Начало пути - Садов Сергей Александрович - Страница 38

Вход открылся сразу, и девочка проскользнула в коридор, зажегся свет, и на лестницу она ступила без колебаний. Неведомый зов манил ее вперед, к той старой двери, которую в прошлый раз они с Мирлом так и не смогли открыть, но на этот раз дверь распахнулась от легкого прикосновения. Старые скамьи и зеркало на стене, шкаф, больше ничего.

Интерес поборол даже горе. Все еще всхлипывая, Ленайра подошла к зеркалу, чтобы с удивлением обнаружить отсутствие собственного отражения в нем.

Пройдясь мимо него несколько раз, пытаясь то взмахами рук, то кривляньем заставить зеркало все-таки выполнить свою прямую обязанность — показать ее, Ленайра вдруг заметила висящие на раме два небольших кулончика в виде идеально ровных шариков серебристого цвета. Висели они недостаточно высоко, чтобы она не смогла дотянуться до них, но достаточно, чтобы ей с ее ростом не удалось их снять со вбитого в раму гвоздя. Этот гвоздь вообще тут смотрелся как-то нелепо и чужеродно, к тому же он выглядел так, словно его не вбили, а он сам вырос из рамы. Да и кулончики эти…

Девочка старательно нахмурилась, пытаясь вспомнить, где такие видела. Вспомнила — лингвистические амулеты. Дед рассказал, когда она случайно заметила такой шарик на нем. Что он там говорил? Надо надеть такой кулон на носителя языка, и тот должен в нем ходить некоторое время, потом надеть этот кулон самому, и знание языка перейдет к тебе…

Стало интересно, что такая ценная вещь делает здесь, да еще аж две штуки. Дотянуться до кулонов получилось, но вот снять — никак. Попрыгав несколько раз, пытаясь сдернуть их с гвоздя и убедившись в бесперспективности стараний, Ленайра уселась на скамейку и с грустью стала рассматривать их, пытаясь придумать, как добыть хотя бы один. Зачем? Она и сама не знала, но чувствовала, что должна, даже ссора с братом и его обидные слова как-то отошли на второй план.

Вдруг девочка хлопнула себя по лбу. Попыхтев, придвинула к зеркалу скамейку, забралась на нее. Теперь достать кулоны стало легче… но тут скамейка покачнулась, девочка взмахнула рукой, ухватившись за один из кулонов… может быть, ей и удалось бы устоять, но гвоздь, на котором висели амулеты, вдруг исчез, один кулон упал на пол, покатившись куда-то, а вместе со вторым, зажатым в руке, девочка рухнула на зеркало, которое вдруг пошло небольшими волнами, и Ленайра словно упала в воду, даже испугаться не успела. Бант, платье, мелькнули ноги в нарядных туфельках, и вот зеркало снова застыло, отражая пустую комнату, ибо недавно вошедшей гостьи здесь уже не было… ее вообще не было в этом мире.

Спустя месяц после гибели мамы Алексей Коршунов сидел в углу просторного зала их недавно отстроенного особняка и наблюдал за гостями, которые произносили много красивых, но совершенно бесполезных слов. Воскресить маму они не могли, так какая польза от них? Леша снова вздохнул и огляделся. Дом… Как радовались они все вместе, когда наконец он был достроен. Мама весело водила его по всем комнатам, показывая, что и где будет стоять, демонстрировала ему детскую.

— Смотри, Леша, — смеялась она, — мы сюда поставим твою кроватку. А здесь можешь строить железную дорогу. Видишь, сколько места?

А потом… потом была та авария. Пьяный водитель за рулем, крик мамы, отбросившей сына в сторону… это последнее, что запомнил Леша из того дня. В больнице, где ему сделали перевязку — он сильно ударился коленями, когда его оттолкнула мама, — папа сказал, что мамы больше нет. Мальчик не плакал, просто сидел весь день, уставившись в одну точку. Папа даже боялся, что он не сможет выйти из этого состояния.

Похороны, поминки — все промелькнуло как миг, не оставив в памяти почти никаких следов. Да и что может запомнить семилетний мальчик, погруженный в свое горе? Но дети быстро забывают плохое, и уже вскоре Леша снова начал интересоваться игрушками, стал выходить с отцом на прогулку. Но вот эта годовщина… месяц со дня смерти… наверное, папе не стоило устраивать поминки в доме, на виду у сына. Снова нахлынули воспоминания и печаль.

Леша вздохнул, поднялся из своего кресла и неторопливо удалился из комнаты, полной взрослых. Но отправился не к себе, а вниз, где в складском помещении хранился разный хлам, с которым отец еще не определился: выкинуть или пригодится?

Устроившись на старом детском стульчике, мальчик стал рассматривать себя в огромном зеркале, непонятно каким образом оказавшемся здесь и сейчас стоявшем прислоненным к наваленной груде разных вещей в углу. Леша нахмурился, пытаясь вспомнить, видел ли он когда-нибудь это зеркало, и не мог. Такое здоровенное, с резной деревянной рамой, он не мог не заметить и не запомнить… но не помнил.

Неожиданно по всей поверхности зеркала пошли волны, изображение зарябило. Леша, раскрыв рот, понаблюдал за этим непонятным явлением, потом медленно встал и подошел поближе, чтобы рассмотреть все получше.

Вдруг из зеркала показался огромный бант, украшенный то ли блестящими стекляшками, то ли настоящими бриллиантами, что, впрочем, ничуть не заинтересовало семилетнего мальчишку, потом голова, а потом уже и все остальное выпало из зеркала и рухнуло на Лешу, погребая его в ворохе нарядного платья старинного фасона. Леша так растерялся, что даже не закричал, хотя то, что упало на него, причинило изрядную боль.

Вот это что-то зашевелилось и оказалось девочкой-ровесницей с невероятно надменным выражением лица. Даже не извинившись, она поднялась, гордо задрав нос, огляделась, брезгливо поморщившись, и только после этого соизволила обратить внимание на распластавшегося на полу мальчишку. Тот, в свою очередь, разглядывал ее. Красивые, длинные, совершенно черные волосы, светло-голубое платьице, огромный бант… Куколка — это первое, что пришло в голову мальчику.

Девочка заговорила… резко, повелительно, явно не ожидая отказа. И все очарование куколки пропало. Чего-чего, но такого хамства мальчик не был намерен терпеть даже от девчонки. Пришла к ним в дом, говорит на непонятном языке, да еще что-то требует в приказном тоне.

Неторопливо поднявшись, мальчик демонстративно отряхнулся от пыли, не обращая на гостью никакого внимания. Такое пренебрежение девочке явно не понравилось. Она схватила его за руку, дернула, разворачивая к себе, и что-то быстро-быстро повелительно заговорила. Леше немедленно захотелось стукнуть задаваку чем-нибудь, пусть даже она и выглядит такой куколкой. Остановило только воспитание — отец никогда не одобрил бы, если бы он ударил девочку, даже такую.

Не добившись никакой реакции, девочка сердито топнула ногой, отвернулась и стала подниматься по лестнице. Недоумевающий мальчик с интересом наблюдал за ней. Вот девочка замерла на верхней ступеньке, озадаченно рассматривая дверь, осторожно открыла ее, выглянула наружу и долго к чему-то прислушивалась. Наконец-то решила выйти.

Леша уже хотел двинуться следом, как снова показалась та самая девочка. Изображая зомби, она спустилась по лестнице с круглыми от удивления глазами. Мальчик подошел к ней и осторожно коснулся ее руки, девочка даже не вздрогнула. Только когда он ее легонько встряхнул, эта куколка очнулась, осмотрелась еще раз и снова о чем-то спросила. Повелительные нотки из голоса не исчезли, но смягчились, она скорее просила о чем-то, чем приказывала.

— Я не понимаю, — четко проговаривая слова, остановил ее Леша.

Девочка замерла, прислушиваясь к его словам, недоуменно нахмурилась, потом снова заговорила, явно на другом языке. Леша вынужден был снова покачать головой.

— Не понимаю.

Девочка моргнула и снова поменяла язык общения, а Леша хмыкнул от удивления и даже зауважал эту куколку. Он почему-то почувствовал, что на всех этих языках девочка говорит совершенно свободно, у нее явно не вызывал никаких проблем переход с одного на другой. А уж когда она выдала фразу еще на одном языке, даже присвистнул, но снова вынужден был подтвердить, что не понимает. Попытался заговорить с нею на английском, но долго подбирал слова, после чего окончательно запутался. Теперь девочка качала головой и, запинаясь, пробовала общаться еще на каком-то непонятном языке.