Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - Сахаров Андрей Николаевич - Страница 29

Но были и сложности. Петр III успел заключить союзный договор с Пруссией, объявить войну Дании и разорвать союзнические отношения с Австрией — традиционным союзником России на протяжении нескольких десятилетий. Необходимо было как можно скорее определить свое отношение к этим проблемам. Екатерина, с одной стороны, пришла к власти под лозунгом отрицания политики мужа, с другой — отлично сознавала бессмысленность продолжения войны, не сулившей России никаких серьезных выгод. В окружении императрицы разгорелись ожесточенные споры. Возвращенный из ссылки А. П. Бестужев-Рюмин, поддержанный Г. Г. Орловым, настаивал на той линии, которую сам проводил много лет, будучи елизаветинским канцлером. Она заключалась в опоре на союз с Австрией и, следовательно, предполагала продолжение войны. Ему возражал Н. И. Панин, считавший, что цель войны — ослабление Пруссии — достигнута и пора подумать над новой внешнеполитической доктриной. Такой подход более импонировал Екатерине, которая в беседах с Бретелем признавалась, что ей нужно по крайней мере пять лет мира, чтобы перевести дух и собраться с силами. В результате русские войска были возвращены домой, мир с Пруссией сохранен, но военный союз на время расторгнут.

Своего рода пробным камнем деятельности Екатерины на международной арене стало решение курляндского вопроса. Уже 4 августа 1762 г. она отменила подписанное ранее Э. Бироном по требованию Петра III отречение от герцогского престола в пользу принца Георга Голштинского. Это был щедрый и, казалось, благородный жест в духе принципов справедливости, к тому же демонстрировавший, что новая государыня руководствуется не династическими интересами (принц Георг приходился ей дядей), а государственными. В этом смысле он должен был произвести и, несомненно, произвел благоприятное впечатление на петербургское общество. Но за ним стоял и серьезный политический интерес. Как писала Екатерина, «прямая выгода нашей империи требует, чтобы в соседней земле имели герцога, не состоящего в непосредственных сношениях с польским королем, а скорее от нас зависящего». Принц Георг к тому же зависел от Пруссии, и если бы Курляндия оказалась в его власти, она попала бы в зону прусского влияния. Бирон же, уже более тридцати лет проживший в России и только что возвращенный из многолетней ссылки, становился игрушкой в руках русского правительства.

Для восстановления Бирона на курляндском престоле надо было сломить сопротивление Польши, и если бы какая-нибудь из европейских держав вступилась за нее, Россия, возможно, вынуждена была бы отступить. Но ссориться с новым русским правительством из-за Курляндии никому не хотелось, а Екатерина не колеблясь применила испытанный еще Петром Великим способ: ввела в Курляндию войска и тем обеспечила Бирону корону. При этом ситуация была столь благоприятна, что если бы русские солдаты остались в Митаве, Курляндия уже тогда могла стать частью Российской империи. Но Екатерина такой цели пока не ставила. Ей нужно было продемонстрировать всему миру принципы своей будущей политики — жесткость, решительность и одновременно приверженность показной справедливости.

Примерно в это же время в голове у Екатерины родился еще один дерзкий план: посадить на польский престол своего бывшего возлюбленного Станислава Понятовского. Смелость и необычность этого плана состояла в том, что впервые за долгое время королем должен был стать не саксонский курфюрст, а природный поляк из рода Пястов. Для реализации задуманного требовались сущие пустяки: дождаться смерти престарелого короля Августа III и заручиться поддержкой Пруссии. Последнее означало проявить свою внешнеполитическую ориентацию уже гораздо более определенно. Наконец в октябре 1763 г. Август умер. Тут же Екатерина собрала совещание ближайших сподвижников, на котором обсуждался план отторжения от Польши ряда территорий. Однако с этим решили пока повременить, и в Польшу был послан князь Н. В. Репнин, снабженный необходимыми полномочиями и деньгами для подкупа участников сеймов. Через несколько дней Н. И. Панин был назначен канцлером, что означало принятие императрицей его внешнеполитической программы. Панин был сторонником сближения с Пруссией, без содействия которой добиться поставленных целей было бы невозможно, и в марте 1764 г. между Петербургом и Берлином был подписан новый союзный договор, по которому стороны уславливались совместными усилиями добиваться сохранения в Польше существующего государственного строя, дававшего возможность регулировать польскую политику по своему вкусу.

Репнин успешно справился с данным поручением, в августе 1764 г. Станислав Понятовский стал польским королем и Екатерина писала Панину: «Поздравляю вас с королем, которого мы делали. Сей случай наивяшше умножает к вам мою доверенность, понеже я вижу, сколь безошибочны были все вами взятые меры». Казалось бы, тут наконец и разрешится пресловутый диссидентский вопрос, в чем Станислав не раз давал Екатерине обещания. Но увы: сейм и слышать о нем не желал. Чтобы развязать узел, Россия могла бы поддержать князей Чарторыйских, племянником которых был новый король. Они стремились к политическим реформам, направленным на укрепление королевской власти, отмену права шляхты на liberum veto и образование конфедераций, установление наследственной монархии. Но поддержать Чарторыйских — а на это готов был пойти Панин — значило нарушить обязательства перед Пруссией и тем самым разрушить всю старательно создаваемую им же самим политическую систему. Екатерина, у которой были более обширные планы, была сторонницей последовательной политики. В результате Россия рассорилась с Чарторыйскими, потеряла в Польше поддержку серьезных политических сил и вынуждена была с головой окунуться в гражданскую войну в этой стране. При этом русские войска оставались в Польше, Репнин достаточно бесцеремонно диктовал королю волю Петербурга и не останавливался даже перед арестом наиболее ярых противников России. В 1768 г. против нее выступила Барская конфедерация польских магнатов, в ответ на что вспыхнуло восстание православных крестьян-гайдамаков.