Эпидемия - Сафонов Дмитрий Геннадьевич - Страница 32

Еще одно легкое нажатие на акселератор — и машина выстрелила, как из катапульты, оставив БМВ далеко позади. Сирена продолжала истошно реветь.

Через несколько минут они съехали с кольцевой автодороги на радиальное шоссе и помчались в город.

Кашинцев глазел по сторонам, понимая, что он обязательно увидит что-нибудь интересное. Столица может жестоко относиться к людям: она может отбрасывать стариков за черту бедности; принимать десятки тысяч наивных «лимитчиков» и безжалостно перемалывать их своими жерновами; выстраивать на панели ряды дрожащих простушек, выставляющих на продажу свой единственный товар — тронутое венерической червоточиной женское естество; может сталкивать бомжей в жестокой борьбе за пустые бутылки и содержимое мусорных баков; она может позволить разворовывать себя людям с бегающими глазами и ловкими руками; заставлять безмолвных азиатов чесать дворницкими метлами ее семигорбую спину; может покрываться убогими коростами панельных новостроек; прихорашиваться, глядя в мутное, с бензиновыми разводами, зеркало Москвы-реки; карать и миловать; лелеять и бить наотмашь; возносить до небес и втаптывать в грязь; она не может лишь одного — оставить своих жителей без увлекательного и жестокого зрелища.

Так было и на этот раз. Справа за высокой металлической оградой показался Тушинский вещевой рынок, «Волге» пришлось волей-неволей замедлить ход, потому что слева стояло множество автомобилей, принадлежащих различным аварийным службам.

— Что это там? — спросил Кашинцев.

— Авария в метро, — обернувшись, ответил Валерий Алексеевич; по лицу его было видно, что он не хочет распространяться на эту тему[1] . — Мы почти приехали.

— А-а-а… А я-то думал, что самое проблемное метро — у нас, в Питере, — не без гордости сказал Кашинцев.

— У нас тоже проблем хватает, — сказал Валерий Алексеевич. Это выглядело по меньшей мере странно — словно они хвалились друг перед другом, в какой из столиц тяжелее и опаснее жить. Наверное, куратор понял это и вовремя спохватился. — Но мы справляемся.

— Ну да. И мы тоже, — Кашинцев как настоящий патриот родного города не оставлял Москве ни единого шанса на первенство.

За вещевым рынком началось летное поле, потом машина въехала в тоннель, проложенный под каналом, и, миновав его, стала притормаживать.

— Это здесь, — сказал Валерий Алексеевич.

Невысокие корпуса, обнесенные бетонным забором. Типовая больница. Но сейчас в ней было кое-что необычное. На улице стояли тяжелые грузовики, крытые брезентом, а вдоль забора выстроились цепочкой молодые ребята в милицейской форме — солдаты-срочники из внутренних войск.

Кашинцева подмывало спросить, что это означает, но он сдержался.

«Волга» остановилась на пятачке перед главным входом, где было полно машин с государственными номерами голубого цвета и мигалками на крышах. Валерий Алексеевич по-прежнему молча вышел, и Кашинцев побежал за ним.

Дорогу им преградил прапорщик с автоматом на плече, но куратор показал ему удостоверение, и прапорщик, взяв под козырек, отступил. Кашинцев смотрел по сторонам, не веря глазам.

Первый этаж корпуса напоминал декорации к фантастическому фильму. Люди в защитных серебристых костюмах и шлемах, похожих на скафандры космонавтов, носились по длинному коридору. Один из них подскочил к Валерию Алексеевичу и Кашинцеву и стал что-то говорить: голос, искаженный мембраной респиратора, звучал неразборчиво. Но куратор понял, кивнул и повлек за собой Кашинцева в направлении, указанном «астронавтом».

— Нам нужно переодеться, — сказал он.

— Что здесь происходит? — спросил ошеломленный Кашинцев.

— Как что? Эпидемия… — пожал плечами Валерий Алексеевич.

— Что, уже так много заболевших?

— Пока, слава Богу, нет. Но ведь надо быть готовыми ко всему. Первый больной поступил именно сюда, поэтому было принято решение устроить на базе второй инфекционной больницы что-то вроде полевого госпиталя. Персоналу запрещено покидать территорию; на улице, как вы видели, выставлено оцепление… В общем, мы тоже работаем.

— Стоит признать, оперативно.

Валерий Алексеевич пристально посмотрел Кашинцеву в глаза.

— Слишком многое поставлено на карту.

— Да… Я понимаю.

— Игорь Константинович… — куратор быстро оглянулся, желая убедиться, что их никто не слышит. Кашинцев весь обратился в слух; он понимал, что, может быть, ради одной этой минуты откровения Валерий Алексеевич и привез его сюда. — Я знаю, что все это выглядит глупо… и нелепо… Иногда так бывает: даже в пределах одной организации могут быть разные приказы. Информацию о механизме активации вируса блокируют на самом верху. Возможно, в это время они тоже принимают какие-то меры… И, как вы сказали, исключают активирующий фактор из цепочки. Возможно… Но… Пожалуйста, не расслабляйтесь. Приложите все усилия. Сделайте все, что в ваших силах. Это мой город. И мои земляки. Нас — десять миллионов, включая мою семью. Помогите нам, пожалуйста.

Кашинцев стоял, не зная, что и подумать. Валерий Алексеевич, такой немногословный и сдержанный, просил его о помощи. Это было так трогательно… И непохоже на все, что он знал об организации, в которой служил его куратор…

— Валерий Алексеевич! Простите за нескромный вопрос: вы кто по званию?

— Это имеет какое-то значение?

— Конечно. Хорошо, если б вы были полковником. Тогда на старости лет я бы рассказывал внукам, что у меня на плече рыдал полковник КГБ.

Куратор улыбнулся.

— А вы утирали ему слезы большим клетчатым платком? Да?

— Не хочу вас огорчать: платка нет. Привык обходиться пальцами.

— Я вам подарю, как только все закончится.

— А смысл?

— Иначе некому будет рассказывать про рыдающего полковника. Девушки с подозрением относятся к молодым людям без носовых платков.

— Да? Наверное, это единственная преграда на пути к семейному счастью. Ведь в остальном я в полном порядке, не так ли?

Из большого зала, расположенного по левую сторону коридора, показалось одетое в скафандр существо. Оно что-то говорило и размахивало руками.