пашу Наоборот участковый. Потом спросил:

— Приметы вашего Профессора какие?

Звягинцев еле успевал за старшиной, и поэтому ему приходилось забегать вперед и задирать голову.

— Носит очки,— торопливо сообщал он.— Длинный, худой... Увлекается книгами о режиссерах.

— Может, случайно приходилось видеть у него передатчик?

— Нет,— замотал головой Звягинцев.— Карманный приемник на полупроводниках делает.

— Так, так. А, может, на каком-нибудь языке говорит?

— По-английски. У него разговорная речь неплохая. Он с детсада учит язык.

— Еще бы. Хоть и кислых щей, а Профессор,— улыбнулся старшина.

Копытов попросил показать окна квартиры Профессора.

— Так, так... Выходят во двор. Местечко удобное. Прошу, товарищ Звягинцев, оставаться здесь, следить за окнами, а я пошел!

И старшина направился в подъезд. У квартиры номер тридцать он остановился и приложился ухом к замочной скважине. В коридоре стояла тишина. Старшина легонько нажал на кнопку звонка. С той стороны забренчали ключами.

— Вам кого? — спросил мальчишка.

— Профессора Кислых Щей,— потребовал старшина, перешагивая через порог.

— Профессор заболел. Сейчас он спит,— сказал Ромка.

Старшина вошел в комнату. На диване лежал мальчишка.

Его лоб был покрыт испариной.

— Что с ним? — шепотом спросил старшина. И приложил ладонь ко лбу мальчика. Потом Копытов на цыпочках направился в коридор и тихо сказал:

— Я сейчас в скорую позвоню.

Старшина вышел на улицу. Звягинцев все еще стоял во дворе и заглядывал на окна.

Переживает, бедняга, подумал Копытов и только тут вспомнил, что так и не спросил о загадочном концерте в квартире. «Корова в комнате мычала»,— усмехнулся про себя старшина. Он погрозил Звягинцеву пальцем и весело сказал:

— Ну, попадешься мне в лапы, пермяк соленые уши...

Звягинцев непонимающе посмотрел на милиционера, скинул

с плеч дырявые ботинки, оглянулся по сторонам и побежал.

— Павлик, остановись! — крикнул Копытов, ругая себя за то, что переиграл. Звягинцев не остановился. «Надо будет по-человечески поговорить с пацаном,— решил Копытов.— А то он начнет от меня бегать, как черт от ладана».

Он посмотрел на валявшиеся в травке ботинки и, вышучивая себя, подумал о том, что наконец-то избавился от «улик», на которые по неопытности своей недавно возлагал надежды.

Не успел старшина скрыться за углом, как услышал тревожный девчоночий голосок.

— Дяденька милиционер! Дяденька!..

Копытов оглянулся и увидел бежавшую к нему девочку лет шести. Она несла брошенные Павликом ботинки.

— Какой-то мальчик как возьмет да как бросит...

Копытов, будто его застали за каким-то дурным делом, смутился.

— Да, да. Я разберусь,— неопределенно сказал он, беря у девочки ботинки.

Хотя это и было немного дальше, но Копытов пошел через скверик. В аллейке он оглянулся и опустил ботинки в урну для мусора. И теперь инспектор не был твердо уверен, что «улики» снова не окажутся у него.

Вернувшись в кабинет, он сразу же взялся за телефон. Старшина набрал номер дежурного скорой помощи. На другом конце провода назвали себя, и Копытов торопливо сказал:

— В доме номер десять в тридцатой квартире по улице Коммунаров мальчишка тяжело заболел.

— Что у него болит, возраст, температура?

— Да не знаю я ничего этого.

— Тогда не беспокойте нас и не отвлекайте от дела. Старшина вспылил:

— Я не отвлекаю. Мне тоже не до шуток.

— Кто вы? Родственник?

— Никакой я не родственник. Я милиционер.

В трубке кашлянуло.

— Хорошо. Сейчас у мальчика будет врач.

Сколько лет себя помнит Звягинцев, его всегда пугали милиционером. В детсадовском возрасте, если он капризничал или не хотел есть манную кашу, мама говорила: «А вот мы сейчас позовем дядю милиционера. Пусть он заберет нашего Павлушу». И Павлуша затихал или через силу совал ложку в рот, выбирая своим детским разумом из двух зол меньшее. Дядя милиционер был в его представлении самым злым человеком: он должен больно нашлепать за любой мало-мальский проступок, отобрать любимую игрушку. Если мальчишки случайно выбили

окно, играя в футбол, или что-то не поделили между собой и расквасили друг другу носы, в школе тоже нет-нет да стращали:

— В милицию хотите попасть... Допрыгаетесь.

Павлик связывал милицию с мрачными камерами, с железными решетками.

Немного повзрослев, Павлик понял, что, пугая его милиционерами, взрослые обманывали. Но несмотря на это, где-то внутри Павлика затаилась боязнь милиционера, он ненавидел эту боязнь, а она все-таки жила в нем и время от времени показывала коготки.

Вот и сейчас он убежал от Копытова. А зачем? Звягинцев остановился. Перебарывая этот глупый безотчетный страх, он пошел обратно. Павлик увидел, как девчонка протягивала милиционеру ботинки. Потом участковый скрылся из вида. Что же все-таки со Славкой? И он решился снова позвонить в квартиру Профессора.

— Мне Славу,— сказал он, когда услышал, что к двери кто-то подошел.

— Какого Славу? — нерешительно спросил мальчишеский голос.

— Добычина...

Там, у двери, стоял Ромка. Он узнал Звягинцева. И теперь мучительно соображал, под каким бы предлогом отправить Павлика восвояси? Ромка решил не открывать дверь.

— Добычиных в этой квартире нет,— уже решительнее сказал Ромка.— Здесь живет...

Надо было назвать любую фамилию, а их Ромка знал сотни, но, не подумав, ляпнул:

— Монте-Кристо...

Ромка как раз читал книгу о его приключениях.

— Граф? — чуть ли не шепотом спросил Звягинцев.

Ромка прильнул к замочной скважине и сказал:

— Убирайся, балда. Здесь человек болеет.

Звягинцев еще раз посмотрел на номер квартиры и убито начал спускаться. Во дворе он встретил машину скорой помощи.

Павлик обошел дом. Неужели он мог спутать квартиру, в которой бывал десятки раз? Может, с ним, Павликом, творится что-то неладное? Может, его преследует, как ее... кажется, она называется мистикой...

Звягинцев заторопился на свою улицу. Он даже стал бояться, что не найдет дома, в котором живет. Теперь Павлик не верил самому себе. Около своего подъезда Звягинцев увидел знакомых малышей и, на всякий случай, спросил:

— Эй, вы здесь живете?

— Конечно. Мы же на одной площадке. Разве не узнал? — удивился мальчуган с поцарапанным носом.

— Как же, тебя не узнаешь,— повеселел Звягинцев.

Глава двенадцатая

О ВИТАМИНОВОМ ОТЦЕ,

АЛЕНКИНОЙ МАТЕРИ И КОЕ-КАКИХ БАПТИСТСКИХ ДЕЛАХ