Что может быть проще времени - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 21

Розовый уселся поудобнее. Чувствовалось, как он устраивается, собираясь с мыслями, подтягиваясь, готовясь к долгому и плодотворному обсуждению и, может быть, спору.

— Может, ты и прав, — сказал он, — но такой путь слишком примитивен. Это кончится первоначальным хаосом. Есть лучшие решения. Существует даже этап, когда самосовершенствование, о котором ты говоришь, перестает быть нужным. Но прежде всего скажи, ты доволен?

— Доволен?

— Ты ведь стал более совершенен. Ты больше, чем обычный разум. Ты — это частично ты, частично я.

— Ты ведь тоже частично я.

Существо удовлетворенно хмыкнуло:

— Видишь ли, тебя сейчас двое — ты и…; а я — даже трудно сказать, сколько нас одновременно. Я так много путешествовал и нахватался всякого — разумов в том числе. Кстати, многих из них, откровенно говоря, можно было и не брать. Но, знаешь ли, хотя я сам странствую очень много, у меня в гостях почти никто не был. Ты не представляешь, как я признателен тебе за твой визит. Когда-то у меня был знакомый, который частенько меня навещал, но это было так давно, что и не вспомнишь. Кстати, ведь у вас измеряют время, то есть поверхностное время?

Блейн объяснил, как люди измеряют время.

— М-м, сейчас прикинем, — существо начало быстро подсчитывать что-то в уме. — По-вашему счету выходит приблизительно десять тысяч лет назад.

— Когда у тебя был твой приятель?

— Да, — подтвердил Розовый. — С тех пор ты мой первый гость. И ты сам пришел ко мне. Не дожидаясь, пока к тебе приду я. Ты был в машине…

— А почему, — поинтересовался Блейн, — ты спросил меня про наш счет времени? Ведь у тебя есть мой разум. Ты знаешь все, что знаю я.

— Естественно, — пробормотал Розовый. — Все твои знания во мне. Но я еще не разбирался в них. Ты не представляешь, что у меня там твориться!

Еще бы, подумал Блейн. Тут с одним-то лишним разумом не знаешь, как разобраться. Интересно…

— Ничего, — успокоил его Розовый. — Со временем все образуется. Потерпи немного, и вы станете единым разумом. Вы поладите, как ты считаешь?

— Но с отражателем ты и устроил нам…

— Я вовсе не хочу вам неприятностей. Я стараюсь как лучше. И делаю ошибки. И исправляю их. Снимать экран?

— Снимай, — поспешил согласиться Блейн.

— Я путешествую, — рассказывало существо, — не сходя с этого места. Сидя здесь, я бываю, где захочу, и ты не поверишь, как мало встречается разумов, стоящих обмена.

— Ну, за десять тысяч лет ты их, думаю, набрал немало.

— За десять тысяч лет? — озадаченно спросило существо. — Мой друг, десять тысяч лет — это только вчера.

Существо покопалось в памяти, но, опускаясь в глубины воспоминаний все глубже и глубже, так и не дошло до начала.

— Иди сюда, — пригласил Розовый, — садись рядом со мной.

— Вряд ли в таком виде, — объяснил Блейн, — я смогу сидеть.

— Конечно, как я не сообразил. Тогда подвинься поближе. Ты ведь сам пришел ко мне в гости?

— Само собой, — пробормотал Блейн, не понимая, о чем идет речь.

— Тогда, — произнесло существо, — давай поболтаем о путешествиях!

— Давай, — Блейн пододвинулся к нему.

Они сидели в голубой комнате, залитой светом неизвестных звезд, и под отдаленный рокот бушующей пустыни Розовый рассказывал. Не только о цивилизации машин. О племени насекомых, которые тысячелетиями накапливали неисчерпаемые запасы пищи, им не нужной, и стали рабами собственной слепой жадности. О расе, сделавшей искусство объектом религиозного поколения. О станциях подслушивания, обслуживаемых гарнизонами одной галактической империи, о которой давно забыли все, кроме самих гарнизонов. О фантастически сложных, сексуальных традициях еще одной расы, которая практически все усилия направляла на разрешение воспроизводства. О бесплодных, голых планетах, никогда не знающих жизни. И о других планетах, где, как в колбах и ретортах алхимика, шли такие химические реакции, какие разум не в состоянии не то что понять, но даже представить, и где, в результате этих химических реакций, зарождалась шаткая, эфемерная жизнь, чтобы через доли секунды опять уйти в небытие.

Об этом и о бесконечно многом еще.

Слушая, Блейн в полной мере осознал, насколько фантастичен случайно повстречавшийся ему Розовый, который не может вспомнить начала и не представляет конца; существо со странствующим разумом, за миллионы лет посетившее миллионы звезд и планет на расстоянии миллионов световых лет в этой и соседней галактиках. Перед ним было существо, которое принесло бы человеческому племени неисчерпаемую пользу. То, что говорилось сейчас, стоило всех усилий, затраченных когда-либо человечеством. Человечество встретилось с расой, у которой, похоже, не было других эмоций, кроме дружелюбия: если у нее и существовали когда-то эмоции, то за бесконечные годы мысленных путешествий они износились в прах. Потому что, наблюдая, подглядывая в окна соседей по галактике, эта раса научилась терпимости и пониманию не только по отношению к себе подобным или человечеству, но и ко всем созданиям, пониманию жизни во всем разнообразии ее проявлений. Научилась приятию любой мотивации, любой этики, любой культуры, какой чужеродной она не казалась бы.

Вдруг до Блейна дошло, что все знания, о которых он думает, находятся в равной степени и в мозгу одного человеческого существа — некого Шепарда Блейна; если тот только сможет разобрать знания, систематизировать их и аккуратно сложить, то ими можно будет пользоваться.

В беседе Блейн потерял чувство времени, утратил ощущение того, кто он, где находится и зачем; он позабыл обо все на свете, как мальчик, самозабвенно слушающий невероятные истории старого матроса, вернувшегося из дальних, неведомых стран.

Комната стала родной, Розовый уже был другом, а далекие звезды не казались чужими; завывания пустынного ветра звучали как с детства знакомая колыбельная.

Он не сразу понял, что рассказы о далеком и древнем уже прекратились, и он слушает только ветер.

Он потянулся, как после сна, и существо сказало:

— Мы отлично провели время. Не помню, чтоб я когда-либо получал столько удовольствия.

— Подожди, — попросил Блейн, — еще один вопрос…

— Насчет экрана не беспокойся. Я его убрал. Теперь тебя никто не выдаст.

— Я не о том. Я про время. Я — то есть мы — каким-то образом управляем временем. Дважды это спасло мне жизнь…

— Знание у тебя. В своем разуме. Надо только найти его.

— Но ведь время…

— Время, — сказал Розовый, — что может быть проще времени!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Блейн долго лежал, наслаждаясь чувством тела, — у него опять было тело. Он ощущал прикосновение воздуха к коже, теплую влагу, выступившую на руках, лице и груди.

Он уже не был в голубой комнате, потому что там у него не было тела, и потом исчез шелест пустынного ветра. Вместо этого он слышал равномерное хриплое всхлипывание. Густой, резкий запах антисептики наполнял ноздри, горло, легкие.

Медленно, готовый тут же закрыть глаза при первой необходимости, Блейн поднял веки. И не увидел ничего, кроме безразличной белизны потолка.

Голова его лежала на подушке, под ним была простыня, а сам он был одет в накрахмаленную рубашку.

Он повернул голову и увидел рядом другую кровать, на которой лежала мумия.

«Что может быть проще времени», — сказало существо из другого мира. Оно собиралось рассказать ему о времени, но он не смог остаться еще, чтобы дослушать.

Мумия из соседней кровати была полностью замотана бинтами, и только на месте ноздрей и рта оставались отверстия. Мумия дышала, и каждый вздох сопровождался всхлипыванием.

Белые, как потолок, стены, кафельный пол, стерильность обстановки не оставляли сомнений относительно того, куда он попал.

Блейн лежал в больничной палате рядом с хрипящей мумией.

Страх волной накатил на него, но Блейн не шевелился, давая страху перекатиться и схлынуть. Потому что даже испытывая страх, он чувствовал себя в безопасности. По какой-то причине — он не мог вспомнить какой — Блейн был уверен, что ему ничего не грозит.