Меч ислама - Sabatini Rafael - Страница 73

— Вы устали с дороги, Андреа. — Она, воплощенное волнение, потянула его к стулу.

— Да, устал, — согласился он. И в мерцании свечи она увидела его серое осунувшееся лицо, безжизненные, глубоко запавшие глаза. Казалось, он мгновенно постарел и стал выглядеть на свой возраст.

Она присела рядом с ним, взяв его измученные руки в свои.

— Откуда вы, Андреа?

— Из Леричи. Я оставил там галеры.

— Вы спешили ко мне? Он'грустно усмехнулся.

— Милостию Божьей, я бы так и сказал, если бы смог. — Он покачал головой. — Я хотел скрыть мой позор, въехать в Геную незамеченным, избежать глумления. Я не считаю себя трусом, дорогая моя. Но для такого я недостаточно храбр.

Она положила свои мягкие руки ему на плечи и взглянула прямо в лицо.

— Глумление? — спросила она.

— Да. Вы разве ничего не слышали?

— Что именно? Я знаю только, что маркиз дель Васто ждет вас в Генуе с письмами от императора.

— Ах, — вздохнул он с некоторым облегчением. — Эти письма уже здесь?

— Говорят, император всегда воздает по заслугам.

— По заслугам. Хорошо сказано. Всегда воздает соответственно заслугам по своему разумению. Где мессер дель Васто?

— Во дворце Адорно. Сидит со своим другом господином Просперо.

— Так, конечно же, и должно было быть. А Джанна? — адмирал криво улыбнулся.

— Она здесь, со мной. Вы еще много услышите о том, как они вместе уплыли, и что из этого получилось. Конечно, об этом много болтали, ужасные глупости! Но все это уже в прошлом. Их свадьба отложена до вашего возвращения.

— Нужда заставила, — грустно сказал он. — Похоже, честь ее нужно будет подлатать. — Он издал короткий смешок, и графиня уставилась на него.

— Вы несправедливы, Андреа! Вы не знаете всего. И как ужасна была ярость Ламбы…

— Да, да! Я слышал эту историю. Теперь это уже неважно.

— Конечно, нет, — согласилась она, — и я возблагодарила Господа за спасение милого дитя, за то, что все так счастливо завершилось и что Просперо в безопасности и всеми уважаем за свои подвиги. Жаль, что она не успела прибыть сюда вовремя, чтобы видеть, как его встречали.

— Итак, все счастливо закончилось. — Адмирал еще больше помрачнел.

— Счастливо! А этот Просперо в большом почете! Его возвращение было триумфальным! Ну-ну!

Монна Перетта вышла отдать приказ слугам, чтобы ужин синьору Андреа был подан в ее будуар, и дождалась, пока он поест.

Ел он механически. Греческое вино, налитое ее рукой, выпил залпом томимый жаждой. Ухаживая за мужем, графиня упросила его рассказать о себе.

— Мы слышали о вашей великой победе в Мехедии, о погоне за этим жутким корсаром Драгутом. Но с тех пор — ничего.

Он немного помолчал, раздумывая, как лучше поделиться своими бедами. Но верх взяли уныние и усталость.

— Давайте отложим до завтра, — сказал он. — Завтра услышите. От дель Васто, посланника его величества. Пошлите сказать ему, что я здесь и буду счастлив принять его.

Ушей дель Васто это известие достигло на следующее утро, когда он завтракал на террасе над садом, принадлежавшим Просперо, вместе с самим хозяином и третьим гостем, доном Алваро де Карбахалом. Монна Аурелия, к счастью, отсутствовала, находясь в загородном доме Просперо в Вердепрати, куда она отправилась, спасаясь от августовской жары.

Дель Васто прибыл в Геную с письмами от императора за пару дней до возвращения Просперо. Зная, в каких выражениях составлены эти письма, он сообщил о них Просперо. Дон Алваро, услышав, расхохотался.

— Я догадываюсь, что вас так радует, — сказал ему маркиз.

— Даже и наполовину не догадываетесь, — усмехнулся дон Алваро. — Будь иначе, вы бы хохотали со мной.

— Думаю, да. Плоть под императорской мантией так же смертна, как и наша. И одолевают ее те же болезни. В провале адмирала его величество увидел и провал своих надежд. Он увидел, что презрение и насмешки над Дориа коснутся и его. Поэтому, когда ему сообщили о победе при Ла-Мола, он приписал ее Дориа. Выгораживая адмирала, он выгородил и себя.

— И преуменьшил славу Просперо?

— Просперо сам преуменьшил свою славу слишком скромным докладом. Кто сможет возразить против этого? Дон Алваро взорвался.

— Я что, не был при Махоне? Я что, не видел всего, что случилось? И что, там не было других капитанов неаполитанской эскадры? Мы все можем поклясться под присягой. И, видит Бог, поклянемся, — продолжал Алваро. — Настало время открыть его величеству глаза на этого господина генуэзца, которого он предпочел более достойным испанцам. Время излечить его величество от слепоты.

Здесь Просперо прервал его:

— Увидеть в Андреа Дориа первого кондотьера нашего времени — не слепота.

Дон Алваро покраснел.

— Но даже если и так, неужели из-за этого отдавать ему всю славу вашей победы, величайшей победы всех времен?

— Это — разные вещи.

— Нужно ли спорить об этом? — спросил дель Васто. — Я должен освободить Андреа Дориа от его обязанностей посла. Я уполномочен также поручить графу Мельфийскому вручить вам орден Святого Януша Компостеллы от имени императора. Но вы можете отказаться принять орден из его рук, если вам угодно.

— Да, — одобрил дон Алваро, — это хороший способ разоблачить ложь.

— Если бы я этого хотел, стал бы я писать так, как написал? — спросил их Просперо. — И зачем мне теперь преуменьшать заслуги Дориа в глазах императора? Какая мне с того польза? Не слишком ли вы торопитесь с выводами, думая, что Дориа примет награду за подвиги, в которых он не участвовал? Может, придется еще его уговаривать.

Дон Алваро рассмеялся, и они решили отложить этот спор до возвращения Дориа.

И вот час настал. Дель Васто послал слугу известить Дориа, что вскоре он будет во дворце Фассуоло.

Просперо задумчиво погладил подбородок.

— Я иду с вами.

— Многое, бы я отдал, чтобы быть с вами, — проронил дон Алваро.

— Почему бы и нет? — спросил Просперо.

Граф Мельфийский принял их в большой галерее с пятью арками, выходящей на террасы и украшенной недавно законченными Перрино де ла Вега фресками. Здесь, под ажурными сводами, можно было увидеть сценки из истории Рима: Сцевола перед Порсонной и другие. Там были шпалеры из Тегерана, на деревянном мозаичном полу лежали мягкие ковры работы ткачей из Смирны, стояли мавританские вазы, отделанные серебром и золотом, богато инкрустированная испанская мебель из мастерских Севильи и Кордовы.

Герцог стоял, облокотившись о край потухшего камина, отделанного каррарским мрамором, в который Джилимо дела Порта вдохнул жизнь и движение, изобразив на нем сцены из жизни Прометея. Филиппино и Джанеттино тоже были с дядей, и если адмирал стоял, горделиво выпрямившись, то племянники смотрели злобно, как бы говоря: «Ничего, мы еще свое возьмем».

Маркиз дель Васто, самый большой щеголь императорского двора, в ажурной мантии, небрежно наброшенной на светло-голубой с белым камзол, следовал за камердинером, а за ним, в свою очередь, шли Просперо и Карбахал.

При виде Просперо адмирал пошевелился, и поза его стала заметно напряженнее. Шея Джанеттино вытянулась, глаза засверкали. Филиппино издал звериное рычание, и рука его невольно потянулась к мечу.

Все трое были убеждены, что Просперо пришел сюда «поплясать на их могилах».

Маркиз низко поклонился.

— Приветствую вас, синьор граф, от имени моего господина императора. Я принес вам вот это.

Он протянул объемистый пакет, на шелковой перевязи которого виднелись печати императора.

Андреа Дориа машинально взял его, но не взглянул ни на пакет, ни на маркиза. Его глубоко посаженные глаза не отрываясь смотрели из-под нахмуренных бровей на Просперо, который, сохраняя невозмутимость, выглядел очень подтянутым по сравнению с толстым доном Алваро. Адмирал прокашлялся.

— Я не думал, что ваша светлость будет не один. И менее всего ожидал увидеть здесь Просперо Адорно.

Дель Васто был воплощенная вежливость.

— Когда вы прочтете письмо моего властелина, ваше превосходительство, вы поймете причину присутствия здесь мессера Просперо.