Тень Ветра - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 84

Боевой робот! Пусть примитивный, зато с весьма приличным вооружением! И без всяких комплексов вроде Первого Закона роботехники! Способный палить в человека! Остряки, ничего не скажешь!

Последнее соображение относилось уже к конструкторам “Кибернетик Юнион”.

Никто никогда не создавал боевых роботов. Были системы управления огнем, были ракетные комплексы и сети – “Арес”, “Ариман”, “Георгий Победоносец”, “Вальхалла”, “Апокалипсис”; была автоматика на боевых машинах и космолетах, были тактические и стратегические компьютеры, мобильные и наземные, способные командовать армией или разыграть войну на сорок ходов вперед. Но роботов не было. Робот – это не компьютер и даже не танк, снабженный компьютером; робот в определенном смысле эквивалентен человеку, в данном случае – солдату. Он должен опознавать своих и чужих, управляться с любым оружием, оценивать обстановку, знать, когда идти в атаку и когда отступать, когда уместны героизм и самопожертвование, а когда лучше удариться в бегство. Словом, он должен не только действовать, но и думать!

Но системы искусственного интеллекта при всей миниатюрности микросхем были пока что громоздкими и не могли тягаться с человеком на поле брани. Во всяком случае, героизма они проявлять не умели и своих от чужих отличали с большим трудом – обычно не по внешности, а с помощью паролей. Война же – как, впрочем, и полицейская служба – была столь непростой формой человеческой деятельности, что ее механизация в низовом звене казалась полной фантастикой.

Все это Саймон знал, но знал и другое – совсем несложно сделать робота, палящего по любой живой мишени – или, к примеру, по двуногой. Задачу можно упростить, запрограммировав такую тварь на поражение всего, что движется и шевелится… Вероятно, в “Кибернетик Юнион” пошли таким путем – если вспомнить про сожженного краба-уборщика.

Саймон пнул ногой прожженный корпус, сплюнул и дворами выбрался к проспекту. Дворы утопали в зелени и цветах, лилиях и ярких осенних георгинах, а ближе к тротуару стоял киоск с прохладительными напитками, под серебристым тентом, в окружении карликовых пальм. Тут Саймон дождался подбитого робота, влепив ему полный заряд в ребристое брюхо. Все же у партизанской тактики есть свои преимущества, подумал он, довольно усмехаясь; потом вызвал новый глайдер (на сей раз – “Линкольн-Фрегат”) уселся в него и покатил к холму. Мимо парков и роскошных зданий, мимо суетившихся у обочин уборщиков, мимо двух застывших тварей и двух статуй с Божественной троицей, готовой творить и судить. В этом таилась какая-то нелепость, и Саймон, наморщив лоб, понял, что именно его раздражает. Стоило ли трудиться и создавать Вселенную, а в ней – человека, чтоб затем выпустить в мир уйму всяких грехов и предать согрешивших Страшному Суду?… Вариант первородного хаоса или всеобщего и неизменного рая казался ему более логичным. Но на сей счет у богов, у Иеговы, Аллаха и Будды, было свое мнение.

Дешифратор, прилипший к двери под арками с Десятью Заповедями, переливался зеленым – верный знак, что замки и запоры не устояли. Саймон приладил за плечами ранец, толкнул тяжелую створку и вошел. В руках его хищно покачивался разрядник – ни дать ни взять сатана, попавший в храм. Но стрелять было не в кого; многоногие машины не появлялись, и под гигантским куполом, вознесенным на стометро-ную высоту, царили мрак и тишина.

Поколдовав немного над своим браслетом, Саймон дал команду включить свет. Люминесцентные светильники опоясывали круглый зал кольцом; стены его были гладкими, пустыми и суровыми, но на полу, выложенная всеми оттенками алой, красной и багряной смальты, сияла картина грядущего Апокалипсиса. В дальнем конце, напротив врат, высился крест с распятым Христом и небольшая кафедра на подиуме из черного камня. Больше ничего. Строгое убранство храма как бы контрастировало с уютным, мирным и зеленым городом Авалоном, напоминая про тщету земных усилий и грядущий День Расплаты.

Слева и справа от Саймона были глубокие ниши с распахнутыми настежь дверями. Он осмотрел их. За каждой дверью изгибались коридоры к левой и правой башням; одна служила местом заседания Конклава, в другой размещалась канцелярия. Немного поколебавшись, он свернул в правый проход и почти сразу же натолкнулся на лестницу, скрытую скругле-нием стены. Серый мрамор, широкие ступени, один пролет и площадка в конце… Саймон, озираясь и прислушиваясь, спустился. Площадка встретила его мертвой тишиной и неярким светом, что струился из молочной полусферы у потолка.

Еще три двери – прямо, слева и справа, все закрытые. Оглядев их, Саймон пробормотал:

– Налево пойдешь – принцессу найдешь, направо пойдешь – в кабак попадешь, прямо пойдешь – головы не спасешь.

Принцесса была лучшим из вариантов, и он, усмехнувшись, повернул клевой двери.

За ней раскрывалась широкая галерея с амбразурами у потолка; к амбразурам тянулись наклонные металлические помосты, а напротив них стояли многоярусные стеллажи – таких габаритов, что на каждой полке разместился бы тайя-хатский кабан-носорог. Носорогов, впрочем, тут не водилось, а возлежали на полках уборщики-крабы числом за сотню; каждый пристыковался к энергетическим разъемам, торчавшим в стене, и будто бы дремал. Один стеллаж, пошире и покрупнее прочих, был пуст, и Саймон, пересчитав полки – ровно четыре! – присвистнул и вымолвил:

– А вот и спаленка наших покойных принцесс! Только принц им попался зубастый… можно сказать, разбойник, а не принц. С такой ба-альшой штучкой! – Он погладил вороненый ствол “сатаны” и выразительно хмыкнул.

Коридор изгибался кольцом под всей центральной башней и вывел его к двери, а затем – обратно на площадку под лестницей. Итак, два варианта отпали; оставался третий – последняя дверь и некое помещение, лежавшее за ней, прямо под главным залом святилища. Судя по верхнему этажу, оно было немаленьким – метров восемьдесят в поперечнике, как прикинул Саймон.

Он подергал дверь и убедился, что она не заперта. Собственно, к чему тут запоры? Весь этот мир был закрыт, а от птиц и зверей людские жилища стерегли роботы. Правда, храмы охранялись тщательней, чем все остальное, но это лишь указывало на их особую важность.

Храм… Хра-м-м-м… Хранилище… Какую же тайну ты хранишь?…

Облизнув пересохшие губы, Ричард Саймон перешагнул порог.

Перед ним открылась просторная камера с прозрачным полом, напоминавшим огромную, немного выпуклую линзу. Сквозь нее просачивался мягкий зеленоватый свет, и на мгновение Саймону почудилось, будто он попал в дупло гигантского дерева где-то на Тиде или в подводную пещеру близ одного из таитянских островов. Но это помещение, правильной цилиндрической формы, с возвышавшимся в центре лифтом, было создано человеческими руками. Не дупло, не подводный грот, а некий холл, вестибюль, откуда можно попасть на подземные этажи… Сколько их тут, под этим трехбашенным храмом?

Саймон решительно направился к похожей на огромный снаряд хрустальной кабинке лифта. Под его ногами разверзалась пропасть; он видел бесконечные ярусы, кольцом обнимавшие шахтный ствол и тонувшие где-то внизу, в призрачной зеленоватой дымке, он различал блеск хромированных мостиков, труб, панелей и перил, изумрудные отсветы на крышках бесчисленных саркофагов, мигающие огни на серповидных пультах, лес прозрачных округлых колонн, в которых в завораживающем гипнотическом танце плавно струились разноцветные жидкости. Казалось, этот колодец, полный нефритового сияния, пронизывает Сайдару, от южного полушария до северного, проходит сквозь раскаленное планетное ядро, сквозь мантию, сквозь твердь земную и воды океана; и храм, что высился над ним, казался лишь крохотной пробкой. Соломоновой печатью на зачарованном магическом сосуде.

Разумеется, Саймон знал, что это иллюзия, но невольный трепет коснулся его: тут, под ногами, лежал настоящий Авалон. Не улицы и дома, не площади и проспекты, не мосты над рекой, не фабрики, не банки и конторы, не сады, не фонтаны, а люди… Мириады людей! Семьсот тридцать тысяч, если быть совсем точным. И еще триста девяносто тысяч человек в Византии, двести семьдесят пять тысяч – в Китеже, и около трех миллионов – в других градах и весях Сайдары…