Под знаменем быка - Sabatini Rafael - Страница 35

— Ага, — Борджа вновь поднес к носу флакончик с розовым маслом. — Ваш протест мы всенепременно рассмотрим. Как вы могли подумать, что я оставлю без внимания неподобающее отношение к послу столь могущественного государства. Прошу вас, продолжайте. Давайте выслушаем вашу версию ночного происшествия. Постарайтесь объяснить, жертвой чьей ошибки вы стали, и я обещаю вам, что виновные будут сурово наказаны. Накажу я их с огромным удовольствием, ибо подобные ошибки усложняют жизнь не только их допускающим, но и многим другим. Вы говорили о грубиянах-солдатах. Пожалуйста, продолжайте.

Но Синибальди не продолжил. Наоборот, начал излагать сказочку, сочиненную им за тот час-полтора, что он провел со связанными руками. Сказочку, по первому взгляду, убедительную, более того, абсолютно правдивую, если бы рассказывал ее не Синибальди, а Грациани. Но, так как Синибальди говорил от первого лица, она не выдержала маломальской проверки.

— Этой ночью меня пригласили на тайную встречу в доме графа Раньери, в котором меня поселили на время пребывания в Римини. Я пришел, ибо мне было сказано, что рассматриваться будет важный вопрос, вопрос жизни и смерти, имеющий ко мне самое непосредственное отношение.

В зале собралось несколько человек, но перед тем, как открыть мне истинную цель нашей встречи, они потребовали, чтобы я поклялся никому не говорить ни единого слова и не называть ни одного имени из собравшихся здесь, независимо от того, останусь я с ними или уйду.

Но я же не дурак, ваша светлость.

— А разве кто-нибудь в этом сомневается? — улыбнулся герцог.

— Я — не дурак, а потому сразу понял, что дело пахнет изменой. Они, конечно, знали, что я сразу раскушу их замысел. Не знаю, как это случилось, но у них сложилось ложное впечатление о том, что я готов участвовать в заговоре. В том и заключалась их ошибка, едва не стоившая мне жизни, из-за которой со мной обошлись столь неподобающим образом. О своих личных чувствах умолчу, они не представляют интереса для вашей светлости. Но я — посол, а потому должен требовать соответственного отношения к своей особе. Я сказал этим мужланам, кто я такой. Однако они не прислушались ко мне. И я…

— Господи, даруй мне терпение! — прервал его герцог. — Не начать ли вам с самого начала. Все это лишь слова, мессер. Ваше видение того, что случилось этим вечером. А нам нужны факты, которые можно доказать.

Синибальди согласно кивнул.

— Ваша светлость, как всегда, прав. Продолжу, однако. Где я остановился? Ах, да.

Когда от меня потребовали клятву, я сразу насторожился. Но, к сожалению, я поступил слишком опрометчиво, придя на это сборище, так как уже понял, что они не выпустят меня отсюда живым, чтобы я не рассказал об увиденном. Ибо им пришлось бы заплатить за это собственными жизнями. И я дал требуемую клятву, чтобы они не отправили меня в мир иной. Но тут же заявил, что не желаю более ничего слышать, а в особенности их планы. И предупредил, что заговор — дело гиблое, особенно, а я догадывался, что так оно и было, если цель его — покушение на вашу жизнь, ибо шпионов у вашей светлости больше, чем глаз у Аргуса. Далее я попросил дозволения откланяться, ибо дал клятву молчать.

Но люди эти слишком уж боялись предательства, да и не верили ни в какие клятвы. Они отказались отпустить меня, заявляя, что я сразу же их выдам. И словесная перепалка скоро перешла в обмен ударами. Они бросились на меня, один из них наткнулся на мой меч. Поднятый нами шум привлек, должно быть, внимание патруля, появление которого и спасло мне жизнь. Когда эти солдаты начали ломиться во дворец, заговорщики перепугались и попрыгали через окно в реку. Я остался, ибо не чувствовал за собой никакой вины. Солдаты же грубо схватили меня, связали мне руки, вытолкали на улицу, не слушая моих объяснений.

Из-за спины герцога раздался вздох облегчения. Капелло шагнул к креслу Борджа.

— Видите, мой господин, видите… — начал он.

— Подождите! — резко осадил его герцог. — Будьте уверены, что вижу я не хуже других и не нуждаюсь еще и в ваших глазах, мессер Капелло, — и продолжил, очень вежливо, обращаясь уже к Синибальди:

— Мой господин, я искренне сожалею, что мои солдаты обошлись с вами столь непочтительно. Но я уверен, что вы в своем великодушии понимаете, что до того, как мы услышали ваше объяснение, все выглядело иначе, и даже у меня, а не только у простых солдат, сложилось впечатление, что виновная сторона как раз вы, а не кто-то другой. И я уверен, что, благодаря вам, нам удастся избежать каких-либо трений с Республикой Венеция, порожденных этим печальным инцидентом. Позвольте добавить, что я, возможно, не принял бы этого объяснения и захотел бы узнать имена тех, кто замешан, по вашему убеждению, в заговоре, если б оно исходило не от столь уважаемого человека, как вы, представляющего государство, дружба с которым для меня большая честь, — сказано все было искренне, без тени иронии.

— Я бы назвал вам их имена, ваша честь, но меня связывает данная клятва, — добавил Синибальди.

— Это я понимаю. А потому из уважения к вам и Республике, которую вы представляете, не стану задавать вопроса, ответить на который вам будет затруднительно. Давайте забудем обо всем, что произошло этим вечером.

Но тут Барбо, любивший своего командира, словно верный пес, не смог более сдерживаться. Ужели герцог сошел с ума, приняв на веру эту выдумку, лживую от первого до последнего слова?

— Мой господин, — подал он голос, — если все, что он сказал, правда…

— Если? — вскричал Чезаре. — Кто смеет в этом сомневаться? Разве это не принц Синибальди, посол Республики Венеция? Кто смеет сомневаться в его слове?

— Я, ваша светлость, — твердо стоял на своем солдат.

— Клянусь Богом! Какая наглость!

— Мой господин, если все, что он сказал — правда, то получается, что мессер Грациани — предатель, ибо мессера Грациани ранили в этой схватке. А этот человек говорит, что раненый им — один из заговорщиков.

— Именно так он и сказал, — кивком подтвердил Чезаре.

— Что ж, — левой рукой Барбо начал стягивать правую перчатку из толстой буйволиной кожи, — тогда я говорю, что он лжец, будь он принцем Венеции или ада, — и он поднял перчатку с явным намерением швырнуть ее в лицо Синибальди.

Но окрик герцога остановил его.

— Не сметь! — глаза его сузились. — Такая дерзость может дорого тебе стоить. Убирайся с глаз долой да возьми с собой своих людей. Но держись поблизости. Мы еще поговорим с тобой, может, сегодня, а может, завтра. Вон отсюда!

Устрашенный тоном и взглядом, Барбо отдал честь, злобно зыркнул на Синибальди и вышел из зала, полагая, что не сегодня вечером, так завтра утром ему на шею набросят петлю. Однако куда более бесила его возведенная на капитана напраслина.

Чезаре же повернулся к Синибальди, губы его разошлись в широкой улыбке.

— Извините этого болвана. Его подвела верность своему капитану. Завтра мы научим его, как должно вести себя в приличном обществе. А пока вам надо отдохнуть, отвлечься. Кресло принцу Синибальди! Сюда, рядом со мной. Садитесь, мой господин, надеюсь, мое гостеприимство сгладит те неприятные впечатления, с которых начался этот вечер. Но не след винить господина за глупость его слуг. Городской совет, который дает банкет в мою честь, позаботился об угощении. Вот это вино — отличное лекарство для раненой души, оно вобрало в себя ароматы тосканского лета. И нам обещали показать комедию. Господин председатель, где же эти актеры из Мантуи? Если они развеселят принца Синибальди, он, возможно, забудет о доставленных ему неприятностях.

Принц Синибальди не заставил просить себя дважды. Изумленный, не верящий своему счастью, еще гадающий, не сон ли все это, рухнул он в кресло, поставленное рядом с герцогом, выпил вина, поднесенного по знаку Борджа.

А тут перед ним появились актеры, и скоро внимание собравшихся захватил нехитрый, но занимательный сюжет комедии, которую они показывали высоким гостям. Лишь в голове принца Синибальди теснились другие мысли. Он анализировал происшедшее с ним, а более всего — те почести, что оказал ему герцог, дабы компенсировать причиненные ему неудобства. И в конце концов склонился к выводу, что в поведении своем герцог руководствовался страхом перед могущественной Республикой, которую он представлял. А потому настроение принца улучшилось до такой степени, что он уже с некоторым пренебрежением поглядывал на Борджа.