Шериф - Сафонов Дмитрий Геннадьевич - Страница 65

Лучше он сделает так: разобьет из рогатки витрину и потом протиснется между прутьями решетки, пока его размеры еще позволяют это сделать.

Микки отошел от стекла подальше, зарядил в рогатку самый большой камень и натянул жгут. Бац!

Стекло со звоном осыпалось на землю.

Зеленоглазый подошел ближе, ботинком разбил острые осколки, торчащие из рамы. Над он как можно бережнее относиться к телу. Оно не должно умереть раньше, чем он справится с поставленной задачей.

Зеленоглазый попробовал просунуть голову между прутьями. Не пролезает! Он слишком вырос. Первым порывом было размахнуться как можно сильнее и с силой всадить череп между прутьев. Но секундный порыв быстро утих. Нельзя поддаваться эмоциям, он должен быть рациональным.

Зеленоглазый снял с себя куртку и остался в одной рубашке, это оказалось непросто: мышцы поминутно сводило, но он справился. Микки скрутил куртку в толстый жгут и обвязал им два соседних прута. Затем отошел от магазина и стал искать одно нехитрое приспособление, которое поможет ему проникнуть внутрь.

Он подошел к кустам сирени, посаженным перед фасадом, обогнул здание с торца и оказался на заднем дворе. Здесь стоял большой железный бак с мусором. Он услышал писк и уловил быстрое движение: крысы, почувствовав его приближение, бросились врассыпную, словно серые мохнатые шарики ртути. Он не стал гнаться за ними, в магазине его ждала добыча получше.

Зеленоглазый осмотрел бак со всех сторон, открыл тяжелую крышку. Крышка с грохотом ударилась о заржавленную боковину, кое-где покрытую зеленой отслоившейся краской. Микки с головой залез в мусор и долго в нем копался. Наконец его старания были вознаграждены. Он нашел то, что ему было нужно. Кусок старой водопроводной трубы длиною почти в метр.

Он улыбнулся (кратковременное напряжение отдельных мышц лица у представителей низшего разума может выражать те или иные эмоции, сейчас он все делал правильно — растягивал уголки рта, это значит — хорошо).

Зеленоглазый вернулся к разбитой витрине, вставил трубу в тряпичное кольцо, охватывавшее соседние прутья, и принялся крутить ее по часовой стрелке. Жгут постепенно натягивался, крутить становилось все тяжелее и тяжелее, но… Прутья сдвинулись с места и стали сближаться.

Зеленоглазый крутил, пока хватало сил. Наконец он решил, что достаточно, вытащил трубу и развязал тряпичный жгут. Накинул его на соседние прутья и проделал то же самое.

Теперь в решетке появилась большая дыра. Он просунул сквозь нее голову, затем — по очереди — руки, перевернулся на спину и ухватился за верхнюю перекладину, связывавшую прутья решетки. Без труда подтянулся и протиснулся целиком.

Зеленоглазый легко спрыгнул на пол и втянул чуткими ноздрями воздух. Сначала разнообразие запахов сбивало с толку, но потом он выделил нужный. В файлах памяти это значилось как «идеальный продукт для питания белкового носителя». И даже то, что представители низшего разума обычно выбрасывали как отходы, сейчас представляло для него особую ценность. Уж он-то не будет это выбрасывать.

Микки пошел на запах. Он прекрасно видел в темноте, но, ориентируясь на запах, он найдет это гораздо быстрее. Уже нашел, теперь он увидел то, что искал. Зеленоглазый рванулся вперед и с жадностью набросился на еду.

В этот момент в магазине вспыхнул яркий свет, и грозный голос (в котором чуткое ухо легко могло уловить дрожь испуга) крикнул:

— Стой! Ни с места! Или я стреляю!

Микки ощерился. (Представители низшего разума определяли это как «угрожающую презрительную улыбку». Работают те же мышцы плюс еще несколько: опускающие угол рта, круговые мышцы глаз, скуловые, лобные и мышцы гордецов.)

Он повернулся на голос.

Васька Баженов сидел на диване, забившись в угол, подтянув колени к животу.

По телевизору шел его любимый сериал — про комиссара Рекса.

Но сейчас этот фильм пугал его, как пугал бы любой фильм, в котором упоминалось про собаку.

Он-то как никто другой знал, что рассказ Тамбовцева про бешеного пса — вовсе не выдумки. Он видел этого пса. И теперь очень боялся, что отец не справится с ним, не успеет выстрелить. Перед глазами у него стояла картина: отец, веселый и сильный, тихонько, стараясь не шуметь, пробирается запутанными лесными тропками, ловит каждый звук, следит за каждой веткой, а из кустов за ним наблюдают два зеленых горящих глаза, выжидают удобного момента для внезапного нападения. Отец крадется, не подозревая о грозящей опасности, он думает, что бешеный пес мчится напрямик, не замечая ничего вокруг, но этот не таков, он очень хитрый… И безжалостный. Он большой, черный, с густой шерстью, и из его зубастой пасти течет черная вязкая слюна.

Но еще больше, чем пса, Васька боялся Петю. Старого друга — Малютку Джона. Потому что с Петей было что-то не так.

Он хотел рассказать обо всем отцу, но что-то его остановило. Что? Он боялся, что отец не поверит ему? Нет. Вряд ли только это. Просто он… Он был очень сильно напуган.

Едва они миновали городское кладбище, как с Петей что-то произошло. Он застыл на тропинке, не в силах пошевелиться. Он сказал, что слышал голос. Тогда Ваське показалось, что это ерунда. Пустяк, не заслуживающий внимания. Подумаешь, показалось. Когда играешь, всегда входишь в роль. А если игра настолько интересная, что захватывает целиком, то порой забываешь, где правда, а где — вымысел. У них с Петей игра была интересной: в Робин Гуда и его друзей-разбойничков. Особенно, конечно, интересной тем, что Робин Гудом был непременно Васька, а Петя послушно исполнял все прочие роли.

Они дошли до хижины Лесного Отшельника и были непривычно удивлены царившей там тишиной. Обычно в хижине кто-то был: или хозяин, или его пес. Сам Иван всегда был приветлив с детьми. Это к взрослым он задирался, а с детьми играл с большим удовольствием: помогал делать рогатки и луки, показывал тайные тропы кабанов и поляны, полные земляники. Он рассказывал страшные истории, от которых мороз шел по коже: например, про таинственный лесной пруд, в котором живет динозавр. Правда, никто другой из жителей Горной Долины этого динозавра не видел, потому что не видел и самого пруда. Отец, чтобы убедить Ваську, даже показывал карту, на которой не было никакого пруда — только зеленые пятна лесов, окружавшие город со всех сторон. Васька кивал, но карту всерьез не принимал, в десять лет охотно веришь в динозавров.