Окольные пути - Саган Франсуаза - Страница 8

– А я – Арлет, – сказала она. – Арлет Анри. А это мой сын, Морис. А там – папаша, – сказала женщина, указывая рукой на кресло, стоявшее рядом с огнем.

Все повернулись туда, но так ничего и не разглядели, кроме старого одеяла.

– Может быть, мсье-дам хотят пить? – спросила Арлет. «Такое имя скорее подходит девушке легкого поведения, чем этой женщине с лицом в стиле Мемлинга»,[5] – подумала Диана. Потому что в обществе, в котором вращалась мадам Лессинг, было принято, что такие аскетические лица – всегда в духе Мемлинга; Боттичелли – значит, хорошенькие женщины, Босх – сцены кошмаров, Брейгель – пиры и снег, Ренуар – толстушки, Модильяни – худые женщины, а Ван Гог олицетворял собой гений и несчастное сочетание уха, моста и стула…

Четыре путешественника энергично закивали. Уже несколько часов, несмотря на сильные впечатления и неистовое солнце, они ничего не пили.

– Я бы с удовольствием выпила маленькую кружечку все равно чего.

Решившись приспособиться к обстоятельствам, Диана заговорила на языке хозяйки, что с ужасом отметил про себя Лоик.

– У меня есть пастис,[6] местная сливовая водка и, конечно, красное вино, – сказала Арлет без воодушевления и достала из буфета несколько стаканов и три бутылки без этикеток.

– А чего-нибудь безалкогольного у вас нет? – жеманно спросила Диана. – При такой-то жаре!.. Ну ладно, так и быть! После всех переживаний я отважусь попробовать сливовой водки, наверно, для здоровья она лучше всех остальных напитков…

– А я попробую красного вина, слегка разбавленного водой, если можно, – сказал Лоик, приглашая Люс выпить то же, что и он.

– Эх вы, слабаки!

Диана рассмеялась. Подняв стакан, она нахмурила брови, недовольная малым количеством его содержимого, и со снисходительным смешком выпила залпом знаменитую местную сливовую водку. Секундой позже она кашляла, отплевывалась и, спотыкаясь на широких каблуках своих спортивных туфель, быстро обежала вокруг стола, вытянув впереди себя руки и закрыв глаза, как ясновидящая, на которую снизошло вдохновение. Лоик перехватил ее в тот момент, когда она, закончив первый круг вокруг стола, пошла на второй, и силой усадил ее.

– Сливовая действительно крепковата, – признала Арлет.

Пока кашель Дианы затихал, Лоик справился о раненом:

– Как вы его лечите? Вы уже позвонили доктору?

– Здесь нет никакого телефона. Для дезинфекции я плеснула на рану немного сливовой и йода, затем приложила паутину с землей. Пуля не затронула кость и прошла навылет, значит…

– Паутину? От настоящих пауков?

Люс явно переживала за хозяина дома. Брюно нервно закурил и выпустил дым с видом Аль Капоне.

– И все это может очистить рану? – настаивала удивленная Люс.

– Ведь он же до сих пор жив, не так ли? – констатировала мать с несокрушимой логикой. – И вообще могу вам сказать, когда он был еще малышом, он все время падал и ранился обо все острое! Полюбуйтесь, что он натворил сегодня! И это во время уборки урожая! Нашел время! Представляете себе? Во время уборки!..

Диана, вытерев глаза, высморкавшись и восстановив дыхание, нагнулась под стол за своей сумочкой, но внезапно подняла голову к хозяйке дома:

– Боже мой! Арлет, сюда только что вошла курица! Посмотрите!..

Действительно, из-под стола показалась курица и мелкими шажками пересекла комнату. Но Арлет-Мемлинг, бросив равнодушный взгляд на Диану, и не пошевелилась, когда два других пернатых создания, кудахча, с озабоченным видом, зашли в соседнюю комнату. Сопереживание на лице Дианы сменилось неодобрением.

– Мне кажется, мы остановились у кроманьонцев, – сказала она Лоику.

А тот, едва справившись с первым приступом смеха, вызванным предыдущими фразами, начал борьбу со вторым. Тем более что Люс заинтересованно разглядывала кур; взаимоисключающие реакции Дианы и Арлет, должно быть, поколебали великое спокойствие, царящее в ее душе, и она, посматривая на птиц, взвешивала все «за» и «против». «Может быть, она хочет составить собственное мнение, насколько уместно здесь их присутствие», – подумал Лоик. Смех комком застрял в горле и душил его, заставляя щурить глаза и избегать чужого взгляда.

– Я дам вам супа, сыра, – сказала Арлет. – И может быть, яиц. Если эти суки снесли их!.. – добавила она, ко всеобщему удивлению.

Парижане взирали на нее с огорчением и изумлением, как смотрели бы на главу кабинета министров, назвавшего «лопухами» членов своего кабинета. И все трое опустили глаза, приняли непроницаемый вид, как будто услышали в разговоре ляп или неточность. Это доконало Лоика. Он впал в состояние транса, свесил голову, вцепился руками в стул; казалось, он сейчас взовьется метров на сто, но на самом деле он просто старался не упасть.

– Я так давно не ела супа, – заметила Люс с неожиданной меланхолией, которую быстро рассеяла Диана.

– Да, именно суп, но, может быть, протертый супчик, овощной! – сказала она успокаивающе.

При этих словах Лоик, семеня, выбежал из комнаты, ссутулившись и неразборчиво бормоча извинения.

– Это все нервы!.. Запоздалая реакция!.. Что это с ним приключилось?.. Свежий воздух ему не повредит… одиночество…

Ошибочным оказалось лишь последнее утверждение, потому что на телеге Лоик обнаружил труп бедняги Жана, о котором все забыли, и, к его стыду, даже это не могло сразу же остановить его смех. Наконец успокоившись, он вернулся в комнату.

– Вы забыли беднягу Жана на телеге!..

Вскрикнув от возмущения, испытывая угрызения совести, обе женщины встали, повинуясь чувству долга, но сразу же сели, не зная, как подступиться к этому делу.

– Нужно положить его в погреб, – сказал, очнувшись, раненый. – Моя мать покажет вам дорогу.

– Я пойду с ней и подержу лошадей. – Роль дрессировщицы пробудила в Диане чувство ответственности.

– Этого не требуется, они послушны, как ягнята, – сказала Мемлинг, направляясь к двери с усталым видом. Лоик последовал за ней.

Воспользовавшись его отсутствием, Брюно принялся читать Люс нотацию:

– Не думаете ли вы, моя дорогая, что нам было бы лучше добраться до какого-нибудь городка, найти там телеграф, предупредить вашего мужа и отыскать транспорт, чтобы присоединиться к нему?

– Это прекрасная идея. – Люс даже не успела раскрыть рта, как ответила Диана. – И было бы прекрасно, если бы ВЫ туда отправились! Вы ведь мужчина, разве не так? А мы, женщины, очень устали.

– Я разговариваю с Люс!

– А я отвечаю за Люс.

Они обменялись взглядами.

– Если никто из живущих здесь крестьян не согласится на это, – сказала Люс, впервые проявив твердость, – мы не пойдем пешком в темноте. А я слишком устала, чтобы снова ехать в телеге.

У нее был испуганный и несчастный вид, что успокоило ее любовника и еще больше вывело из себя Диану.

– Быстро за суп! – сказала она. – А потом – в постель!

– Я полагаю, мы с Лоиком можем рассчитывать лишь на амбар.

– Только не пользуйтесь случаем, чтобы развратить Лоика, Брюно, – сострила Диана, впрочем, блеска ее ума никто не оценил.

Тем временем вернулись Лоик и Арлет, непохоже было, что они очень уж взволнованы. Затем Лоик ушел с тремя свечами, великодушно подаренными хозяйкой дома, чтобы и мертвому перепала толика света.

– Я проведу первую часть ночи у покойника, – с чувством сказала Люс.

Но стоило ей проглотить суп, сыр и одно яйцо, как она, шатаясь, отправилась вместе с Дианой в пустую комнату, где возвышалась большая кровать. Едва откинув одеяло, они рухнули на нее и тут же заснули. В головах у них висело распятие, а рядом с ними стоял большой кувшин. Несмотря на предсказания Брюно, мужчины также получили комнату и кровать.

Лоик сдернул матрас на пол и устроился на нем, оставив ложе Брюно, который, приняв меры предосторожности, разделся. Лоик с большей охотой подарил бы ему апперкот, чем поцелуй. «Почему педерастам приписывают такой темперамент? – мелькнула у него смутная мысль, прежде чем он закрыл глаза. – Как будто они только и ждут, чтобы наброситься на себе подобных! Что за нарциссизм! В конце концов, сколько же двуличия в человеке!» И с этой мыслью он заснул.