Барышня-герцогиня - Бартош Тибор - Страница 2

Сказка эта была уроком не только для девушки, но и для герцога. Шел он с девушкой вверх по дороге, к замку, а сам все про сказку думал. А когда пришли, он показал девушке свой замок, картины, все богатство свое, потом повел ее в самую лучшую комнату. Здесь их уже ожидал накрытый стол. Каких только яств на нем не было! Ешь-пей, что душе угодно. Откушали они, и знатный вельможа сказал девушке так:

— Прекрасная Мирикло, теперь я хочу спросить у тебя кое о чем. Случайно я слышал сказку твоей матери, жены вайды, которую она рассказывала, одевая тебя. Я спрашиваю: хочешь ли ты, чтобы конец той сказки был лучше, прекрасней? Одним словом, если бы я попросил твоей руки, пошла бы ты за меня замуж?

Девушка что-то залепетала в ответ: да что может сказать такая девчушка, пусть даже самая красивая. Что она может ответить в такую минуту великому герцогу? Ну, она бормотала, бормотала что-то, наконец все-таки призналась, что она, пожалуй, не против, но только ей не хотелось бы расстаться со своими. Да и отец неизвестно еще что скажет.

Герцог только этого и дожидался! Помчался он вниз по лестнице и потащил за собой девушку прямо к отцу вайде. Ну, значит, сказал герцог вайде все, как полагается.

— Больше ни о чем не будет у вас заботы, господин вайда, навеки останетесь моими гостями и вы, и ваша семья, и весь ваш народ, — так закончил герцог свою речь.

Вайда тут же собрал всех ромов: так и так, мол, герцог хочет взять в жены мою дочку. Тогда они — ромы, значит, — могут остаться гостями вельможи до самой смерти.

Старикам это пришлось по вкусу, как-никак дочь вайды будет герцогиней, а если к тому же и им перепадет что-нибудь, так чего же раздумывать.

Но парни заупрямились; ведь кое-кто из них давно уже ласково поглядывал на Мирикло. А все же сделали так, как порешили старики, ибо вайда ни с кем, кроме стариков, не пожелал советоваться. Сразу же назначили день свадьбы.

И все бы ничего, да парни не могли никак смириться с этим. Ох, и разгорячились они. Недаром в их жилах текла цыганская кровь! Решили они отбить охоту у герцога жениться на цыганке. Поговорили, обсудили все между собой, затем один из них, тот, у кого больше всех чесались руки, подошел к герцогу.

— Женимся, стало быть, господин герцог, женимся?

— Да, браток, видно, время пришло жениться и мне.

— Время пришло, говорите? А можно ли полюбопытствовать, кто эта счастливица?

— Кто? Известно же, дочь вайды, Мирикло.

— Да ну! Вы никак вздумали со мной шутить, господин герцог?

— То, что я говорю, не шутка, это сущая правда.

— Какая правда?

— Сущая правда, говорю тебе.

— А я слыхал, будто вы намерены жениться на своей собственной сиятельной мамаше.

— От кого, парень, ты слыхал это?

— От кого? От самой же вашей сиятельной мамаши в конюшне, на соломе нынче ночью.

— Послушай, парень! Не будь ты моим гостем, я бы тут же на месте искромсал бы тебя.

— Не будь вы хозяином, а я — гостем, я бы давно сделал вас посмешищем.

— Посмешищем?

— Именно.

— Вижу, у тебя в руках добрая палка из кизила. Покажи-ка, на что она годится.

— А вот на что.

С этими словами молодой цыган взмахнул палкой. Уж с чем, с чем, а с палкой обращаться он умел, как все цыгане. Случалось даже, что он укладывал ею до сорока гаджо. И теперь цыган замахнулся так, что ударь он по железу — искры брызнули бы. Да только сам герцог тоже был не промах, драться и он умел. Этому искусству он научился у батраков. Вечерами герцог переодетый уходил из замка на окраину села, к мужикам, он с ними в дружбе был. Так вот, когда цыган на него замахнулся кизиловой палкой, герцог отскочил в сторону, и палка ударилась оземь. Тогда он наступил ногою на конец палки, нагнулся, схватил и давай выкручивать палку из рук цыгана. Не думайте, что это было легко. Чаво держался кремнем! Но видя, что и противник неплох, что силы равны, он прибегнул к уловке. Что он сделал, спросите вы? Взялся за палку возле самых рук герцога. Тот тоже не зевает. Хватает палку за другой конец. Теперь у герцога оба конца. Чаво тоже ухватился обеими руками за два конца. Борются, борются они, а толку все нет. Видать, силы равны.

Так бы и не кончилась их борьба, если бы герцог вдруг не заметил, что он на добрых полголовы выше парня, а раз так, значит, и руки у него длиннее. Не долго думая стал он поднимать палку кверху, вот так, двумя руками, и когда она была уже выше его головы и руки парня напряглись, герцог дернул палку. Парень сорвался. Но он не растерялся, в руке его тотчас же блеснул леградский нож, чури. Борьба шла не на жизнь, а на смерть! Герцог внезапно ударил палкой парня по руке, на руке цыгана показалась кровь, он выронил чури.

— Ну, парень, послушай меня, оставь ты свой нож там, где он лежит. Ни к чему нам кровопролитие. Ты же знаешь, если ранишь меня или убьешь, тебя разорвут мои слуги, а прекрасная Мирикло все равно не будет твоей, даже если бы я того захотел. Будь лучше моим кумом, а чтоб заглушить печаль, ступай, выбери себе в моей конюшне пару лучших коней. Они помогут тебе забыть горе.

Послушался цыган герцога, что еще оставалось бедному цыганскому парню: слово словом, а ведь герцог-то поборол его. Ну, поблагодарил цыган его за честь да и бочком-бочком восвояси.

Свадьба была на следующий день. Колбасники, портные, повара и слуги работали, высунув языки. Такая была спешка! Люди очень любили своего господина — герцога, но если он что-нибудь приказывал, все дрожали перед ним. Так в суматохе прошел день.

На другой день к полудню все было готово. Ромы принарядились, и женщины, и мужчины все свое золото нацепили на себя. Ну, словом, когда все уже было готово, двинулись в путь. Но не думайте, не в церковь они шли, шли они, по валахо-цыганскому обычаю, на зеленую полянку в густом лесу, что рос вокруг замка. Герцог сам не понимал, что делается, но не вмешивался: пусть поступают цыгане по-своему, как знают.

На хорошенькой зеленой полянке поставили на землю образ Марьи. Рядом с образом встал вайда и подозвал к себе невесту с женихом.

— Можешь ли ты, жених, поклясться, что любишь эту девушку? Можешь ли ты поклясться пресвятой Марьей от всего сердца? И ты, невеста, поклянешься ли ты, что во всем будешь послушна своему будущему мужу? А теперь поклянитесь оба от чистого сердца именем пресвятой Марьи, образ которой здесь, перед вами, что вы останетесь мужем и женой до тех пор, пока будете любить друг друга.

После этого вайда соединил их руки и свадебное ществие с пением направилось к замку. Дома гостей ожидал царский пир.

Когда пришел веселью конец — не знаю, сколько дней прошло — неизвестно, ведь свадьбы в те времена тянулись и по полмесяца, — одним словом, когда шумному веселью настал все-таки конец, пришла герцогу в голову умная мысль. Он пригласил к себе из далеких стран знаменитых ученых, чтобы они обучили жену его писать и читать, решил он сделать из нее настоящую герцогиню. И вот со всех окрестностей стали съезжаться в его замок герцоги и вельможи поглядеть на невиданную красавицу, на неслыханную умницу, что поселилась в соседнем замке.

Но в один прекрасный день цыгане исчезли из владений герцога. Не привыкли они к изобилию да к жизни на одном месте, вот и поднялись. Сели в кибитки да и отправились туда, куда солнце светит.

Как ушли цыгане, загрустила барышня-герцогиня. Все стоит у окна, тоскует, глаз не сводит с дороги, словно ждет от этой дороги доброй вести. Но дни шли за днями, а вестей все не было, и герцогиня тосковала все сильней. И напрасно утешал ее герцог ласковыми словами, поцелуями.

Однажды так сказала она своему мужу:

— Мой добрый муж, супруг мой, извела меня тоска. Привыкла я дома к той еде, что моя мать стряпала, не судите меня, за это. Признаюсь, не раз я убегала из замка в табор к ней на обед. И теперь мне так хочется попробовать лепешек моей матери, таких, какие только она умеет жарить, но здесь, среди ваших людей, нет человека, который мог бы приготовить их. А я очень хочу лепешек.