Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под з - Титаренко Евгений Максимович - Страница 42

В деревнях после одного такого концерта с месяц все мальчишки показывали друг другу фокусы, перебрасывались какими-нибудь деревяшками вместо тарелок или занимались акробатикой, как после приезда последней пары, когда женщина вдруг скинула платье и, почти голая, стала такое выделывать, что дух захватывало, будто она резиновая — без костей.

До войны, говорят, в клубе танцевали под гармонь или под гитару: «Таня, Танюша, Татьяна моя…» В войну парней в деревне не осталось. А после войны вернулось несколько человек, да и те потом уехали. И редко-редко, уговорив Славку белобрысого попиликать на хромке вальс, в клубе собирались одни девчата и подолгу вальсировали, обнявшись друг с другом.

Но все-таки чаще всего приезжал в деревню на своем Серко Володя-киномеханик. Вешал на дальнем узком простенке экран из двух простыней, приворачивал к лавке динамо, которое желающие крутили весь сеанс, устанавливал аппарат и под завораживающее жужжание динамо-машины начинал тут же склеивать разорванную где-то на предыдущем сеансе ленту.

— Сейчас, сейчас будет порядочек, — говорил он.

И все знали, что действительно порядочек будет. Володя считался своим парнем, и взрослые обращались с ним по-приятельски, иногда просили прокрутить интересный кусок еще раз. Володя прокручивал.

Борьба за первенство

Сеанс обыкновенно начинался с темнотой, и до начала его было еще часов пять. Белоглинцы рассчитали правильно. Враг не успел сосредоточить свои силы. В пустом клубе суетились только два одногодка Борьки конопатого — жалкий авангард рагозинцев. Пропищав испуганными голосами, что три первых ряда уже заняты, хотя в клубе не было еще ни одной лавки, авангард выскочил через ближайшее окно на улицу и побежал рассказывать, как белоглинцы всей кучей напали на них и с каким трудом удалось им вырваться.

Конечно, по щелчку в затылок им досталось бы. Но так как на сближение авангард не пошел, Петька только свистнул ему вдогонку.

Быстро втащили две лавки, одну длинную, одну короткую, втиснули их рядышком, на расстоянии двух метров от экрана, и уселись все двадцать пять человек в один ряд. Ставить лавки ближе к экрану Володя-киномеханик запрещал, чтобы на экране не мелькали головы впереди сидящих.

Сам Володя куда-то ушел к этому времени. Лишь вывесил экран да установил зачехленный аппарат, а динамо не прикрутил, чтобы не сломали.

Белоглинцы долго еще шумели, возбужденные, а потом устали и, глядя на экран, стали переговариваться вполголоса по двое, по трое. Для того, кто знает цену кино, экран никогда не бывает пустым. Вот в том месте, где теперь видна желтая полоса, появятся цепи беляков, а там, где ползет муха, — как раз и будет лежать Анка-пулеметчица. Экран живет каждой своей складкой, каждым пятнышком.

Рагозинцы собрались и пришли только часа за четыре до начала сеанса. Загалдели, выстроившись сзади, потом немного утихомирились, и Васька-малыга начал переговоры:

— Вас предупреждали, что три ряда занято?

Петька и Никита сочли ниже своего достоинства поворачивать головы к противнику: они сами недавно приобщились к героизму, так что в ожидаемых событиях на экране будет чуточку и про них. Во всяком случае, так должно было казаться остальным. И этим упорным своим безразличием путешественники еще больше наводили всех на мысль о своей сопричастности к героизму. (Анка ведь тоже зря не колготилась…)

— А лавок-то не было! — ухмыльнулся через плечо Мишка.

— Ну и что ж, что не было? — спросил Малыга.

— А что вы занимали, если не было? — спросил Владька.

— Рыжих не спрашивают, — отрезал Малыга, явно желая обострить обстановку. — Вас предупреждали, что два ряда занято?

— Я вот тебе за рыжих! — сказал Владька.

И рагозинцы сразу понадвинулись вплотную на белоглинцев.

— Мы предупреждали, мы предупреждали! — завизжал появившийся откуда-то авангард.

— Ничего не предупреждали! — выкрикнул Мишка.

Мишка ухватил одного из представителей авангарда за челку:

— А ну, говори!

— Честное слово!.. — захныкал авангард.

Никита и Петька не оглядывались. В клубе так и так драки не будет. Года два назад не выдержали — сшиблись и всей толпой были изгнаны из клуба. Додрались на улице. А потом сидели у окон на траве и слышали только музыку да взрывы. Шел фильм «Два бойца». Так в памяти у всех и осталось, что «Два бойца» — это непонятная комбинация разговоров, музыки и взрывов.

Рагозинцы галдели целый час, вспомнили и про «белоглинскую шпану», и про облаву на рыжих и очень туманно заявили, что путешественников у них в Рагозинке сколько угодно, что даже один у них сбежал в Турцию, воевать… Но уж это было такое вранье, что не стоило на него отвечать.

С час рагозинцы галдели стоя, размахивая кулаками у самых белоглинских носов, потом кто-то сообщил, что приближаются курдюковцы. Рагозинцы быстро втащили лавки, заняли ряд с половиной за спиной белоглинцев и стали галдеть сидя.

Курдюковцы понимали, что явились с запозданием, и не галдели. Следующими расселись туринцы. Туринцы вообще редко скандалили. Пока они узнавали о предстоящем сеансе, лучшие места всегда бывали уже занятыми, и туринцы невольно смирялись с этим.

За час до начала сеанса пришел Володя-киномеханик. Собрал у представителей деревень деньги за все общество и стал у входа. Начали прибывать взрослые. Потом, когда стало темнеть, Володя доверил билеты Федьке дядьки косого Андрея, сам в несколько минут установил динамо, и под жужжание мотора в клубе зажглась над киноаппаратом электрическая лампочка. На электрическую лампочку, как и на экран, тоже можно глядеть без конца. Будто подмигивает она и будто разговаривает с тобой.

Эта лампочка и погубила белоглинцев. Лампочка да еще то, что на лавках для десяти — двенадцати человек они уселись все двадцать пять, и потому сидели, как сжатая пружина. Если, например, взять тугую пружину и сжимать ее между ладошками, она будет все напрягаться, напрягаться… Но стоит кому-нибудь сунуть в нее пальцем со стороны, как, взвизгнув, она вылетит из рук, и тут уж ее ничем не удержишь.

Неожиданно упереться ногами в зад впереди сидящего и толкнуть его с лавки, а самому в том же рывке усесться на его место — прием этот был не новым, но употреблялся он обыкновенно в самом начале сеанса, когда гасла лампочка, но еще не вспыхивал экран. Потом все уже накрепко хватались за свои лавки, и хоть ты десятью ногами упрись — никого не сшевельнёшь.

То ли у рагозинцев был уговор с туринцем, что крутил динамо, то ли еще что — лампочка вдруг погасла прежде времени, и в тот же миг сработала закономерность напряженной пружины: все белоглинцы очутились на полу. Свет опять вспыхнул через несколько секунд, но к этому времени в первом ряду уже сидели рагозинцы, во втором — рагозинцы и курдюковцы, в третьем — курдюковцы и туринцы. На первой лавке из белоглинцев остался один Колька тетки Татьянин, который вообще ни на мгновение не переставал держаться за свое место. Однако, увидев, что остался в одиночестве, Колька сам спешно покинул драгоценную лавку.

Петька вскочил с полу и ринулся было на агрессоров, но вовремя сообразил, что затевать, сейчас драку, на виду у взрослых, — верное средство быть выставленным из клуба. К тому же все ряды теперь были заняты автоматически сместившимися вперед курдюковцами и туринцами.

— Встречу — убью, — пообещал Петька Малыге.

— Молчи, путешественник! — с оттенком уважения обозвал его Васька-малыга.

Петька на минуту забыл о своей загадочности. И, сразу опомнившись, с достоинством отвернулся, с достоинством отошел и сел на полу перед самым экраном. Никита сел рядом. И все белоглинцы уселись вплотную на полу. Ничего не поделаешь — прием был незапрещенный: сел — держись за место, не зевай. И белоглинцы повякали немножко только для самоуспокоения. Лишь Колька тетки Татьянин снова и снова повторял, как его «р-раз!», а он — «х-ха», его — «р-раз!», а он — «ни-ни!..» Короче говоря, половина Рагозинки навалилась сзади на Кольку, но Колька выдержал, как монолит, на своем законном месте в первом ряду. Он только из принципа присоединился к своим.