Тайный Союз мстителей - Бастиан Хорст - Страница 53

— Просто так, — ответил Длинный, пожав плечами. — Весь день ходил злой, как черт, а под конец на мне свою злость и выместил. И все потому, что я городской. Будто я виноват в этом.

— То-то и оно! — согласился Альберт, по-стариковски покачав своей взлохмаченной головой. — Надо из него котлету сделать.

— Без меня, пожалуйста. Я в мясорубку не прошусь. — И он со страдальческим видом ощупал свой разбитый подбородок.

Достав финку, Альберт принялся нарезать табак. Затем, ловко оторвав два листочка от старой газеты, он протянул один Длинному и насыпал табаку.

— На, тонкая работа, — сказал он. — Попробуй.

— А я не курю больше, — ответил Длинный, пренебрежительно взглянув на бурую траву.

— Боишься? — спросил Альберт, насторожившись.

— Ерунда! Храбрость не в том, чтобы коптить себе легкие.

— Заразился у синих?

— Я-то? Нет. — Длинный сделал обиженный вид. — Но тебе как шефу, не мешало бы самому, — он помахал в воздухе рукой, отгоняя дым, — позондировать обстановочку. — Исполненный гордости, оттого что он знает такое иностранное слово Длинный выпрямился во всю свою действительно немалую длину.

Однако на Альберта это не произвело никакого впечатления. Он с презрением заметил:

— Наболтал тут с три короба! Теперь давай выкладывай, зачем пришел?

— Ты не знаешь, где Родика? — не без злорадства спросил Длинный.

— Откуда мне знать, где она шатается! — ответил Альберт, уже скучая.

— Зато я знаю. У синих…

Подозрительно взглянув на Длинного, Альберт медленно поднялся и толкнул его к двери. Теперь он уже злился.

— А ну, сматывайся отсюда! Сказки можешь кому-нибудь другому рассказывать, мне они ни к чему.

«Обидеться мне или нет?» — думал Длинный. На всякий случай он сказал:

— Это ты сам сказки рассказываешь!

Альберт что-то заподозрил. Не нравилось ему, как вел себя Длинный. И правда, где это Родика весь вечер пропадает? На лугу ее тоже не было… А когда они накануне распрягали коров, она что-то про синих говорила и сама на себя не была похожа.

Теперь уже Альберту стало трудно разыгрывать из себя равнодушного. Он молчал.

— Нечего нос вешать, шеф! — ободрил его Длинный — Мы, ребята, без нее только плотнее сплотимся. Увидишь, какая у нас жизнь пойдет, когда одни мужчины! — Длинный уже вошел в роль утешителя, да она ему и больше подходила. Он мухи не мог обидеть, не то что человека. Ну, а так как Альберт все еще молчал, он продолжил: — Бабы в герои не годятся! Вязать там, суп варить — это их дело. Да еще подгорает он у них, а мы потом расхлебывай! Я всегда это говорил.

Это была уж откровенная ложь. Ничего подобного он никогда не говорил. Но это для него была уже мелочь. Прошлое он всегда видел таким, каким оно ему представлялось в данную минуту.

Альберт стоял, прислонившись к стене. Лицо бледное. Он не отрывал глаз от Длинного. И наконец спросил, чуть шевеля губами:

— Откуда ты… про Родику знаешь?

— Беккерша у нас сегодня на дворе рассказывала. Она ходила в Бирнбаум, в больницу. Кого-то там навещала. Вот она и видела, как Линднер по лесу со своими на животе ползал. А Родика с ними была, впереди всех. Беккерша ее сразу узнала. И здорово, говорит, так ползла! — Еще немного, и Длинный сам лег бы на землю и показал, как Родика ползла но земле. Только боязнь запачкать рубашку и брюки заставила его отказаться от подобной демонстрации.

Альберт все еще стоял, прислонившись к стене: губы плотно сжаты, глаза ничего не видят, в углу рта прилип давно погасший окурок. Жгучая боль сдавила ему грудь, виски. Должно быть, где-то в глубине души он начал догадываться, что соперник сильнее его. Он ненавидел этого соперника и в то же время чувствовал, что его пиратский корабль, на котором он был капитаном, попал в сильную бортовую качку. Но пока еще его не выбросило на мель, пока еще он может управлять кораблем.

Каким-то почти автоматическим движением, как будто подчиняясь чужой воле, он погасил свет, и оба вышли во двор.

Длинному очень хотелось чем-нибудь утешить шефа, но он только и спросил:

— Ты что теперь будешь делать?

— Изобью! — послышался словно издалека голос Альберта. При этом он смотрел куда-то в пустоту, поверх головы Длинного.

— Спятил! — сказал Длинный, которому вдруг стало жалко Родику. — Пока она член нашего Союза мстителей, Союз и решает, как ее наказать.

— Тоже неплохо, — согласился Альберт с таким мрачным видом, что это внушало страх.

— А куда, в какое место ты ее ударишь, ты подумал? — спросил Длинный. — Девчонок куда ни стукнешь, все не по правилам. Или ты думаешь, она пощечины испугалась? Поверь мне, шеф, придется нам ей какое-нибудь педагогическое наказание придумать.

Около жилого дома Альберт остановился и сказал:

— Сходи к Друге. Пусть и остальным передаст: завтра вечером, в восемь, в сарае.

Впервые за долгое время Альберт снова назвал «Цитадель» сараем. Должно быть, сообщение о Родике потрясло его.

К вечеру облака сгустились, грозно нависнув над лесом и деревней. Люди спешили с полей и лугов, возницы подгоняли лошадей — надо было урожай сухим доставить под крышу. Ласточки носились над самой травой, в воздухе ни ветерка. Казалось, земля затаила дыхание. Весь мир стал каким-то маленьким — черные тучи теснили его. Дождь все не шел, напряжение людей нарастало с каждым часом. Задавая корм скотине, они ругались, грубили друг другу, каждая мелочь становилась поводом для ссоры. В кухне за ужином все сидели нахмурившись, а ложки стучали громче обычного.

На улице темным-темно. А вот и первые тяжелые, как свинец, капли. Надвигалась буря.

В это самое время члены Союза мстителей собрались в «Цитадели». Не было только Родики и Сынка. При зеленом свете новой лампочки лица мстителей казались усталыми и необычно бледными. Дрожа от холода, они сидели на своих ящиках, а там, за стенкой, разверзались небеса.

По прибытии, Друга каждому объяснял, о чем сегодня пойдет речь, и они молчали, не смея взглянуть соседу в глаза. А что, если и другие ребята подумывают о предательстве?

Раздраженный Альберт бегал из угла в угол, порой останавливался и с недоверием посматривал на ребят. Они избегали его взгляда. Придя сюда, чтобы судить, они теперь сами казались себе подсудимыми.

Наконец явился и Сынок, промокший до нитки, лицо замкнутое, как всегда.

— Извините, ребята, раньше не мог, занят был, — проговорил он очень спокойно и сразу сел на свое место. С одежды его капало.

Альберт, стоявший посередине, впился глазами в Сынка и вдруг заорал:

— Лучше бы сам признался: так, мол, и так. Избавились бы от сорняка. Что ж вы не идете к синим, не говорите им: мы паиньки, примите нас. Трусам тут делать не…

Оглушительный удар грома прервал его. Где-то поблизости ударила молния. «Цитадель» каждую минуту освещалась холодным светом, как будто сама луна упала на землю. Гроза обрушилась прямо на деревню.

На минуту в «Цитадели» стало очень тихо. Словно окаменев, Альберт стоял все на том же месте.

Готовые к отпору, ребята холодно поглядывали на своего шефа, считая его выпад чудовищно несправедливым. Должно быть, Альберт и сам понял это. Пожав плечами, он отвернулся, затем открыл дверь в соседнюю кормовую и вышел.

Ребята сразу оживились. Послышались возгласы недовольства. Друга жестом приказал молчать.

В эту минуту Альберт втолкнул в дверь Родику. Гордо и непреклонно смотрела она куда-то вверх. Руки у нее были связаны, по она стояла спокойно, мысль о побеге казалась ей ниже всякого достоинства.

— Пришлось ее связать и запереть, а то бы не пришла, — сказал Альберт и сел на ящик.

Родика презрительно скривила губы.

Друга встал. Запустив руки под ремень, он посматривал на ребят. Они сидели перед ним, обхватив колени руками, и пытались хоть как-нибудь согреться. Все они были босы. Сильнее всех дрожал промокший Сынок. Он с упреком смотрел на Родику. Друга откашлялся.

— Братья-мстители! — начал он и, взглянув на Родику, тут же отвел глаза. — Не раз нам грозила опасность, но до вчерашнего дня никто из нас не становился на путь предательства.