Рыцарь Таверны - Sabatini Rafael - Страница 35

Ее жизнь, казалось, была окончена, и она сидела этим октябрьским вечером на скале и смотрела на море. Ничто больше не удерживало ее в этой жизни, никакой надежды не осталось ей до своего конца, который наступит, очевидно, не скоро, потому что, когда мы идем, время тянется очень медленно.

— Добрый вечер, мисс Синтия!

У нее перехватило дыхание, когда она обернулась на голос. Ее щеки горели, затем она побледнела, и время, казалось, замерло. Ибо перед ней стоял он — предмет ее тревог и воздыханий, возникший внезапно, негаданно, как будто из-под земли.

Его тонкие губы улыбались, а глаза источали доброту. Синтия вновь обрела голос, и все, что она могла сказать, было:

— Сэр Криспин, как вы оказались здесь? Мне сказали, что вы уехали в Лондон.

— Да, это действительно так. Но по дороге произошла задержка, в течение которой у меня появились причины, чтобы вернуться.

У него появились причины? Она спросила себя, что бы это могло быть, и, не находя ответа, обратилась с этим вопросом к нему.

Прежде чем ответить, он подошел поближе.

— Можно мне немного посидеть с вами, Синтия?

Она отодвинулась, освобождая ему место, как будто широкая скала была узенькой дощечкой, и с видом усталого человека, наконец-то обретшего покой, Криспин опустился рядом с ней.

Его голос звучал нежно, заставляя ее пульс биться чаще. Неужели она верно угадала причину его возвращения? В любом случае она всем сердцем благодарила небо за чудесное спасение.

— Возможно, это глупо с моей стороны предположить, что ваше задумчивое состояние вызвано мыслями о человеке, возможно, и недостойном вашего внимания, который уехал отсюда несколько дней назад?

Поскольку она продолжала хранить молчание, он спросил:

— Я угадал?

— Может быть, — прошептала она в ответ и вспыхнула румянцем от этой смелости.

Он остро взглянул на нее. Этого ответа он ожидая меньше всего.

— В таком случае, леди, моя задача, которая казалась мне столь трудной, значительно облегчается.

— Какая задача, сэр Криспин? — спросила она, чтобы облегчить ему признание.

Он ответил не сразу. Ему было трудно подобрать слова. Грубо сказать, что он пришел, чтобы увезти ее с собой по поручению другого человека, было нелегко. Это было невозможно, и он очень обрадовался ее настроению, которое отбрасывало необходимость крутых мер.

— Моя задача, мисс Синтия, заключается в том, чтобы увезти вас отсюда. Просить вас оставить этот мирный уголок и спокойную жизнь и разделить бремя тягот и невзгод с тем, кто, несмотря на свои недостатки, имеет одно все покрывающее достоинство — он любит вас больше всего в жизни.

Он пристально посмотрел на нее, произнося эти слова, и она опустила глаза под его взором. Он видел, как ее щеки, шея, лоб покрываются румянцем, и едва не засмеялся от радости, до чего простой оказалась миссия, которую он считал невыполнимой.

— Я прошу многого, — добавил он. — Но любовь эгоистична, и она просит многого.

— Кет, нет, — мягко возразила она. — Вы просите совсем немногого. Напротив, вы больше предлагаете. Его удивление росло. И все же он продолжал:

— Подумайте, Синтия, я приехал, чтобы просить вас последовать за мной во Францию, где нас ждет мой сын.

Он позабыл на миг, что она ничего не знает о его родстве с человеком, которого он считал ее возлюбленным, а она, со своей стороны, не придала большого значения упоминанию о его сыне, о существовании которого она слышала от Грегори. Ее душа была полна совсем другими чувствами, и мыслями.

— Я прошу вас поменять легкую жизнь, которой вы жили до сих пор, на судьбу жены воина. Возможно, на первых порах она покажется тяжелой, хотя я даю слово, что за границей у меня есть хорошие друзья, которые найдут вашему мужу достойное занятие, где он может вскорости преуспеть. Да и как он может не достичь славы и чести, если рядом с ним будете находиться вы?

Она не проронила ни слова, но ее рука ответила ему легким пожатием.

— Смею ли я просить так много? — воскликнул он.

Она положила ему руки на плечи и встретила его ищущий взгляд чистыми открытыми глазами девушки, которая без страха вверяет себя мужчине…

— Всю жизнь я буду благодарить Бога, что вы осмелились попросить об этом,

— ответила она нежно.

Что-то в ответе смутило Криспина, но он решил, что, поскольку Джоселин был слишком застенчив, чтобы признаться открыто в своих чувствах, она была благодарна ему, что он взял на себя роль посредника.

Некоторое время они сидели молча. Он обдумывал свои следующие слова… Она была безмерно счастлива сидеть рядом с ним и не нуждалась ни в каких фразах.

— Жаль, что все обернулось так, — продолжал он, — что я не могу просить вашей руки у вашего отца. Но даже если бы все сложилось иначе, это было бы нелегкой задачей для меня. В данном же случае она просто невозможна.

И снова смысл его слов можно было истолковать двояко. Когда он говорил о благословении ее отца на брак, он и не думал добавить, что стал бы просить ее руки для своего сына.

— У меня больше нет отца, — ответила она и, заметив его немой вопрос, добавила:

— Неужели вы, которому известна эта ужасная история, хотели бы, чтобы я оставалась дочерью вора и убийцы?

— А! Значит, вам все известно!

— Да, — ответила она несчастным голосом, — мне известно все. Я узнала об этом сегодня утром. Весь день я раздумывала, как мне теперь быть, и пришла к выводу покинуть Перингам. Я собиралась поехать в Лондон к сестре моей матери. Теперь вы видите, как вовремя вы появились. — Она улыбнулась ему сквозь слезы, которые блестели у нее на глазах. — Вы появились, когда я начала отчаиваться, нет, когда я уже отчаялась.

Теперь его уже не удивляла ее готовность следовать за ним. Ему казалось, что он нашел этому объяснение. Ее чистая душа не могла вынести пребывания в доме человека, о котором она узнала ужасную правду, и подвернувшийся Криспин был для нее удобной возможностью покинуть замок своего отца. Еще до его прихода она приняла решение уехать, и его появление было действительно очень своевременным, ибо он предоставлял ей средство покинуть эти, ставшие невыносимыми, окрестности. Жалость и сострадание заполнили его сердце. Она придет в себя, подумал он, принимая предложение, которое он делал от лица сына и от которого в другое время она, возможно, с презрением бы отвернулась.

Когда он вновь заговорил, его слова касались деталей отъезда. Он описал ей изгиб дороги, где он будет ожидать ее. Она знала это место и отвечала, что на рассвете следующего дня придет туда. С ней будет ее служанка. При этих словах Криспин нахмурился, поскольку лишний спутник мог значительно задержать их бегство, но возражать не решился. От нее он узнал, что ее дядя отправился в Лондон четыре дня назад. Для своего отца она оставит письмо, и здесь Криспин вмешался, прося ее соблюдать максимум осторожности и не указывать направление, в котором они уедут.

На этом они расстались, и в ее сердце закралось крохотное сомнение, которое не давало ей уснуть всю ночь. Разумно ли она поступила, доверяя свою судьбу человеку, которого она совсем не знала и который, по слухам, не относился к разряду добрых людей?

Наутро она все рассказала своей служанке, которая от страха едва не лишилась последних остатков разума, и, собрав свои вещи, они отправились к тому месту, где их ждала коляска с сэром Криспином.

Он тепло приветствовал Синтию, но это не походило на восторженный прием, который влюбленный обычно оказывает девушке.

Вежливо он помог ей и служанке сесть в карету и закрыл дверцу. — Как? — спросила она. — Вы не едете с нами?

Криспин указал рукой на оседланную лошадь, стоявшую в стороне, которую она не успела заметить.

— Так будет лучше. Без меня в коляске вам будет удобнее. Кроме того, она будет ехать быстрее, а скорость сейчас — наш лучший помощник.

Он захлопнул дверцу, отошел назад и приказал кучеру трогаться. Свистнул кнут. И Синтия залилась слезами. Что он за человек и что она за женщина, если позволяет увозить себя мужчине, даже не утруждающему себя сказать ей пару нежных слов?