Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль - Страница 14

Еще ни разу за все путешествие англичанам не пришлось видеть такой живописной и привлекательной страны. Вдоль берега моря под сенью рощ, над которыми выступали изящные султаны кокосовых пальм, стояли хижины туземцев. В отдалении уступами возвышались цепи холмов с поросшими богатой растительностью вершинами; среди зелени извивались серебристые нити многочисленных ручьев, спускавшихся к морю.

У входа в обширную бухту занимавшиеся промером шлюпки, которые отошли от корабля на значительное расстояние, неожиданно были окружены множеством пирог. Чтобы избежать столкновения, Уоллис приказал дать девять пушечных выстрелов поверх голов островитян; однако, несмотря на страх, вызванный грохотом выстрелов, те продолжали приближаться. Тогда капитан просигналил своим шлюпкам вернуться к кораблю. Туземцы, оказавшиеся на достаточно близком расстоянии, принялись бросать камни, ранившие нескольких матросов. Но шлюпочный старшина в ответ на это нападение выстрелил из ружья, заряженного пулей, которая настигла одного из нападавших и заставила обратиться в бегство всех остальных.

На следующий день «Дофин» бросил якорь на глубине двадцати саженей в устье красивой реки. Радость охватила всех матросов. С раннего утра множество пирог окружило корабль, туземцы привезли с собой свиней, домашнюю птицу и большое

количество плодов, которые тотчас же были обменены на мелкие железные изделия и гвозди. Тем не менее одна из шлюпок, посланных для промеров, у самого берега снова подверглась нападению островитян, пустивших в ход весла и дубинки, так что матросы оказались вынужденными прибегнуть к ружьям. Какой- то туземец был убит, другой тяжело ранен, остальные кинулись в воду. Увидев, что их не преследуют, сознавая, что они сами навлекли на себя расправу, они снова приблизились к кораблю и как ни в чем не бывало занялись торговлей.

Возвратившись на «Дофин», офицеры доложили, что туземцы торопили их высадиться на землю. К тому же у самого берега имелась хорошая стоянка невдалеке от места, где можно было набрать воду. Единственным неудобством являлась довольно сильная зыбь. Итак, «Дофин» снялся с якоря и вышел в открытое море, чтобы выбраться на ветер, как вдруг на расстоянии семи, восьми миль Уоллис увидел бухту, где и решил пристать. Пословица говорит, что от добра добра не ищут. Командиру предстояло в этом убедиться на собственном опыте.

Хотя шлюпки шли впереди для промеров, «Дофин» наткнулся на подводный риф и засел на нем носом. Немедленно приняли рекомендуемые в таких случаях меры. Но за пределами гряды коралловых скал дна нельзя было нащупать. Вследствие этого оказалось невозможным забросить якоря и попытаться сняться со скалы, идя на шпиле.[52] Как поступить в таком критическом положении? Корабль с силой ударялся о скалу, а несколько сот пирог, казалось, выжидали неминуемого крушения, чтобы ринуться на добычу. К счастью, через час благоприятный ветер, задувший с суши, освободил «Дофин», и ему удалось беспрепятственно достигнуть хорошей якорной стоянки. Повреждения оказались не серьезными. Их быстро заделали и столь же быстро о них забыли.

Неоднократные проявления туземцами враждебных намерений призывали Уоллиса к осторожности; он разделил своих людей на четыре вахты, одна из которых всегда должна была быть вооружена, и велел зарядить пушки. Островитяне подвозили на пирогах продукты для обмена; через некоторое время количество пирог значительно увеличилось. Теперь груз состоял не из домашней птицы, свиней и плодов, а, по-видимому, только из камней. На самых больших лодках был более многочисленный экипаж.

Внезапно, по сигналу, град камней полетел на корабль. Уоллис приказал дать ружейный залп и выстрелить из двух пушек, заряженных картечью. После некоторой суматохи и колебаний нападающие дважды бросались в атаку, проявляя исключительную храбрость, и командир при виде все более сжимав-

шегося кольца врагов начал сомневаться в благополучном исходе сражения, как вдруг неожиданное событие положило ему конец.

На одной из пирог, с наибольшим пылом атаковавших нос корабля, находился, вероятно, какой-то вождь, ибо с нее был подан сигнал к нападению Удачно нацеленное пушечное ядро раскололо эту двойную пирогу пополам. Ее гибель повлекла за собой отступление туземцев, притом столь поспешное, что через полчаса в море не осталось ни одной лодки. Тогда «Дофин» отбуксировали в гавань и поставили так, чтобы он мог поддержать высадку. Лейтенант Фюрно во главе сильного отряда матросов и солдат морской пехоты съехал на берег водрузил английский флаг и вступил во владение островом от имени короля Англии, в честь которого дал ему название острова Георга III. Туземцы называли его Таити.

Островитяне распростерлись ниц и всячески выражали свое раскаяние; казалось, они готовы были вступить с чужестранцами в дружественную добросовестную торговлю. Неожиданно Уоллис, который из-за серьезного недомогания оставался на корабле, заметил, что против его людей, набиравших воду, подготавливается нападение одновременно с суши и с моря. Чем короче будет битва, тем меньше окажется жертв. Поэтому, когда туземцы очутились в пределах досягаемости для пушек, командир приказал дать несколько залпов, сразу же рассеявших вражескую флотилию.

Чтобы избежать возобновления подобных попыток, следовало дать хороший урок. Уоллис с сожалением решился на это. Он немедленно направил на остров сильный отряд в сопровождении плотников, приказав уничтожить все пироги, вытащенные на берег. Свыше полусотни пирог, из которых некоторые достигали в длину шестидесяти футов, порубили на куски. Такое наказание заставило таитян смириться. Они принесли к берегу свиней, собак, ткани и плоды, а затем ушли. Взамен им оставили топоры и разные мелочи, и они забрали их с собой в лес, проявляя живейшую радость. Мир был заключен, и со следующего дня началась оживленная регулярная торговля, в изобилии снабдившая экипаж свежей провизией.

Теперь, когда таитяне испытали мощь и дальнобойность оружия чужеземцев, можно было надеяться, что дружественные отношения не будут нарушены в течение всего пребывания англичан на острове. Уоллис распорядился разбить палатку около того места, где запасали питьевую воду, и высадил на берег многочисленных цинготных больных, между тем как здоровые люди занялись ремонтом такелажа, починкой парусов, конопаткой и окраской корабля, – одним словом, приведением его в такое состояние, чтобы он мог совершить предстоявший ему длинный переход до берегов Англии.

К этому времени болезнь Уоллиса приняла угрожающий характер. Старший офицер находился не в лучшем состоянии. Вся ответственность лежала, таким образом, на лейтенанте Фюрно, оказавшемся на высоте стоявшей перед ним задачи. По истечении двух недель, в продолжение которых мир не нарушался, все люди Уоллиса поправились и чувствовали себя хорошо.

Однако провизии становилось все меньше. Туземцы, имевшие теперь в достаточном количестве гвозди и топоры, обнаруживали меньше сговорчивости и предъявляли большие требования. 15 июля на «Дофин» прибыла рослая, величественного вида женщина лет сорока пяти, к которой островитяне относились с большим почтением. По тому достоинству, с каким она себя держала, по непринужденности манер, отличающей людей, привыкших повелевать, Уоллис понял, что гостья занимала высокое положение. Он подарил ей широкий синий плащ, зеркало и разные безделушки, принятые ею с глубоким удовлетворением.

Покидая корабль, она пригласила командира побывать на берегу и посетить ее. Уоллис не преминул это сделать на следующий же день, хотя и был еще очень слаб. Его приняли в большом доме, имевшем в длину 327 футов и в ширину 42; здание было покрыто кровлей из пальмовых листьев, поддерживаемой пятьюдесятью тремя столбами. Многолюдная толпа, собравшаяся по случаю прибытия чужестранца, стояла шпалерами при проходе Уоллиса и почтительно его приветствовала. Во время этого посещения всех развеселило одно довольно комическое происшествие. Судовой врач, обливавшийся от ходьбы потом, снял, чтобы освежиться, свой парик.