Охота - Дравин Игорь - Страница 6

— А это кто такой? — поинтересовался я.

— Ты его знаешь под именем Лучезарный, — ответил мне брат.

— Владыка нового ада боится какой-то старой замшелой богини Смерти и ее ледяной пристани для душ? Забавно, выпьем за нашу старушку.

Пушок, ну ты как, я зашел в спешно построенный загон для драков. Хороший мой, хороший, я стал играть со своим пацифистом. Игра простая: держишь руку перед его мордой, и когда он попытается ее откусить — ты должен ее отдернуть. Забавная игра, с его точки зрения. Сразу видно, что драки — это своеобразные потомки драконов. Не понял, я посмотрел на крупы трех дракинь и вновь отдернул руку. Пушок, ты меня точно решил спародировать и переплюнуть.

— Хватит. — Я в очередной раз отдернул свою руку. — Пушок, а как ты мне можешь объяснить, что все твои жены, как бы это мягко сказать, слегка непраздные? А что мы так засмущались? Что ты так решительно стал прикидываться ничего не понимающим веником? Ты решил тут устроить дракоферму? Ты молодчина, — я обнял Пушка за шею, — вот только куда мы будем девать твоих детей? Ты предлагаешь мне заняться еще одним деловым направлением с гарантированно высокой прибылью? Да не кусайся ты так, хулиган! Вот какие драки становятся под моим вдумчивым руководством неполноценными бизнесменами, даже в торговле перестали разбираться. Пушок, успокой своих зашипевших на меня жен, а то я на них натравлю своих, и поверь, твоим подругам ничего не светит. Скажи, а как ты видишь будущее своих возможных детей? Тьфу, покажи мне это. Даже так? Это будут скакуны Элы, Арны и Дуняши? А почему скакуны, а не скакуньи, вдруг появятся девочки, а не мальчики? Что, ты это продемонстрировал мне в общем плане, а сам ничего наверняка не знаешь? Да какая разница, кто родится, а теперь давай прогуляемся и поохотимся. Жен своих не забудь взять с собой: наверняка им надоело столько дней находиться в этом стойле.

Как мне хорошо с тобой, я смотрел на черноволосую смуглую девушку. Наверняка в тебе есть примесь мавританской крови, наверняка. Да хватит так постиранное белье развешивать на веревках, я же сейчас не выдержу! Вот гадюка, понимает ведь, какое она создает впечатление, и старается как можно ниже нагнуться, чтобы взять из деревянной лохани очередную тряпку и как можно сильнее выпрямиться, чтобы белоснежная рубашка полностью облегала ее торс. Лучиана, я покачивался в гамаке, ничего у тебя не получится, а вот когда настанет ночь, ты мне ответишь за все. Я знаю, что будет, если я к тебе сейчас подойду: легкий удар мокрым бельем по моей тушке, игривый взгляд и суровые слова, что она сейчас занята и на глупости у нее времени нет. Ведьма, моя жена настоящая ведьма. Впрочем, я ее понимаю — травница, красавица, черные волосы и зеленые глаза, кем же она еще может быть, особенно когда узнала, что мне трудно постареть? Теперь она боится меня потерять и постоянно заигрывает со мной, доводит до безумия, а только потом позволяет делать с собой то, на что она заранее согласна всегда. Она боится меня потерять, как же, ведь она уже старуха, ей недавно исполнилось целых двадцать три года. Эх, знала бы ты, Лучиана, сколько мне столетий. Ну ты и дурочка с чистой душой, да никто, кроме тебя, мне не нужен. Никто, а вообще я не знаю, как себя назвать, я ведь нашел ее в разгромленной и сожженной сарацинами деревне, я нашел ее в подвале полусгоревшего дома, когда перебил всех налетчиков. Да что могли сделать целых полтора десятка сарацин всего одному опытнейшему рыцарю ордена Храма, что могли сделать разбойники воину, носящему на себе белую тунику с красными крестами на груди и спине? Я нашел пятнадцатилетнюю дочку местного старосты в подвале разрушенного дома, я взял ее с собой: не на кого мне было ее оставить, все жители деревни были мертвы. А потом, когда я прибыл в ближайшую комтурию ордена Храма Соломона, она так в меня вцепилась и разревелась, что я решил оставить ее себе. Шло время, Лучиана росла, и однажды я увидел в ней женщину, а не ребенка, и той же ночью она сама пришла ко мне в постель, юная, восемнадцатилетняя девушка, а я не нашел в себе сил отказаться от ее дара. Меня как мужчину она воспринимала всегда, и когда заметила мой тогдашний взгляд, скользящий по ее прелестям, решилась на все. Кто это? Кто приближается к нашему дому?

— Лучиана, быстро в дом, — тихо сказал я.

— Хелларен, я еще не…

— Быстро. — Я вскочил с гамака и обнажил меч. — Какие гости, не скажу, что рад вашему визиту, — поприветствовал я нескольких всадников, заехавших в полуоткрытые ворота.

— Мы можем поговорить, бывший рыцарь Храма? — спросил меня один из въехавших на подворье моего дома всадников. — Я…

— Я знаю, кто ты такой, — прервал я его, и мой меч опять ощутил тепло своих ножен. — Чего ты хочешь от меня, доминиканец, руководитель инквизиции в этих местах? Чего ты хочешь от меня, бывшего рыцаря Храма Соломона, покинувшего Орден тамплиеров несколько лет назад? У меня есть открепительная грамота, ты на нее желаешь посмотреть, святой отец? Сейчас я простой рыбак, не следует вам пугать меня и мою жену, я ведь могу и обидеться. Или ты хочешь обвинить меня в ереси? Так рядом с Севильей у тебя это не получится. Здесь помнят и ценят наши заслуги в борьбе с сарацинами. И тем более возмутятся местные власти, если ты захочешь подвергнуть меня пыткам, как любят это делать инквизиторы с моими захваченными во Франции бывшими братьями.

— Повторю: я хочу просто с вами поговорить. Оставьте нас наедине, — приказал инквизитор своей свите.

— Говорите, — подождав, когда подворье моего дома очистится от посторонних, предложил я монаху.

— Жак де Моле,[4] его скоро казнят. Иной, я знаю о тебе, я знаю о том, кто именно помогал основать Гуго де Пейну орден тамплиеров. Уже казнили несколько десятков рыцарей Храма, ты ничего не хочешь предпринять?

— А зачем мне это делать, они ведь предали меня. Вы об этом не знали? Какая жалость! Они предали меня, начав заниматься тем, что ордену делать в таких размерах было не положено. Они нарушили заветы Гуго. Кроме того, я предупреждал Жака, что нельзя столь безрассудно одалживать деньги этому шакалу Филипу. Его сущность была видна понимающим людям давно. Жак меня послушал? Потом я говорил ему, что нужно бежать из Франции и спасать своих людей, но тут у него взыграла рыцарская честь: как же, бежать, он с удовольствием выступит перед судом, и его во всем оправдают. Более того, Жак приказал рыцарям Храма не сопротивляться при их аресте. Я отправил несколько писем, и тамплиеры, имеющие хоть каплю разума, последовали моим советам — они уехали в испанские королевства, Португалию, Италию и германские княжества. Что мне до Жака де Моле? Я вышел из ордена Храма после последнего разговора моего с ним.

— Мне приказано арестовать вас и доставить… Но я не хочу этого делать. И дело тут не в том, что меня послали на смерть, а в другом. Я хочу предстать чистым перед Ним.

— Как ни странно, но я тоже. Сколько лет я был простым рыцарем ордена Храма, я никуда не лез, я ни во что не вмешивался, я только изредка советовал влиятельным магистрам ордена, и все. Я ни во что не вмешивался! Я только изредка менял свою внешность. А знаешь, монах, что из этого получалось? Да они почти всегда отвергали мои советы! Я устал, я устал от столетий битв и столетий неудач, теперь я простой рыбак. Жак де Моле сделал свой выбор — и пусть за него полностью отвечает. Кстати, можете меня арестовывать, сопротивляться я не буду.

— Я не хочу этого делать.

— А придется, если вы этого не сделаете, то что будет с вами? Я могу предсказать ваше будущее, а потом ко мне заедет менее вменяемый и разумный человек или просто фанатик. Я не хочу никого убивать, но иногда приходится. А откуда вы знаете, что я Иной?

— Рим предоставил мне некие сведения. Предоставил специально, об этом меня предупредили друзья, живущие в этом великом городе.

— Вот ведь суки! — восхитился я. — Нарушают Соглашение непрямым образом. Климент, ты еще больший подонок, чем я думал. Что вы знаете о Соглашении, доминиканец?