Хозяева старой пещеры - Браун Жанна Александровна - Страница 8

— Они кучевыми называются, — сказал он, — значит, погода будет хорошая.

— А ты откуда знаешь?

— Мне бабушка показывала. А когда всё небо как будто в мелких барашках, — это перисто-кучевые, — значит, будет дождь. Моя бабушка много знает. Она вулканолог.

— Чего, чего? — Ким даже приподнялся.

— Вулканолог. Вулканы изучает, — мальчик сказал это так спокойно, словно его бабушка делала игрушки для детского сада.

Ким не верил своим ушам. Чтобы какая-то старуха изучала вулканы! Что же он думает — на дурака напал?

— Ну, хватит, — сказал Ким и покрутил пальцем возле уха. — Вулканы изучает… Да кто поверит, чтобы старуха влезла на гору? А лава, камни… Страсть! Тут мужик испугается. Я думал, ты дельный, а ты… — Ким сердито сплюнул.

Мальчик пожал плечами и неожиданно весело рассмеялся.

— Ты думаешь, что бабушка всегда была старухой? Она молодая была, отчаянная. Я на фотографии видел, как она по горам лазила. Она даже на войне была разведчицей. У неё орден есть за то, что она фашистам однажды настоящую западню устроила… Да, кстати, а ты на кого капкан поставил?

Ким промолчал.

— Почему молчишь? Тайна?

Ким поморщился и сел, обхватив колени руками.

— Ну чего ты пристал? — устало сказал он. — Поставил и поставил… На Саньку Лепягина и Митьку Соколова. Они хотят отнять у нас пещеру, понял?

— Нет, — сказал мальчишка. — Неужели ты на людей поставил капканы?

— На каких там людей?! Тебе же русским языком сказано: на Саньку Лепягина и Митьку…

Мальчик вскочил. Он хотел что-то сказать, но над его головой взметнулась чья-то рука, и он упал на песок.

Над распростёртым незнакомцем, сжав кулаки, стоял Гошка.

— Ты чего пристал к Киму? — грозно спросил он.

Мальчик медленно поднялся, стряхнул песок и укоризненно, с презрительной жалостью посмотрел на Кима.

— Эх ты… — он поднял альбом и медленно пошёл по берегу.

— Ну зачем ты так? — сказал Ким Гошке. — Что он тебе сделал?

— А чего он? Я с утра весь взволнованный, думал, с тобой беда, а он руками машет! — всё ещё запальчиво сказал Гошка, присаживаясь.

— Всегда ты так… сначала руками, а потом уже головой, — недовольно сказал Ким. Ему было очень неловко перед мальчишкой, освободившим его из беды.

— Послушай! — крикнул Ким. — Подожди! Не бойся!

— Ну, что? — мальчик остановился и невозмутимо посмотрел на друзей. — Я не боюсь.

Ким и сам не знал, для чего он остановил мальчишку. Он только чувствовал, что нельзя отпускать его просто так. Надо что-то сказать ему, но что?

— Ты… ты где живёшь? Тебя как зовут?

Мальчишка промолчал, пристально глядя на противоположный берег реки.

— Алёша, — наконец сказал он. — А тебя?

— Ким, а его Гошка. Иди сюда, Алёха, Гошка же не нарочно. Он думал, что ты на меня грозишься. Да ты не бойся, он не тронет.

Алёша спокойно подошёл к друзьям. В движениях его не чувствовалось никакой робости.

— Ты должен извиниться, если хочешь, чтобы я с тобой разговаривал, — сказал он, твёрдо глядя на Гошку.

— Кто? Я? — Гошка открыл рот. Он был так возмущён, что забыл закрыть рот и так остался сидеть с открытым ртом.

— Ты. Если ты, конечно, не трус. Только трусы боятся признать, что они были неправы.

— Я — трус? — Гошка вскочил и вопросительно глянул на Кима, словно спрашивая у него разрешения показать этому нахалу, кто трус.

— Извинись, — сказал Ким. Ему было обидно за друга, и в то же время этот странный мальчишка подавлял его уверенностью в своей правоте.

— Ладно. Чего там… Я же не знал, — промямлил вконец обескураженный Гошка. Первый раз в жизни ему пришлось доказывать свою храбрость не на кулаках.

6. Неожиданные столкновения

Вечерело. Алёша устало выпрямился и захлопнул альбом. Пора домой.

Лёгкий ветер налетел с берега, зашуршал в осоке. Потянуло свежестью. Косые лучи заходящего солнца скользили по поверхности воды, вспыхивая дрожащими искорками на гребешках мелких волн. Казалось, что река покрылась сверкающей золотистой чешуёй. А у самого берега, в тени громадного, как богатырская шапка, сизого валуна, вода была тиха и прозрачна, словно в аквариуме. На самом дне, среди тёмных ошмётков ила, юрились мальки. Медленно покачивалась на воде лягушачья икра. Над жирной зеленью осоки, трепеща синими крылышками, висели стрекозы.

Алёша счастливо улыбнулся. В следующий раз он обязательно захватит с собой краски, чтобы нарисовать всё это: речку в солнечной чешуе, богатырскую каменную шапку, полузатонувшую в зеленоватой воде, тёмный лес за рекой и эту дымчатую каёмку облаков, плывущих низко-низко над зубчатыми верхушками сосен.

Алёша прижмурил глаза и откинулся на спину. Облака стали похожи на неведомую флотилию кораблей с раздутыми парусами. Корабли медленно плывут над лесом. Над рекой. Над селом. Далеко, далеко, к неоткрытым землям. Вот так же уходили в плавание русские моряки на поиски Антарктиды. Михаил Лазарев, мичман Новосильский. Только недавно Алёша прочёл о них в книге «Они были первыми».

Два растянутых книзу четырёхугольных облачка оторвались от стаи и поплыли чуть в стороне.

— Удивительно! — прошептал Алёша, всматриваясь. Он приподнялся, открыл альбом и быстрыми взмахами карандаша нарисовал на чистой странице облака. Но это были уже не облака. Это бом-брамсели шлюпов «Восток» и «Мирный» показались на горизонте, среди бушующих волн океана. Впереди шлюп «Мирный». На капитанском мостике — командир Михаил Лазарев. Рядом с ним мичман Новосильский. «Берег! — кричит мичман. — Берег!»

Лазарев смотрит в подзорную трубу.

Вот она, Антарктида!

Алёша нарисовал чёрные, заснеженные скалы. Ему казалось, что он слышит, как ликуют матросы. Эх, если бы Алёша был тогда с ними! Ведь они первыми из всех людей на земном шаре увидели Антарктиду!..

Прошуршала галька. Прямо на Алёшу бежала по берегу девчонка. Голубой сарафан цеплялся за кусты. Рыжие косички расплелись, и красные ленты вились по ветру за её спиной огненными струйками. Легко перескакивая через камни, девчонка добежала до валуна и взобралась на вершину шапки. Не замечая Алёши, она быстрыми движениями загорелых рук сбросила сарафан и взялась за трусики.

Алёша растерялся. Девчонка не знает, что он здесь. Она думает, что она одна на берегу. Он хотел окликнуть её и растерянно кашлянул. Девчонка мгновенно обернулась и, подхватив сарафан, прижала его к груди.

— Ты кто? — спросила она угрожающе. — Откуда ты взялся?

— Я? Я Алёша…

Девчонка облегчённо рассмеялась, словно то, что у незнакомого мальчишки было имя, делало его безопасным.

— А я Юлька, — сказала она и дружелюбно улыбнулась, сморщив широкий, чуть вздёрнутый нос, густо усеянный веснушками. — А ты дразниться будешь?

— Нет. А зачем? — удивлённо спросил Алёша.

— Не знаю… только все мальчишки дразнятся. Рыжая, Рыжая, будто я виноватая, — Юлька тряхнула головой. Изжелта-красные, словно вымытые в солнечных лучах волосы рассыпались по её плечам.

— Не буду, — твёрдо пообещал Алёша. — Это просто здорово, что ты такая…

— Какая? — Юлька кокетливо прищурилась и спрыгнула с валуна на землю.

— Ну, рыжая, что ли…

Юлька нахмурилась.

— Дразнишься?

— Нет, что ты! — заторопился Алёша, боясь, что девчонка не поймёт его и убежит. — У тебя в волосах как будто солнце навсегда застряло, правда! Я тебя нарисовать хочу. Можно?

— Рисуй, если хочешь, — великодушно согласилась Юлька, польщённая вниманием мальчика. — Я видела, как рисуют. К нам в село в прошлом году приезжал один художник. Только он всё красивых рисовал. Не веришь? Я сама видела. На самом деле она простая, а на рисунке красивая.

— Это он их так видел, — пояснил Алёша.

— А ты меня какой видишь, красивой?

— Нет. Это не то слово. У тебя рот большой, нос… Ну, в общем, не такие, какие считаются красивыми, а вот всё вместе…

Юлька внезапно взмахнула сарафаном, лихорадочно напялила его на себя задом наперёд и зло, сквозь слёзы крикнула: