Черные горы - Саберхаген Фред - Страница 11

В первую ночь долгой скачки на восток были только краткие остановки для отдыха. В течение следующего дня они продвигались по огромной пустыне, казалось, совершено не приближаясь к Черным горам. С наступлением дня Жармер слегка сбавил скорость и делал долгие привалы, предварительно выставляя часовых. На каждом привале Чап глубоко засыпал, спрятав золотой трофей под себя, чтобы никто не мог его достать, не разбудив его. Просыпаясь, он жадно ел и пил до тех пор, пока тот из одетых в черное солдат, которому было приказано делиться с ним припасами, не начинал ворчать — правда, не слишком громко. Его ноги все крепли. Они были еще не настолько крепкими, чтобы как следует служить Чапу, но он мог вставать и передвигаться, не боясь упасть.

На второе утро пути солнцу пришлось подняться достаточно высоко прежде, чем они смогли его увидеть; теперь перед ними, отбрасывая далеко в пустыню свои густые тени, вздымались Черные горы Востока. Их далекие вершины были скрыты облаками. Отсюда они больше не казались ни черными, ни такими уж неприступными. То, что на расстоянии придавало им черноту ночи, видел теперь Чап, на самом деле оказалось зарослями вечнозеленых деревьев, которые покрывали склоны до середины, словно иссиня-зеленый мох.

Теперь отряд двигался вверх по пологому подъему, которым пустыня подступала к скалам. Цепочка вершин убегала далеко на север и на юг, постепенно теряясь из вида, так что Чап не мог с уверенностью сказать, как далеко она может простираться.

Прямо над ними вздымался один из самых высоких на вид пиков; до самой середины его слагали голые скалы. Теперь откуда-то с плато, расположенного над скалами, появилось около дюжины рептилий. Спустившись вниз, чтобы оглядеть приближающихся всадников, они парили, едва работая крыльями; воздух здесь, должно быть, был для них слишком разреженный; к тому же приближался период их спячки.

Повнимательнее присмотревшись к скалам во время подъема, Чап увидел, что в конечном счете они были не таким уж непреодолимым препятствием. Дорога поднималась все выше и выше, петляя среди скал. К этому полускрытому проходу и вел Жармер своих людей. И действительно, копыта лошадей теперь зацокали по размытому началу — или концу — этой взбирающейся вверх дороги.

Настороженный взгляд Чапа подмечал все это, но главным образом его внимания было сосредоточено на внутренних ощущениях, на видении, которое упрямо вставало перед его мысленным взором в течение двух ночей и одного дня пути через пустыню.

Чармиана. Невесомый узелок из волос его жены, ощущавшийся в кармане, когда от ветра и тряски при скачке развевалась потрепанная одежда Чапа, казалось, обжигал ему ребра, словно расплавленное золото. Он помнил о ней все, но это не делало ее менее желанной. Он снова был господином Чапом, и она принадлежала ему.

Постепенно поднимающийся уступами склон вынудил усталых лошадей пойти медленнее. Дорога, по которой они двигались, свободная от других путников, резко отвернула от скал, затем снова приблизилась к ним на первом уступе. Вершины скал возвышались над их головами примерно на километр.

Чап снова отпил из меха с водой. Его жажда была просто поразительной; вода, подумалось ему, должно быть, шла на насыщение его восстанавливающихся ног. Их мышцы продолжали крепнуть с каждым часом, хотя и не так быстро, как в самом начале. Теперь он привстал на стременах и стиснул бока животного коленями. Кожа на ногах саднила и зудела, натягиваясь на новой живой плоти.

При следующем повороте дорога прошла мимо изящной древней сторожевой башни, в которой отсутствовали часовые — эту дорогу патрулировали рептилии, и обосновавшиеся выше воспользовались преимуществом такого положения. В сознании Чапа изящная башня явилась воплощенным символом стройности его супруги. За следующим поворотом всадники проехали мимо изможденных, в лохмотьях, с безучастными взорами, рабов на поле на уступах склона горы. Среди них было несколько женщин и девушек, достаточно молодых, чтобы выглядеть молодыми несмотря на то, что они трудились на Восток; но взгляд Чапа только быстро скользнул по ним, отыскивая ту, которой здесь не было и не могло быть.

О, он знал, что ей нравилось. Он помнил все, не только ее невероятную красоту. Но то, что ей нравилось, похоже, больше не имело значения.

Последовал долгий изнурительный подъем по узкому проходу. Как только они достигли вершины, люди устало спешились, и лошади без сил повалились на колени. Перед ними открылось почти горизонтальное плато, испещренное множеством трещин. В конце поврежденной дороги, по которой они следовали, в двух или трех сотнях метров от них раскинулась обнесенная низкими стенами цитадель Мертвого Сома. Несколько ворот во внешней ограде из серых камней были открыты. Крепость не казалась особенно неприступной. Это и не требовалось; прямо у прохода, где остановился Чап со своим эскортом, было несколько сейчас не используемых земляных укреплений. Не надо было быть опытным воином, чтобы понять, что здесь небольшой отряд мог задержать целую армию.

Рядом с цитаделью вздымалась гора, вершиной уходившая в пелену облаков. Эта гора в отличие от своих соседок была почти безлесой. Над крепостью скалы были черными сами по себе. Чем больше Чап смотрел на этот склон, тем более странным он ему казался. На его темной, мертвой поверхности — может, это был металл, а не скала? — виднелось несколько крошечных, еще более черных точек, которые могли быть окнами или входами в пещеры. К ним не вели ни тропинки, ни ступени. Это могли бы быть гнезда рептилий, но тогда почему так высоко над цитаделью, на такой высоте, где кожистокрылым было трудно летать?

Жармер теперь стоял рядом с ним, глядя вперед, словно ожидал какого-то сигнала из крепости. Чап повернулся к нему и спросил:

— Я полагаю, что Мертвый Сом живет там, выше форта, где отсутствуют всякие признаки жизни?

Жармер озадаченно посмотрел на него, затем рассмеялся.

— Во имя демонов! Нет. Ни Сом, ни демоны. Как раз наоборот. Там живет верховный владыка животных Драффут — возможно, ты встретишься с ним однажды, если тебе повезет. — Затем беспокойство вытеснило веселье. — Надеюсь, ты тот, за кого себя выдаешь, и что то, что ты принес с собой, достаточно ценно. Вид у тебя довольно жалкий…