Метро - Сафонов Дмитрий Геннадьевич - Страница 54

Она молилась, хотя сама не понимала этого.

«Что угодно! Что угодно, лишь бы они были живы! Лишь бы я могла еще раз их увидеть!»

Она не замечала, что мысленно произносит «их», не разделяя Гарина и Ксюшу. Только сейчас она поняла, что, оказывается, они нужны ей оба. Эта связь – между мужем и дочерью – была такой прочной и неразрывной, что не могла быть просто придуманной. Она существовала сама по себе, независимо от Ирины.

И Ирина знала, в чем тут причина. Гарин и Ксюша были связаны между собой не только через нее; было что-то еще, натянутое между ними, как тугая струна, соединявшее их напрямую.

«Все очень просто, – поняла Ирина. – Она – его дочь. А я… Дура. И я готова на все, лишь бы с ними ничего не случилось».

Но с ними уже случилось.

Этот крик отчаяния, который она бросила в телекамеру, был обращен даже не к людям, а к Нему. Глупо! Словно Он и без телевизора не знает, что творится на земле и под ней.

Но все же это был не только крик – еще и мольба. Просьба.

«Господи! Лишь бы с ними все было хорошо!»

Дождь еле моросил. Холодные капли стекали по ее лицу, смешиваясь со слезами.

Ирина полезла в сумочку, чтобы достать платок. Рука случайно наткнулась на телефон, и она отдернула ее, будто обожглась. Мысль о том, чтобы позвонить Константинову, показалась ей предательством. Предательством даже не по отношению к Гарину, а к Нему. Это же нелепо: просить у Него помощи и тут же звонить… Нет!

Ирина не стала искать платок. Она застегнула сумочку и смахнула слезы рукавом.

Перед «Тушинской» уже почти никого не было, кроме милиционеров, стоявших в оцеплении. Внезапно строй дрогнул, и они расступились, пропуская кого-то.

Ирина почувствовала, как бешено забилось сердце. Этому измученному комку мышц было так больно и так сладко, что Ирина поневоле остановилась.

«Если это не они, я сейчас умру», – подумала она. И приготовилась умереть. Потому что чудес не бывает. Наверное.

Первым вышел спасатель. Он что-то говорил по рации, но Ирина не могла разобрать что именно: все заглушал вой сирены «скорой помощи», несущейся к станции. Белая «Газель» с красными полосами запрыгнула на бордюр, почти не притормаживая. Машину тряхнуло, и она громыхнула, как пустой холодильник.

Из кабины выскочил врач и распахнул боковую дверь.

Спасатель убрал рацию и обернулся. Он кого-то ждал.

И Ирина ждала.

Показались парень и девушка. Девушка шла еле-еле, и ее голова качалась из стороны в сторону, как цветочный бутон на тонком стебле. Парень бережно поддерживал ее за локти, будто не вел девушку, а нес хрупкую фарфоровую вазу.

Врач в синей форменной куртке стоял, придерживая дверь «скорой», и терпеливо ждал, когда они подойдут.

Потом появился мужчина в грязном костюме. Ирине бросился в глаза галстук, обмотанный вокруг его правой ступни и волочившийся по асфальту, как язык повешенного.

Ирина вздрогнула. Она не сразу узнала мужчину, настолько он был не похож на того бравого и уверенного в себе Константинова, которого она привыкла видеть. Она подавила невольный вскрик, зажав рот ладонью; хотела броситься к нему и… осталась на месте.

За Константиновым вышла женщина в грязном пальто. Ее редкие седые волосы слиплись и лежали на плечах, как куски проволоки. Женщина прижимала к груди маленькую вислоухую собачку, и та благодарно лизала ее загрубевшие красные руки.

«Дама с собачкой» вдруг хрипло рассмеялась и обернулась к тому, кто шел за ней следом.

– Идиот проклятый! Сейчас бы самое время сделать пару хороших глотков, чтобы согреться. Но ты знаешь… Я не сержусь на тебя. Мы ведь еще выпьем вместе, правда?

Ирина не могла видеть, к кому она обращается, но ее сердце сжало радостное предчувствие.

Ощущение того, что все неслучайно, что все имеет свой, скрытый до поры смысл, было таким сильным, что она не могла сделать ни шагу. Она откуда-то знала, что самое главное – впереди.

Ирина была так убеждена в этом, что, когда из перехода показалась знакомая фигура, она не сразу поняла, что это? Мираж? Призрак? Плод разыгравшегося воображения?

– Гарин… – всхлипнула она.

Это был Гарин. Тот же самый – и какой-то другой.

Он нес на руках Ксюшу.

Врач помог парню усадить девушку в «скорую», потом подсадил Константинова.

Гарин подошел к машине и что-то сказал. Ирина увидела, как Константинов послушно кивнул и отвернулся. На него было страшно смотреть: лицо распухло и превратилось в один огромный синяк. Из ноздрей к подбородку тянулись две бурые засохшие дорожки.

Гарин опять что-то сказал и толкнул Константинова в плечо. Тот снова закивал. Гарин развернулся и отошел от машины.

И тут Ирина не выдержала. Все происходящее не было сном. Все это было наяву.

– Андрей! Ксюша! – закричала она и бросилась к ним.

Гарин вздрогнул и стал озираться. Он увидел бегущую Ирину, нахмурился, вернулся к «скорой» и захлопнул дверь.

Разбитое лицо Константинова скрылось за белой занавеской, и Ирина вдруг поняла, что нисколько об этом не жалеет.

– Потише, мать. У нее сломана рука, – сказал он, отстраняя Ирину.

– Гарин… Я… Ксюша! Девочка моя! – мысли путались в голове, она хотела что-то сказать и никак не могла понять что.

– Ты на машине? – спросил Гарин.

– Да… – Ирина похлопала себя по карманам, связка ключей звякнула, подтверждая ее слова.

– Пошли. Нам надо в травмпункт.

Ирина побежала вперед, то и дело просительно заглядывая им в глаза.

– Боже мой! Боже мой! – говорила она.

Они миновали «Макдоналдс» и вышли к перекрестку. Ирина нажала на кнопку сигнализации, машина подмигнула и призывно пикнула.

Дойдя до машины, Гарин опустил Ксюшу на землю.

– Ира, – сказал он. – Я все знаю. Мы с тобой наделали столько глупостей… Наверное, мы оба в этом виноваты. Кто-то больше, кто-то меньше… Но не в этом дело. Послушай! У нас есть дочь. Может быть, попытаемся начать все с начала? А? Я понимаю, я тоже не ангел. И я слишком далек от идеала. Он сможет дать тебе гораздо больше. Это так. Но он никогда не отдаст тебе последнее. И… Если это имеет для тебя хоть какое-нибудь значение, давай забудем все и начнем с чистого листа. Как ты на это смотришь?

Ирина плакала, сама не понимая, чего в этих слезах больше – горечи? Или радости? Любви? Или печали?

Она кивнула.

Да. Так сказал бы Гарин. Вчерашний и даже утренний. Гарин, проживший на свете тридцать пять лет – вплоть до восьми часов девятнадцати минут двадцать первого сентября, еще до того, как он вместе с дочерью сел в поезд, идущий в никуда.

Но он уже был другим.

Дойдя до машины, Гарин опустил Ксюшу на землю.

– Я все знаю, – сказал он. – Ты – мерзкая и подлая тварь. Я жалею только об одном: что Ксюша будет с тобой. Наш самый гуманный в мире суд, к сожалению, редко оставляет ребенка отцу. Это – ужасная ошибка, но, надеюсь, когда-нибудь будет по-другому. Ксюша – разумный человек; рано или поздно она поймет, кто есть кто, и ты останешься со своим мерзавцем, потому что ничего другого не заслуживаешь. А потом и он тебя бросит. Поверь мне, так и будет. Нельзя построить свое счастье на чужом несчастье. Вот так вот. Подруга…

Ирина заплакала от злости, от обиды и от досады на то, что он во многом был прав.

Гарин отвернулся и больше на нее не смотрел.

– Поехали! – сказал он.

Но это – тоже был иной Гарин. Не сегодняшний, проживший на свете тридцать пять лет – вплоть до девяти часов восемнадцати минут двадцать первого сентября, когда он вместе с дочерью вышел из ада, царившего под землей.

Он был уже другим.

Дойдя до машины, Гарин опустил Ксюшу на землю.

– Дай мне ключи, я поведу, – сказал он.

– Ты? – растерянно спросила Ирина. – Ты же не водил уже… лет семь, не меньше.