Безумие с марса(Марсианин) - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 4

— Люди немало поработали с ультразвуком, — сказал Гилмер, — заставили его вытворять самые разные фокусы, создали ультразвук частотой до двадцати миллионов герц. Частоты в один миллион герц уничтожают микробов. Некоторые насекомые общаются между собой в диапазоне 32000 герц. Человеческий слух заканчивается где-то в районе двадцати тысяч. Но вообще-то человек еще почти ничего не знает об ультразвуке. Потому что маленький Помпон изъясняется ультразвуком частотой около тридцати миллионов герц. Сигара пропутешествовала слева направо.

— Высокочастотный звук можно направлять узким лучом, отражать, как свет, управлять им. Большинство наших инструментов имеют дело с жидкостью, и мы знаем, что для распространения ультразвука нужны плотные среды. Направьте высокочастотный звук в воздух, и он быстро затухнет и рассеется. Это верно для частот до двадцати миллионов герц, а выше мы еще не забирались.

Но, по-видимому, звук частотой в тридцать миллионов герц может распространяться и в воздухе, и даже в более разреженных средах. Я понятия не имею, из-за чего возникает это различие, но какое-нибудь объяснение обязательно существует. Для акустической связи на Марсе, где атмосфера разрежена почти до вакуума, нужно что-то подобное.

— И Помпон пользуется звуками в тридцать миллионов герц. — сказал Джек. — Это ясно. А какая же тут связь?

— Самая прямая. Хотя звуки такой частоты невозможно услышать в том смысле, что ваши слуховые нервы примут их и передадут в мозг, они, очевидно, могут воздействовать на мозг непосредственно. А это должно как-то на него влиять. Должно быть, такой звук дезорганизует мозг, вносит в него комплекс разрушения, доводит мозг до безумия.

Джек подался вперед, едва дыша:

— Так вот, что случилось на корабле «Привет, Марс IV»! Так вот, что случилось сегодня в парке!

Гилмер медленно и печально кивнул:

— В этом не было злого умысла, я уверен. Помпон не хотел вреда никому. Просто он был одинок и напуган, и пытался найти контакт с кем-нибудь разумным, поговорить с кем-нибудь. Когда я взял его с корабля, он спал, или находился в состоянии прострации. Наверно, он погрузился в сон как раз вовремя, чтобы спасти Купера от воздействия ультразвука в полном объеме. Может, Помпон много спит — это хороший способ сохранения энергии.

Похоже, вчера он время от времени просыпался, но, наверно, на полное пробуждение ему нужно какое-то время. Вчера я заметил исходившие от него на протяжении всего дня слабые вибрации. Сегодня утром вибрации усилились. Я положил в камеру несколько различных видов пищи, в надежде, что он поест чего-нибудь и даст мне ключ к выбору диеты для него, но он ничего не стал есть, хотя и подвигался немного. Крайне медленно, хотя, по-моему, для него это была просто-таки бешеная скорость. Вибрации все усиливались. Вот тогда-то в зоопарке и воцарился сущий ад. Похоже, он снова задремал, и все утихомирилось.

Гилмер взял в руки ящичек с присоединенными наушниками.

— Это я одолжил у Эйплмана в лаборатории акустики. Сперва вибрации поставили меня в тупик, я не мог понять их природы. Затем мне пришло в голову, что это может быть звук. Вот это одна из игрушек Эйплмана. Они еще пребывают в стадии разработки, но уже позволяют «слышать» ультразвук. Конечно, слышать не по-настоящему, а только создавать впечатление о природе звука, психологически исследовать его, перевести ультразвук в подобие того, что можно услышать.

Он протянул наушники Вудсу, поднес ящичек к стеклянной камере, установил на ней и подвигал взад-вперед, чтобы поймать исходящий от марсианского животного ультразвук.

Вудс надел наушники и, затаив дыхание, стал ждать.

Он ожидал услышать высокий, тонкий писк, но звука не было. Взамен его охватило чувство жуткого одиночества, недоумения, непонимания и отчаяния. Постепенно в его сознании крепло ощущение беззвучных жалоб страшного одиночества и беспомощности — надрывающий душу стон по утраченному дому.

И Вудс понял, что слышит, как причитает марсианский зверек, как он плачет, словно потерявшийся в бурю щенок.

Вудс вскинул руки, сорвал наушники и воззрился на Гилмера чуть ли не с ужасом.

— Ему одиноко. Он плачет о Марсе, как заблудившийся ребенок.

Гилмер кивнул:

— Теперь он не пытается ни с кем заговорить, просто лежит там и выплакивает боль своей души. Теперь это не опасно. То-есть, не слишком, но опасно все равно.

— Но, — воскликнул Вудс, — вы были здесь весь вечер, и с вами ничего не стало, вы не сошли с ума.

Гилмер покачал головой:

— Нет, не сошел. Только животные, да и то, через некоторое время этот зверек перестал бы представлять угрозу для них — потому что Помпон разумен. Его отчаянные попытки — поговорить хоть с кем-нибудь — раз за разом касались моего мозга… но не задерживались. Он уклонялся, он игнорировал меня.

Видите ли, еще на корабле он понял, что человеческий мозг не в состоянии общаться с ним, он распознал в нас чуждые ему существа — и потому больше не тратит время на попытки общения с человеком. Но взамен он обратился к мозгу обезьян, слонов и львов, в отчаянной надежде отыскать кого-нибудь, с кем можно переговорить, кого-нибудь разумного, кто сумел бы объяснить, что же случилось, рассказать, куда он попал и утешить, дать ему надежду, что еще можно вернуться на Марс.

По-моему, он лишен зрения и других чувств, и может знакомиться с окружением только при помощи ультразвукового голоса. Наверно, на Марсе он мог общаться со своими собратьями и другими тварями. Двигается он мало — наверно, у него почти нет врагов, и много чувств ему просто ни к чему.

— Он умен. — сказал Вудс. — Умен настолько, что уже нельзя считать его животным.

Гилмер кивнул:

— Вы правы. Быть может, он столь же разумен, как мы с вами. Быть может, он является плодом деградации некогда правившей Марсом великой расы…

Выхватил сигару изо рта и в ярости швырнул ее на пол:

— К чертям собачьим, что толку гадать?! Наверно, мы с вами этого не узнаем. Может, человечество никогда этого не узнает.

Подхватил баллон с угарным газом и покатил его к стеклянной камере.

— А надо ли убивать его, док? — прошептал Вудс. — Обязательно ли его убивать?

Гилмер яростно развернулся в его сторону:

— Ну конечно, я обязан его убить! — заорал он. — А что, если всплывет история насчет того, что Помпон прикончил ребят на корабле, а сегодня еще и этих зверей? А что, если он еще кого-то доведет до помешательства? В ближайшие годы рейсов на Марс не будет, общественное мнение сделало это невозможным. А когда на Марс полетит следующий корабль, он получит инструкцию не привозить никаких Помпонов — и приготовиться к воздействию ультразвука.

Он повернулся к баллону, затем снова к Вудсу:

— Вудс, мы старые друзья, вместе мы выпили немало пива. Вы не растрезвоните об этом, Джек, а?

Расставил ноги пошире и рявкнул:

— Если да, то я вас прикончу!

— Нет, — сказал Джек, — только крохотную историю: Помпон скончался, не перенес земной жизни. — И еще одно: и мне, и вам известно, что ультразвук в тридцать миллионов герц способен превратить человека в бешеного зверя. Мы знаем, что этот звук распространяется в воздухе, вероятно, на большие расстояния. Подумайте, какое оружие могут заполучить разжигатели войны! Наверно, со временем они узнают об этом, но только не от нас!

— Поторопитесь. — с горечью сказал Вудс. — Поторопитесь, пожалуйста. Не заставляйте Помпон страдать дальше. Люди его в это впутали, людям и расхлебывать. Если бы он знал, он был бы вам только благодарен за эту смерть.

Гилмер снова взялся за баллон.

А Вудс потянулся к телефону и набрал номер «Экспресса».

Мысленно он еще слышал детский плач, тот безысходный, беззвучный крик одиночества, отчаянный стон тоски по дому, исходивший от бедного съежившегося звереныша, которого завезли за пятьдесят миллионов миль от родного дома. Он вопил, он молил, чтобы услышал хоть кто-нибудь, чтобы в ответ донеслось хоть слово — но так и не дождался отклика.