Златоустый шут - Sabatini Rafael - Страница 44

Ах, если бы она вела себя более сдержанно! Я готов был крикнуть ей через весь зал, чтобы она остерегалась откровенничать с Рамиро. Сама того не желая, она помогала ему захлопывать ловушку, в которой я оказался. Рамиро тоже почуял это и беззаботно рассмеялся, отвечая ей:

— Мадонна, вы ошибаетесь. Мы не пытали его, хотя, не стану отрицать, как раз собирались заняться этим. Но своим неожиданным появлением вы спасли его — ведь мы требовали от него указать только лишь место, где вы скрывались, и ничего больше.

— Пытка оказалась бы напрасной, — с презрением ото звалась она. — Ладдзаро Бьянкомонте никогда не выдал бы меня. Впрочем, он и не смог бы этого сделать: после того как ваши люди обыскали хижину, где я пряталась, я отправилась в Каттолику, наивно полагая, что окажусь там в большей безопасности.

Ну вот, она сама и рассказала все, что ему было нужно. Однако Рамиро захотелось лишний раз удостовериться в этом, и он продолжил свою игру.

— В таком случае, его стоило пытать хотя бы потому, что он бросил вас на произвол судьбы в этой лачуге. Мадонна, я содрогаюсь при одной мысли о том, что могло произойти с вами в отсутствие этого негодяя.

Он лукаво взглянул в мою сторону и по-фарисейски ухмыльнулся.

— Не смейте называть его негодяем, — возмутилась она, и я едва не застонал, видя, с какой настойчивостью она подталкивала меня к пропасти. — Он не бросил меня. Нас ожидало дальнее путешествие, и, чтобы подготовиться к нему, он был вынужден ненадолго оставить меня. Не его вина в том, что случилось со мной... — удрученно закончила она.

— О чем вы говорите, мадонна? — с наигранным беспокойствам воскликнул Рамиро.

— О чем? — переспросила она. — И вы еще задаете подобные вопросы? Боже мой, что может быть хуже, чем угодить в лапы Рамиро дель Орка и его головорезов?

— Мадонна, вы, наверное, понимаете, что находитесь среди друзей. Зачем же так отзываться о нас? Но вы, я вижу, едва стоите на ногах, — озабоченно добавил он и сделал приглашающий жест в сторону стола. — Может быть, вы выпьете немного вина?

— Я боюсь отравиться, — холодно ответила она.

— О, зачем же проявлять такое жестокосердие, мадонна? Почему вы не хотите довериться мне? — возопил Рамиро, как если бы слова Паолы уязвили его до глубины души. — В последние два дня я буквально места себе не находил, размышляя о вас.

Ее лицо слегка зарделось румянцем и рот презрительно искривился.

— О да, — ехидно согласилась она, — нетрудно представить себе, как вы перепугались, когда обнаружили пустой гроб и убедились, что ваш замысел сорвался.

— Неужели вы не простите мне маленькую хитрость, пойти на которую меня подвигло исключительно восхищение вами? — с деланным раскаянием в голосе взмолился он, и я подумал, что Рамиро-влюбленный представляет собой зрелище куда более отвратительное, чем Рамиро-палач.

Она отшатнулась от него, словно увидела перед собой поднявшую голову змею, румянец увял на ее щеках так же быстро, как и появился, и в глазах отразился смертельный испуг. О Боже! Мог ли я стоять и спокойно смотреть, как оскорбляют женщину, которая для меня была дороже всего на свете, которую я боготворил, словно ангела во плоти? Конечно, нет. Один точный удар — и мессер Рамиро заплатит жизнью за нанесенное оскорбление. О себе я в тот момент не думал. Слепая ярость овладела всем моим существом, и жажда мщения вытеснила все прочие соображения, подавив, казалось, даже инстинкт самосохранения. И прежде, чем кто-либо из присутствующих успел помешать мне или хотя бы просто догадался о моих намерениях, я бесшумно, как пантера, устремился на стоявшего ко мне спиной губернатора Чезены.

В несколько прыжков я преодолел разделявшее нас расстояние, схватил ничего не подозревавшего Рамиро за шею и, упершись коленом ему в позвоночник, свалил его с ног. Я упал вместе с ним, но еще прежде, чем его грузное тело коснулось пола, мои пальцы сомкнулись на рукоятке его кинжала. Молниеносным движением я выхватил кинжал из ножен и ударил им Рамиро в грудь, прямо в сердце. Раздался громкий треск, и я похолодел от ужаса, внезапно осознав, что ничего не добился своим отчаянным поступком: лезвие кинжала сломалось о кольчугу, которую этот трусливый негодяй носил под камзолом, и в моей руке осталась лишь бесполезная бронзовая рукоятка, богато украшенная самоцветами.

За своей спиной я услышал топот торопящихся ног и звон стали. Мадонна Паола душераздирающе вскрикнула, и если бы не ее решительность, эти впечатления наверняка остались бы последними в моей жизни. Она успела закрыть меня своим телом, и только поэтому обнаженные солдатами Рамиро мечи не пронзили меня насквозь. В следующую секунду я почувствовал у себя на горле железную хватку Рамиро. Легко, словно пушинку, он отшвырнул меня в сторону и, склонившись надо мной, мрачно ухмыльнулся мне в лицо. Затем он схватил меня за воротник камзола, резко выпрямился и грубо поставил меня на ноги.

— Заприте мерзавца в его каморке, — отрывисто бросил он стражникам. — Он еще понадобится мне. Мы побеседуем с ним чуть позже.

— Мессер Рамиро, — послышался дрожащий от испуга голос мадонны Паолы, — он пошел на это из-за меня. Неужели теперь ему предстоит умереть?

Он не сразу ответил ей. Сперва он проводил взглядом потащивших меня к лестнице солдат, словно желая убедиться в том, что его приказание выполняется, и лишь затем с дьявольской улыбкой на лице поклонился Паоле и сказал: — Это нам еще предстоит выяснить, мадонна. Но я не так жесток, как меня любят изображать мои недруги, и всегда прислушиваюсь к ходатайствам за своих пленников.

Не дожидаясь от нее ответа, он велел моим стражникам остановиться, широким шагом подошел ко мне и встал передо мной, уперев руки в бока.

— Боккадоро, — сказал он, злобно сверля меня глазами, — вспомни, какому наказанию я обещал подвергнуть тебя, если выяснится, что именно ты оказался раньше нас в церкви Святого Доминика и похитил мадонну Паолу. Тебе дважды удалось перехитрить Рамиро дель Орка, но никто в этом мире не может похвастаться тем, что сумел сделать это трижды. Иди и постарайся примириться с Богом, потому что на закате — не позднее, чем через час — тебя повесят. Впрочем, у тебя есть шанс сохранить свою жизнь, и если она тебе хоть немного дорога, я советую тебе хорошенько помолиться, чтобы фортуна оказалась благосклонна к тебе.

Вместо ответа я лишь слегка склонил голову в знак того, что понял его. Он повелительно махнул рукой стражникам, и те повели меня вверх по лестнице. Уже сворачивая с галереи в коридор, я в последний раз мельком взглянул вниз и увидел обессиленно опустившуюся в кресло мадонну Паолу и услужливо склонившегося над ней Рамиро дель Орка. Он в чем-то убеждал ее, но я не мог разобрать ни слова за шумом, который производили его офицеры и солдаты, торопливо покидавшие зал.

Глава XX

ВЕЧЕР

Мне приходилось слышать о том, насколько спокойно ведут себя мужественные и храбрые люди, когда их судьба решена. Пока надежда на спасение окончательно не угаснет в их сердцах, они могут слезно молить о пощаде, проявлять всевозможные признаки слабости и даже превратиться в трусов и предателей, но как только исчезают последние сомнения, их состояние коренным образом меняется и в их душах воцаряются мир и покой. По милости Небес они получают возможность осознать, сколь ничтожна и скоропроходяща жизнь, и, прощаясь с ней, успевают примириться с неизбежностью смерти, что, если рассуждать философски, для человека куда более важно, чем любая ее отсрочка.

Я никоим образом не могу назвать себя трусом, однако должен признать, что никогда не испытывал более сильных душевных мучений, чем в тот час, который мне пришлось провести в одиночестве в своей комнате, дожидаясь, пока Рамиро соизволит вновь вызвать меня к себе, чтобы окончательно решить мою судьбу. Конечно, главной причиной тому были мучительные раздумья о мадонне Паоле: теперь, когда она оказалась во власти Рамиро дель Орка и его своры, страшно было даже представить, какая участь могла ожидать ее. Я уверен: если бы не мысли о ней, мое настроение было бы совершенно иным, пожалуй, даже беззаботным. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю, вовсе нет — ведь я смог бы найти немалое утешение в том, что торжество Рамиро будет недолгим, а его кончина окажется неизмеримо более ужасной, чем моя собственная. Но стоит ли долго распространяться об этом? В конце концов, моя цель — описание перипетий жизни Ладдзаро Бьянкомонте, более известного под кличкой Боккадоро, Златоустый Шут, но уж никак не исследование его философии, из которой читатель вряд ли сумеет извлечь пользу для себя, так что не лучше ли ее совсем опустить?