Черные горы - Саберхаген Фред - Страница 22

Чап застыл в дверном проеме: человек, которого он убил, воскрес — свежий и здоровый, как в начале их поединка. Тарленот, удивленный приходом Чапа, повернулся и быстро вскочил. Но когда он увидел, что Чап оцепенел от удивления, то достаточно овладел собой, чтобы удостоить его легкого поклона и ехидной усмешки.

Чармиана, которая подняла взор, словно ожидая Чапа, спокойно произнесла:

— А теперь оставь нас, мой добрый Тарленот.

Тарленот, сохраняя вид человека, который в любом случае завершил свой визит, поклонился снова, на этот раз ей.

— Придется. Как тебе известно, я должен вскоре оставить на время это счастливое ожерелье и снова отправиться в дорогу. Конечно же, я собираюсь снова увидеться с тобой перед отъездом…

Она жестом попросила его выйти.

— Если и нет, увидимся, когда вернешься. А теперь ступай.

Он на мгновение нахмурился, затем решил не спорить и бросил еще один веселый взгляд в сторону Чапа. Затем Тарленот удалился через дверь в другом конце длинного помещения.

Чармиана всем телом повернулась к Чапу и при виде его начала хихикать. Через мгновение она каталась по дивану, достаточно грациозная в своем веселье. Она громко хохотала, словно невинная девочка.

Чап неуверенно направился к ней. Все еще глядя вслед ушедшему Тарленоту, он произнес:

— Мой клинок рассек его грудь. Вот до сих. Я видел его мертвым.

Чармиана никак не могла успокоиться.

— Мой герой, Чап! Но ты так удивлен. Это стоит всех неприятностей — видеть тебя таким.

Чапу было вовсе не до смеха.

— Какими целительными силами вы здесь владеете? Что значат битвы и жизни воинов, если мертвецы с ухмылкой вскакивают на ноги, как ни в чем не бывало?

Чармиана унялась. Она начала поглядывать на Чапа, словно испытывала к нему симпатию. — Не исцеление спасло его, дорогой Чап, а ожерелье гвардейца.

— Никакое ожерелье не могло остановить меч, которым я рассек его до самого сердца. Я узнаю смерть, когда вижу ее.

— Мой милый глупец! Я вовсе не это имела в виду. Конечно же, ты зарубил его. Он умер. Ты победил его и убил. Я знала, что так будет. Но потом Тарленот был оживлен владыкой Драффутом.

— Не существует способа оживлять… — начал Чап, но осекся.

Чармиана кивнула, словно отвечая его мыслям.

— Да, мой господин. Как оживили и тебя посредством жидкости из Озера Жизни. Поскольку ты не носил ожерелье гвардии Сома, мне пришлось рискнуть навлечь на себя гнев владыки животных, похитив жидкость для тебя — при помощи одного из демонов, которых он так ненавидит. Но я бы пошла и на больший риск ради того, чтобы ты был рядом со мной. — Ее голос и выражение лица были невинными и гордыми. — Иди, сядь рядом со мной. Маленькая безделушка, сплетенная из моих волос, у тебя?

Чап подошел к мягкому дивану и сел рядом со своей несостоявшейся супругой. Затем вытащил из кармана золотистый талисман, но руки не разжал.

— Нет, храни его для меня, мой добрый господин, до тех пор, пока я не скажу тебе, как он должен быть использован. Храни и хорошо сторожи его. Ни у кого больше он не будет в такой безопасности. — Чармиана взяла его за руку, но только для того, чтобы поплотнее сжать его пальцы вокруг узелка из желтых волос.

Чап положил безделушку обратно в карман. По-прежнему все его мысли занимало то, чему он стал свидетелем. — Значит, Тарленот будет излечен при помощи магии, когда бы и где бы его ни убили?

— Только в том случае, если он погибнет здесь, вблизи от цитадели Сома и со своим ожерельем на шее. Разве ты не слышал только что, что он оставит здесь ожерелье гвардейца, когда снова отправится в путь гонцом? Валькирии не полетят дальше километра-двух от цитадели.

— Что?

— Валькирии, летающие машины Старого Мира, которые забирают павших гвардейцев к Драффуту, чтобы он их вылечил. Теперь у них мало практики.

— Что представляет собой эта гвардия Сома?

— Отборные части, состоящие из людей, в чьей преданности он уверен. — Чармиана отпустила его руку и заговорила деловым тоном: — Их около пятисот; столько же ожерелий, не больше.

Он не преминул заметить:

— Ты еще не смогла достать одно из этих замечательных ожерелий для себя?

— Я предпочитаю рассчитывать на защиту моего могучего господина Чапа; конечно, мы позаботимся, чтобы ты получил ожерелье как можно скорее.

— До сих пор ты рассчитывала на защиту могучего господина Тарленота, как я заметил. Ладно, я подожду и доберусь до него, когда он будет без ожерелья.

Чармиана снова рассмеялась, на этот раз даже еще более весело, и изогнулась в своих шелках.

— Ты об этом гонце? Нет, ты шутишь, господин. Ты должен понимать, что я попросту использовала его, и, чтобы сделать его действительно полезным, мне приходилось все время руководить им. Мои сокровенные мысли были связаны только с тобой.

— Я припоминаю, что у тебя никогда не было искренних мыслей, — угрюмо и задумчиво произнес Чап.

Теперь Чармиана была уязвлена, глаза у нее забегали по сторонам, затем жалобно уставились на него и заморгали. Кто-нибудь, кто знал ее хуже, легко мог бы ей поверить. Но он знал ее и не обманулся; однако она все еще оставалась его супругой и значила для него все. Он нахмурился, удивляясь тому, что его ничто не смущает. Должна была быть какая-то причина, и он стремился вспомнить ее, но что-то все время отвлекало его.

— Все мои мысли были о тебе, — настаивала его супруга, так много для него значившая. — Верно, когда ты приехал сегодня, я притворялась рассерженной — но, конечно же, это не ввело тебя в заблуждение? Я хотела, чтобы Тарленот сразился с тобой, чтобы ты поставил его на место. Ты должен был понять это! Разве мог он когда-нибудь победить тебя, даже в самые худшие твои времена?

— Отчего же, мог, и очень легко.

Она увернулась от его вытянутой руки и вскочила на ноги.

— Как ты мог даже подумать, что я хотела причинить тебе хоть малейший вред? Если бы у тебя хватило сообразительности потребовать доказательств моих намерений, я могла бы просто указать на то, что ты находишься здесь, возвращенный к жизни, здоровью и власти. И кого ты должен благодарить за свое исцеление, если не меня?