Петр II - Сахаров Андрей Николаевич - Страница 27

Воспрянула духом царица-инокиня и даже как бы помолодела на несколько лет. Каждый день поджидала она приезда внука-государя. Но Пётр, проводивший почти все дни на охоте, окружённый Долгоруковыми, забыл обещание навестить свою бабушку; увлечённый охотой, он стал также забывать и горячо любимую сестру Наталью Алексеевну, которая стала очень часто прихварывать и день ото дня худела и бледнела, тая, как свеча.

Зато царевна Елизавета Петровна цвела, что роза майская, и день ото дня становилась всё красивее и красивее.

Император-отрок влюбился в свою красавицу тётку и ни на ком не хотел жениться, кроме неё. Не раз об этом начинал он говорить с царевной Елизаветой, чуть не со слезами просил её согласия, но всегда получал отказ, хотя и подслащённый уверениями в любви и преданности.

Наконец он решил окончательно выяснить вопрос. Не поехав как-то на охоту, он отправился на половину Елизаветы Петровны и застал её печально сидевшею у стола; на её красивых глазах видны были следы слёз.

– Лиза, ты печальна? Ты плакала? – с удивлением воскликнул император-отрок, привыкший видеть свою красавицу тётку всегда весёлой и счастливой.

– Нет, я ничего, – стараясь улыбнуться, ответила царевна.

– Тебя, может быть, кто обидел? Скажи, Лиза, и тот мне дорого за это заплатит… кто бы он ни был!..

– Вот как, государь? Ты не помиловал бы и своего любимца, князя Ивана?

– А разве он обидел тебя чем-либо?

– Нет. Да и как смеет обидеть меня князь Иван? Только за несколько минут до твоего прихода, государь, он заходил ко мне и чуть ли не на коленях просил, чтобы я вышла за него замуж.

– Как он смел только подумать об этом! – сердито топнув ногою, воскликнул Пётр.

– На него сердиться не стоит, Петруша. Твой князь Иван какой-то полоумный, право! Он собирается жениться на Наталье Шереметевой, об этом все знают, а нынче ко мне пришёл, плачет, в ноги кланяется. «Не мужем, – говорит, – твоим я буду, прекрасная царевна, а рабом». И смешно, и обидно мне было это слушать. Я – дочь императора, пред памятью которого благоговеет вся Русь, а подданный моего отца смеет предлагать мне брак! Он не смел бы и подумать об этом, если бы жив был мой отец. Я – сирота, круглая сирота, заступиться за меня некому, – со слезами на глазах проговорила царевна Елизавета Петровна.

– Как некому! А я? Меня ты забыла, Лиза? – с лёгким упрёком сказал Пётр. – Я… я сегодня же прикажу арестовать Ивана.

– Не делай этого, государь! За твою любовь ко мне и за защиту большое спасибо, но князю Ивану лиха я не желаю… да и не за что! Видно, он от гульбы и от бессонных ночей ополоумел и вместо какой-нибудь другой девицы ко мне пришёл. Мне, царской дочери, он стал предлагать выйти за него, и на это глупое предложение я смехом ответила, а не злобою, и прогнала его.

– А мне чем ответишь ты, Лиза, если я стану усердно просить тебя о том же? – слегка дрожащим голосом промолвил император-отрок.

– Теми же словами, какими и прежде. Немыслим этот брак, государь! Святая церковь и народ осудят нас. И счастья нам не будет. Ведь Богу противен будет этот беззаконный брак.

– Это – твоё последнее слово, царевна?

– Да, да, последнее.

– Стало быть, ты не любишь меня, не любишь? – в голосе юного государя звучали слёзы. – Ты делаешь меня несчастным, Лиза!

– Полно, голубчик мой, счастливее тебя на всём свете нет. Ты – государь, тебе подвластны миллионы людей, ты молод, красив. Но о любви и о женитьбе тебе думать ещё рано. Тебе следует ещё многому учиться. Вот подрастёшь, возмужаешь, тогда и женишься.

– Наставления, царевна, оставь при себе; их мне надоело слушать и от Андрея Ивановича, – сердито прервал её император-отрок. – Обидны мне твои слова, царевна! Ты всё считаешь меня за мальчика. А ведь мне уже четырнадцать лет.

– Небольшие года ещё, Петрушенька, небольшие. Ты ещё только начинаешь жить. Твоя жизнь впереди, тебе ещё многому учиться нужно. Не думай, что легко державой управлять. Мой отец покойный, а твой дед, богатырём был, но и то часто тяжёлой думе предавался, поникнув своей могучей головой. На помощников своих много не полагайся. Верь больше своим глазам, а не чужим. Особенно на Долгоруковых много не полагайся, себя им в руки не отдавай. Слух идёт, что князь Алексей задумал женить тебя на своей дочери.

– Что же, и женюсь, женюсь. Ведь ты не хочешь быть моей женой, так я женюсь на Долгоруковой.

– Смотри, не вышло бы с твоей невестой Долгоруковой то же, что и с Марией Меншиковой.

– Этого никогда не может быть. Долгоруковы мне преданы, особенно же князь Иван.

– Ох, уж этот мне князёк! Совсем тебя испортил он! И не я одна так думаю, а многие.

– Так все вы ошибаетесь, все! Князь Иван – мой искренний и преданный друг! Он желает мне добра и счастья, и ничто не заставит меня изменить к нему своего отношения! – громко проговорил император-отрок и, не сказав более ни слова, быстро вышел.

Коронация императора-отрока отличалась особою торжественностью и блеском. Торжества длились несколько дней подряд и сопровождались придворными великолепными балами, угощениями для народа, а также роскошными фейерверками и иллюминацией.

В дни коронации Пётр наградил своих приближённых: князья Долгоруковы были назначены членами Верховного тайного совета, а царский любимец, Иван Долгоруков, – обер-камергером.

Хитрый дипломат Андрей Иванович Остерман по-прежнему пользовался расположением и доверием юного государя, но никак не мог приохотить его к занятию науками.

С переездом двора в Москву в 1728 году, как говорит историк, «потехи» Петра II окончательно взяли верх над ученьем и серьёзными занятиями. Ребёнок-император предался всецело увеселениям, и в особенности охоте. Но на этот раз виновником его рассеянной жизни был уже не Иван Алексеевич, а отец фаворита, Алексей Григорьевич Долгоруков, задавшийся целью непременно обвенчать Петра II с своею дочерью, княжною Екатериной.

На семейном совете Долгоруковы решили помогать Алексею Григорьевичу в осуществлении этого плана, только один Иван Долгоруков высказался против этого.

– Что ты, отец, задумал?.. Наша Катя вовсе неподходящая невеста государю, – возразил он отцу.