Когда ты закрываешь глаза (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 9

- В ненависти нет ничего плохого, если она оправдана, - поворачиваюсь лицом к трясущейся от злости подруге и пожимаю плечами, - тут главное – не распыляться, а нанести точечный удар по самому больному, обезоружить, повалить на колени. Женя решил, будто может спать со Шпалой. Докажи, что он ошибался.

- Как?

- Унизь его.

- Я не умею.

- Не умеешь или не можешь?

- Не знаю, - рявкает Марина и нервно дергает плечами, - и то. И другое. Какая разница?

- Ты просто боишься, - кладу мокрые ладони на плечи подруги, сдавливаю их и рычу, - но это глупо. Что именно так тебя пугает? Реакция Жени? Реакция людей? Высказывать свое мнение – не стыдно.

- Разве это мнение, когда мне хочется его кастрировать?

- Что-то вроде того.

- Дикость!

- Господи, умоляю тебя, просто подойди и врежь ему в морду! Прямо в челюсть, а затем пробей лишнюю дыру между ног. И все!

- И что это докажет? Как мне поможет? Я только выглядеть буду истеричкой.

- Да срать как это будет выглядеть! – мои глаза горят. Я недовольно выпрямляюсь и выдыхаю так громко, что эхо проносится по всему вонючему, старому бассейну. – Ты должна вести себя подобным образом именно сейчас, именно здесь, а не потом, не через год, и не через десять лет. Тебе всего семнадцать! Воспользуйся этим, наконец, Марин!

- Я не могу.

- Можешь.

- Нет. Это сумасшествие. Никто не пойдет на такое.

Мои брови подлетают вверх: никто? Резко срываюсь с места, хлюпаю босыми ногами по мокрому кафелю и решительно несусь на Женю. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы сделать человеку так же больно, как он когда-то сделал тебе. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы постоять за себя, дать сдачи. Не должно лишь одно слово - «женщина» лишать девушку смелости, силы, гордости. Мы достойны уважения не меньше этих тупых альфа самцов, которые считают, будто наличие «мозга между ног» делает их выше нас на целую ступень, хотя никто из них еще ничего в своей жизни не добился. Он думает, он вправе вести себя так, как ему заблагорассудится, мол, кто такая Марина? Что для меня ее чувства? Однако он ужасно ошибается, веря в свою безнаказанность. Рано или поздно просыпаются вулканы, проливаются тучи, иссыхают реки. Может, да, для этого нужно слишком много времени, но цепь событий не прекращается. Никогда. И если на данный момент не настал черед моей пугливой, робкой подруги, то отвечу я.

Подлетаю к Жене. Глубоко втягиваю воздух и говорю:

- Эй. – Он оборачивается. Размахиваюсь, выпускаю кулак и со всей силой пронзаю косточками его идеально ровный нос. Звучит хруст. Тут же в бассейне становится ужасно тихо, и лишь парень стонет так, будто я сломала ему не нос, а целую жизнь. – Это тебе за Маринку!

- Сука! Ты…, - он поднимает на меня свой ошарашенный взгляд. Пальцами держится за окровавленный нос, губы, и шипит, - ты охренела? Идиотка! – Он кидается вперед. Собирается схватить меня за волосы, однако я ловко отпрыгиваю в сторону, выставляю перед собой ногу, и, споткнувшись, он неуклюже валится за край бассейна. Брызги попадают на мои голые ноги. В воде появляются тонкие, алые полосочки. Когда Женя с криком выныривает на поверхность, я пожимаю плечами и шепчу:

- Очень жаль. Но ты изменил не той девушке.

Он кричит что-то, но мне плевать. Я окидываю взглядом ошеломленную толпу, нахожу Шпалу и ехидно киваю: мол, спрашиваю – тоже хочешь? Она лишь пятится назад. Никто не помогает Жене выбраться из бассейна, никто даже не думает проучить меня или унизить. Все начинают ржать, как лошади, мгновенно позабыв о том, что в воде разбито колышется их друг, товарищ, одноклассник. Какая разница, ведь теперь он жалок. Да? Чертовы люди. Иногда даже тошнит от эффекта, которого ждешь.

Решительно иду к своим вещам. Хватаю свитер, нервно натягиваю его на тело, затем берусь за джинсы, выворачиваю их и недовольно рычу. Почему же мне так неприятно? Я же поставила на место этого кретина, я же отомстила за Маринку. Что за странное чувство в груди?

- Ты сумасшедшая, - визжит подруга, внезапно появившись рядом. Без особо энтузиазма отмечаю, что это комплимент. – Ты сделала его!

- Вот именно, что я, - смотрю на Марину и недовольно дергаю плечами. – Ты сама должна уметь за себя постоять, понимаешь? Сама должна была дать сдачи.

- Но я не умею.

- Это не оправдание! Идиотов так много, так много повсюду! А ты боишься всего, чего только можно.

- Я просто не вижу смысла…

- В чем? В чем смысла не видишь? – недовольно застегиваю ширинку и вновь смотрю на подругу. – В своем мнении? В своей гордости? В чем? Пора выбраться из этого кокона и начать уже делать то, что нужно; то, что ты хочешь. Жизнь не такая уж и длинная, чтобы бояться дать сдачи какому-то тупому парню. Или уж тогда не страдай из-за него, раз помочь себе не в силах. Но ты убиваешься, и ревешь, и в то же время абсолютно ничего не можешь предпринять. Вот, что дико, а не желание постоять за себя.

- Я бы хотела стать тобой, но…

- Ты должна хотеть стать собой! – смотрю на Марину, и мои глаза становятся такими огромными, что даже больно. Хватаю ее за плечи, сжимаю их и твердо повторяю, - собой!

Взгляд подруги туманится. Она отворачивается, приподнимает ладони, чтобы смахнуть с ресниц прикатившие слезы, и вдруг превращается в дымку. Я хочу закричать: нет, нет! Только не сейчас! Я нужна ей, я должна помочь, успокоить! Но для темноты не важны мои просьбы. Мрак проглатывает меня целиком, и уже через долю секунды я оказываюсь в кромешной тьме без запаха хлорки, без толпы подростков и без Марины.

III

Я резко открываю глаза в каком-то широком, светлом помещении и не могу устоять на ногах. Будто пьяная! Качусь в неизвестном направлении с огромной скоростью. Верещу ругательства, думаю: я сбрендила, как вдруг налетаю на ледяное, твердое препятствие и грубо отпружиниваю назад.

- Черт, - лежу на холодном асфальте. Морщусь, приподнимаю ладони и внезапно замечаю на них небольшие, талые снежинки. Лед? Оглядываюсь и растеряно выдыхаю: матерь божья, да, я на катке. Что ж, хорошо, конечно, что не посреди рельсов. И все равно: как я здесь, блин, оказалась? А, господи! Это сводит меня с ума! Я прилично ударилась локтями, но мне так плевать, что аж реально тянет плюнуть на этот чертов, треклятый каток!

- Мия?

Резко оборачиваюсь и вскидываю брови.

- Адам? Или Адам? Прости, я…, - неуклюже поднимаюсь и смеюсь, - как правильно?

- Ой, да, забей. Зови, как хочешь. У предков фантазия бурная. Они, наверняка, думали о первом человеке, сотворенным Богом. Но мне все равно.

- Серьезно?

- Абсолютно.

Адам стоит передо мной в очередном смешном свитере, только на этот раз на нем не вышит никакой Санта-Клаус. Зато вышит олень с широченными, витиеватыми рогами и безумными зрачками, как у нарика. Не могу сдержать улыбки. Парень, наверно, замечает искорки в моих глазах, потому что смущенно заводит за шею руки и тянет:

- Да, у моих родителей много странностей и помимо любви к Библии.

- Это точно. - Неожиданно вспоминаю о том, что со мной творится, и растерянно осматриваюсь: с кем же я пришла? Что здесь делаю? Не могла же я одна забрести так далеко от дома, да еще и прихватить с собой коньки! - Знаешь, я…, я рада была тебя увидеть, но мне, наверно, надо бежать.

- Уже? – Адам выглядит расстроенным. – Да, брось.

- Мне, правда, нужно.

- Что-то случилось?

Ох, как бы мне хотелось рассказать тебе обо всем, что со мной творится! Рассказать про амнезию, про видения, про прыжки во времени. Про все! Но ты сочтешь меня сумасшедшей, а я, ой, как этого не хочу. Смотрю в голубые глаза парня и неосознанно замираю. Внутри все съеживается и становится так дико жарко, что даже мороз, исходящий от катка, не спасает положение. Странные чувства. Поджимаю губы и глухо шепчу:

- Все в порядке.

- Уверена? У тебя вид безумный.

- Правда?

- Правда, - Адам берет меня под локоть и тащит за собой. Мы катимся медленно, катимся рядом. Вокруг носятся люди, но мы никуда не спешим. У меня внутри неожиданно образуется противоречивое чувство: с одной стороны, я безумно рада тягучему ритму, тому, как лениво мы переставляем ноги, скользим вперед, молчим, спокойно дышим, слушаем новогоднюю музыку. Но с другой…, как же я боюсь того, что сейчас все прекратится, все исчезнет! И от того, мне хочется нестись быстрее ветра, тараторить, будто я сумасшедшая, выложить Адаму все свои проблемы, все свои страхи, все свои надежды! И ничего не упустить, ведь кто знает – сколько у нас времени? Сколько у меня минут?