«Литке» идет на Запад! - Юнга Евгений - Страница 19

Плавание с препятствиями продолжалось до острова Русского, где путь к Диксону закрыли паковые поля. Норд-вест гнал льды за корму «Литке» и образовал кольцо, которое примыкало вплотную к острову. Мы снова оказались в ловушке. Аммонал подрывника Рязанкина не оказывал нужного действия. Проход следовало искать только на севере, но за нами в кильватере двигался маломощный лесовоз, и рисковать им было бессмысленно. «Ермак», идущий на помощь «Сакко», зажатому дрейфующим паком около островов Каменева, свернул к нам, попытался форсировать перемычку, но, бессильно отступив, ушел по назначению.

Осталось выяснить ледовую обстановку с воздуха.

Куканов взлетел, взяв запас горючего на четыре часа и наблюдателем секретаря комсомольского коллектива «Литке» — третьего штурмана Петровича. Почти сразу же после подъема самолета внезапно началась пурга, и стало мучительно ясно, что пилот сегодня не найдет нас и, в лучшем случае, сделает вынужденную посадку.

Где?

Мы запросили рации мыса Челюскина и Диксона. Ответы пришли неутешительные: самолета никто не видел.

Значит, один из островов архипелага Норденшельда или одна из многих льдин.

Стамуха у архипелага Норденшельда.

О худшем старались не думать.

К утру переменился ветер, расчистил проход, но «Литке» не мог воспользоваться благоприятной обстановкой.

И когда истекли все сроки, радист «Малыгина» передал, что зеленая птица пролетела к нашей стоянке.

Неужели Куканыч? А что если это «Н-2» Алексеева, идущий с Диксона разыскивать товарища?

Увидел самолет четвертый штурман — Федя Сысоев.

Радостно вопя, он промчался по ледорезу.

Не обращая внимания на леденящий штормовой ветер, мы выскочили на кормовую палубу.

Амфибия как бы стояла на одном месте. Встречный ветер отжимал ее обратно, и пятнадцать миль — видимость с борта ледореза — Куканов одолевал почти полтора часа.

Погрузив самолет на кормовые ростры, мы снялись с ледового якоря.

Продрогшие пилоты рассказали о шестнадцати часах, проведенных на крохотной льдине. Когда, выяснив ледовую обстановку, они повернули обратно, горизонт затянуло пеленой снега. Обмерзли плоскости, самолет отяжелел, и Куканов решил сделать посадку на первое разводье. Два раза он снижался и снова направлял амфибию под облака, выбирая удобное место для ночевки. Наконец поле было найдено. Петрович выскочил на льдину и, обхватив обледенелое крыло, с нечеловеческой силой удерживал самолет, сопротивляясь яростному ветру. Амфибия парусила и рвалась из окоченелых рук. Хотелось отпустить ее, но воля к жизни и желание спасти машину моментально гасили эту мысль.

Помог Куканов.

Они закрепили самолет за ледяное поле, использовав вместо якорей инструменты, оставленные бортмехаником. Пурга продолжала выть. Совсем стемнело. Снег падал клочками мокрой ваты, застывал на цилиндрах мотора. Спать было нельзя. Впрочем, Куканов ухитрился заснуть, а Петрович всю ночь бегал по льдине, осматривая ненадежные швартовы, и, проворачивая тяжелый винт, не давал застыть мотору.

На рассвете пурга стихла. Тогда они обнаружили бутылку эфира, которую положил в кабину «на всякий случай» бортмеханик Куква. Мотор заработал через десять минут. Счастливый исход! Взмыв над торосами, пилоты вскоре заметили дым из широкой трубы «Литке».

Вскоре подошел «Малыгин».

Наше новое амплуа состояло в том, что «Литке» вахтил на диксоновском рейде, обеспечивая благополучное возвращение в Европу через льды Карских ворот фрахтованных иностранных судов, пришедших за лесом в Игарку.

Диспетчерские сводки о движении караванов ежечасно поступали на ледорез. Начальник морской проводки Карской экспедиции капитан Шибинский переселился к нам на борт, доотказа загрузив судовую рацию. Сведения с пароходов поступали тревожные. Один за другим сели на мель в устье Енисея два «иностранца». Первый самостоятельно сошел с переката, второй — английский пароход «Марклин» — основательно застрял у мыса Сопочная Карга.

«Товарищ Сталин», которого мы провели к Диксону сквозь перемычки архипелага Норденшельда, снялся на помощь «Марклину», чтобы перегрузить с него часть палубного леса.

Прошли сутки. Мы крейсировали в Енисейском заливе, надеясь, что облегченный «англичанин» сам сойдет с банки. Тогда задача «Литке» свелась бы к проводке его до острова Белого, за которым катило осенние валы свободное море. Но перекат цепко держал «иностранца». «Марклин» продолжал сидеть на мели.

Малые горизонты воды не позволяли нам подойти к Сопочной Карге. Слишком велик риск: осадка «Литке» на шесть футов превышала глубину переката.

И все же капитан Николаев рискнул, ибо другого выхода не было. Набрасывая лот, «Литке» вошел в реку. Восемь часов подряд велись подготовительные работы. Водолазы осмотрели грунт. «Англичанин» прочно сидел на ровной плите графита.

В полночь двойной тягой — вирая якорь и работая машиной — «Литке» стянул «иностранца» на глубокую воду, и, спасаясь от столкновения с неповоротливым «англичанином», сам уселся на его место.

Хвост вытащили — нос увяз.

Выручили баластные цистерны.

Савва Иванович Пирожков своевременно наполнил их пресной водой в Енисейском заливе, тем самым искусственно увеличив осадку ледореза.

Утром «Литке» снялся с предательской плиты.

Английский капитан нервничал. Он вовсе не собирался так скоро уходить в рейс: каждый лишний день приносил ему пятьдесят фунтов стерлингов.

Лучшая наша бригада — двадцать шесть кочегаров, ученых, матросов и штурманов — непоправимо разбила надежды багроволицого капитана.

Семьдесят кубометров тяжелых брусков находились в трюмах «Товарища Сталина». Англичане рассчитывали на то, что мы уложим бруски обратно на «Марклин» не раньше, чем через трое суток. Такого же мнения придерживался начальник морской проводки капитан Шибинский.

Трое суток были оценены в тысячу рублей валютой!

— Нажмем, ребята, — сказал помполит Щербина, руководивший погрузкой из кормовых трюмов, — покажем класс.

Силы были распределены правильно. Восемь человек укладывали бруски в трюмах «Товарища Сталина», остальные — на палубе «Марклина».

Стропы конвейером ползли вверх.

Веселый бортмеханик Сеня Куква, принимая очередную порцию брусков, кричал английскому чифофицеру, который наблюдал за погрузкой:

— Скиньте, мистер, с ваших счетов еще пару фунтов! Все равно не достанется ни одного пенса!

Девять часов подряд мы работали без перекурок. Ровно через десять часов «Марклин» снялся курсом на Англию…

Близилась полярная зима. Ночи стояли темные, как на юге. По утрам стекло замерзших лужиц прозрачно блестело на палубе. Накаты Карского моря одели жемчужной пеной снежные скалы острова Диксона, короткими ударами терзали брюхатые тела угольных барж, приведенных буксирами с Енисея. Днем за рейдом вились разорванные ветром дымки, ночью прыгали на зыби разноцветные точки бортовых огней: иностранные пароходы плыли проторенной советскими полярниками дорогой к лесным биржам Игарки.

Двадцатого сентября мы вошли в свинцовую котловину Кольской бухты. Симфония приветственных гудков рокотала над Мурманском, билась о гранитные берега залива. Вынырнув со дна, эпроновский водолаз, отдавая честь «Литке», поднял руку к тяжелому колпаку шлема. Матрос стоявшего на рейде норвежского грузовика низко приспустил парадный флаг исконных мореходов, пионеров Арктики. Он склонял его перед краснознаменным кораблем, как побежденный. Ибо под его синим крестом шли в Арктику одиночки, действовали, в силу самой сущности капиталистической системы, на свой страх и риск и неизменно терпели поражение. А наш поход — одно из многих звеньев стройной системы большевистского освоения Арктики. На протяжении шести тысяч миль заполярных побережий мы видели огромное внимание, которое уделяет страна развитию и освоению своих богатых окраин. Там, где недавно была пустыня, мы видели новые порты — Тикси, Челюскин, Диксон, узловые пункты регулярных в близком будущем рейсов сквозной магистрали. Десятки судов большевистских эскадр штурмовали Арктику с востока и запада. Связывая все экспедиции единой линией сквозного пути, победно пронес через двенадцать морей вымпел Советского союза краснознаменный «Федор Литке». И в салюте эпроновского водолаза мы видели частицу радости лучших ударников Мурмана, встречавших нас на портовом причале, отголосок великой радости всей страны, умеющей ценить свою очередную победу.