Сказки - Жуковский Василий Андреевич - Страница 7

Сказал Иван царевич Бабе

Яге, — сначала накорми, напой

Меня ты, молодца; да постели

Постелю мне, да выспаться мне дай,

Потом расспрашивай». И тотчас Баба Яга, поднявшись на ноги, Ивана Царевича, как следует, обмыла И выпарила в бане, накормила И напоила, да и тотчас спать В постелю уложила, так примолвив:

«Спи, добрый витязь; утро мудренее,

Чем вечер; здесь теперь спокойно Ты отдохнёшь; нужду ж свою расскажешь Мне завтра; я, как знаю, помогу».

Иван царевич, богу помолясь,

В постелю лёг и скоро сном глубоким Заснул и проспал до полудня. Вставши,

Умывшися, одевшися. он Бабе Яге подробно рассказал, зачем Заехал к ней в дремучий лес; и Баба Яга ему ответствовала так:

«Ах! добрый молодец Иван царевич, Затеял ты нешуточное дело;

Но не кручинься, всё уладим с богом;

Я научу, как смерть тебе Кощея Бессмертного достать; изволь меня Послушать: на море на Окиане,

На острове великом на Буяне

Есть старый дуб; под этим старым дубом

Зарыт сундук, окованный железом;

В том сундуке лежит пушистый заяц;

В том зайце утка серая сидит;

А в утке той яйцо; в яйце же смерть Кощеева. Ты то яйцо возьми И с ним ступай к Кощею, а когда В его приедешь замок, то увидишь,

Что змей двенадцатиголовый вход В тот замок стережёт; ты с этим змеем Не думай драться, у тебя на то Дубинка есть; она его уймёт.

А ты, надевши шапку-невидимку,

Иди прямой дорогою к Кощею Бессмертному; в минуту он издохнет, ак скоро ты при нём яйцо раздавишь. Смотри лишь, не забудь, когда назад Поедешь, взять и гусли самогуды:

Лишь их игрою только твой родитель Демьян Данилович и всё его Заснувшее с ним вместе государство Пробуждены быть могут. Ну, теперь Прости, Иван царевич; бог с тобою;

Твой добрый конь найдёт дорогу сам; Когда ж свершишь опасный подвиг свой,

То и меня старуху помяни Не лихом, а добром». Иван царевич, Простившись с Бабою Ягою, сел На доброго коня, перекрестился, По-молодецки свистнул, конь помчался. И скоро лес дремучий за Иваном Царевичем пропал вдали, и скоро Мелькнуло впереди чертою синей На крае неба море Окиан.

Вот прискакал и к морю Окиану Иван царевич. Осмотрясь, он видит. Что у моря лежит рыбачий невод И что в том неводе морская щука Трепещется. И вдруг ему та щука По-человечьи говорит: «Иван Царевич, вынь из невода меня И в море брось; тебе я пригожуся». Иван царевич тотчас просьбу щуки Исполнил, и она, хлестнув хвостом В знак благодарности, исчезла в море. А на море глядит Иван царевич В недоумении; на самом крае,

Где небо с ним как будто бы слилося. Он видит, длинной полосою остров Буян чернеет; он и недалёк;

Но кто туда перевезёт? Вдруг конь Заговорил: «О чём, Иван царевич, Задумался? О том ли, как добраться Нам до Буяна острова? Да что За трудность? Я тебе корабль; сиди На мне, да крепче за меня держись,

Да не робей, и духом доплывём».

И в гриву конскую Иван царевич Рукою впутался, крутые бёдра Коня ногами крепко стиснул: конь Рассвирепел и, расскакавшись, прянул

С крутого берега в морскую бездну:

На миг и он и всадник в глубине Пропали; вдруг раздвинулася с шумом Морская зыбь, и вынырнул могучий Конь из неё с отважным седоком;

И начал конь копытами и грудью Бить по водам и волны пробивать,

И вкруг него кипела, волновалась,

И пенилась, и брызгами взлетала Морская зыбь, и сильными прыжками, Под крепкие копыта загребая Кругом ревущую волну, как лёгкий На парусах корабль с попутным ветром, Вперёд стремился конь, и длинный след Шипящею бежал за ним змеёю;

И скоро он до острова Буяна Доплыл и на берег его отлогий Из моря выбежал, покрытый пеной.

Не стал Иван царевич медлить; он,

Коня пустив по шелковому лугу Ходить, гулять и травку медовую Щипать, пошёл поспешным шагом к дубу, Который рос у берега морского На высоте муравчатого холма.

И. к дубу подошед, Иван царевич Его шатнул рукою богатырской,

Но крепкий д\б не пошатнулся; он Опять его шатнул — дуб скрипнул; он Ещё шатнул его и посильнее,

Дуб покачнулся, и под ним коренья Зашевелили землю; тут Иван царевич Всей силою рванул его — и с треском Он повалился, из земли коренья Со всех сторон, как змеи, поднялися,

И там, где ими дуб впивался в землю, Глубокая открылась яма. В ней

Иван царевич кованый сундук Увидел; тотчас тот сундук из ямы Он вытащил, висячий сбил замок,

Взял за уши лежавшего там зайца И разорвал; но только лишь успел Он зайца разорвать, как из него Вдруг выпорхнула утка; быстро Она взвилась и полетела к морю;

В неё пустил стрелу Иван царевич И метко так, что пронизал её Насквозь; закрякав, кувырнулась утка;

И из неё вдруг выпало яйцо,

И прямо в море; и пошло, как ключ,

Ко дну. Иван царевич ахнул; вдруг, Откуда ни возьмись, морская щука Сверкнула на воде, потом юркнула. Хлестнув хвостом, на дно, потом опять Всплыла и, к берегу с яйцом во рту Тихохонько приближась. на песке Яйцо оставила, потом сказала:

«Ты видишь сам теперь, Иван царевич. Что я тебе в час нужный пригодилась».

С сим словом щука уплыла. Иван Царевич взял яйцо; и конь могучий С Буяна острова на твёрдый берег Его обратно перенёс. И дале Конь поскакал и скоро прискакал К крутой горе, на высоте которой Кощеев замок был; её подошва Обведена была стеной железной;

И у ворот железной той стены Двенадцатиголовый змей лежал;

И из его двенадцати голов Всегда шесть спали, шесть не спали, днём И ночью по два раза для надзора Сменяясь; а в виду ворот железных

Никто и вдалеке остановиться Не смел; змей подымался, и от зуб Его уж не было спасенья — он Был невредим и только сам себя Мог умертвить: чужая ж сила сладить С ним никакая не могла. Но конь Был осторожен; он подвёз Ивана Царевича к горе со стороны,

Противной воротам, в которых змей Лежал и караулил; потихоньку Иван царевич в шапке-невидимке Подъехал к змею; шесть его голов Во все глаза по сторонам глядели. Разинув рты, оскалив зубы; шесть Других голов на вытянутых шеях Лежали на земле, не шевелясь,

И сном объятые храпели. Тут Иван царевич, подтолкнув дубинку, Висевшую спокойно на седле,

Шепнул ей: «Начинай!» Не стала долго Дубинка думать, тотчас прыг с седла, На змея кинулась, и ну его По головам и спящим и неспящим Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал Туда, сюда бросаться; а дубинка Его себе колотит да колотит;

Лишь только он одну разинет пасть. Чтобы её схватить — ан нет, прошу Не торопиться, уж она Ему другую чешет морду; все он Двенадцать ртов откроет, чтоб ее Поймать, — она по всем его зубам, Оскаленным как будто напоказ.

Гуляет и все зубы чистит; взвыв И все носы наморщив, он зажмёт Все рты и лапами схватить дубинку

/

l —

Попробует — она тогда его Честит по всем двенадцати затылкам; Змей в исступлении, как одурелый, Кидался, выл, кувыркался, от злости Дышал огнём, грыз землю — всё напрасно! Не торопясь, отчётливо, спокойно,

Без промахов, над ним свою дубинка Работу продолжает и его,

Как на току усердный цеп, молотит;

Змей, наконец, озлился так, что начал Грызть самого себя и, когти в грудь Себе вдруг запустив, рванул так сильно. Что разорвался надвое и, с визгом На землю грянувшись, издох. Дубинка Работу и над мёртвым продолжать Свою, как над живым, хотела; но Иван царевич ей сказал: «Довольно!»

И вмиг она, как будто не бывала Ни в чём. повисла на седле. Иван Царевич, у ворот коня оставив И разостлавши скатерть-самобранку У ног его, чтоб мог усталый конь Наесться и напиться вдоволь, сам Пошёл, покрытый шапкой-невидимкой,

С дубинкою на всякий случай и с яйцом В Кощеев замок. Трудновато было Карабкаться ему на верх горы;

Вот наконец добрался и до замка Кощеева Иван царевич. Вдруг Он слышит, что в саду недалеко Играют гусли-самогуды; в сад Вошедши, в самом деле он увидел,

Что гусли на дубу висели и играли И что под дубом тем сама Елена Прекрасная сидела, погрузившись В раздумье. Шапку-невидимку снявши.