Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael - Страница 69

— Если бы я поступил так, то перестал бы уважать себя.

— И я тоже, — добавил Белланже.

— Вы созвали нас на совещание, а не для того, чтобы отдавать приказы, требующие безоговорочного выполнения.

Тэнтеньяк нахмурился и, ненадолго остановив взгляд на Белланже и Констане, с вызовом перевел его на остальных.

— Кто еще думает так же?

Шевалье де Ла Марш в отчаянии взмахнул руками.

— По-моему, ужасно не прийти на выручку тем, кто находится рядом с нами.

— Клянусь, я такого же мнения, — сказал Ла Уссэ.

— И я тоже, — холодно согласился Тэнтеньяк. — Но это не влияет на мое решение. А вы, Жорж?

— Вы командующий, шевалье, — склонив голову, ответил Жорж. — И ответственность лежит на вас. Благодарение Богу, не на мне.

— Даже вы! — казалось, вера Тэнтеньяка поколеблена, и он позволил себе горько улыбнуться. — Неужели среди вас нет никого, кто разделял бы мои взгляды?

— Разумеется, есть, — сказал Кантэн. — Кадудаль ошибается. Говоря от ответственности, он думает о выборе. Полученные вами приказы не оставляют вам выбора. Если вы отступите от них, ничто не спасет вас от военного трибунала и расстрела.

— Вы слышите, господа? Своевременное напоминание для всех вас.

— Но оно не учитывает, — с надменным видом возразил Белланже, — что существует долг, налагаемый честью.

— Уроков чести я не позволю давать себе никому, — заметил Кантэн.

— Полагаю, вы никогда этого не позволяли.

— Если вы так полагаете, — улыбнулся Кантэн, — я позволю себе оспорить ваше утверждение, но в другое время.

— Готов доставить вам это удовольствие, сударь.

— А тем временем мы бросаем вандейцев на произвол судьбы, — с горечью заметил Ла Марш.

— Боже мой, это слишком, — почти прорыдал Ла Уссэ.

— Для меня более чем слишком! — горячо воскликнул Констан, почувствовав поддержку. — Дайте мне пять тысяч человек, и я сам поведу их на выручку вандейцам!

Тэнтеньяк посмотрел на него о снисходительным удивлением.

— Вы говорите глупости, сударь, — отрывисто сказал он.

— Почему глупости? — спросил Белланже. — Это выход, и самое меньшее, что мы можем сделать.

— Наполовину сократить мои силы?

— Лишь на время, — настаивал Констан. — Прошу вас, выслушайте меня. До Жослэна пять часов пути, пять на возвращение: до Плоэрмеля еще восемь. Всего восемнадцать часов. «Синие» окажутся между нами и вандейцами. Мы быстро с ними справимся. Допустим, что операция займет шесть часов. Итого, двадцать четыре часа. До утра пятницы в нашем распоряжении тридцать шесть часов. У нас останется двенадцать часов на отдых, не считая подкрепления в виде спасенных вандейцев.

— Ваши подсчеты фантастичны, — охладил его пыл Тэнтеньяк. — Замысел безумен. Даже если вам удастся его выполнить, людям мало двенадцати часов для отдыха после тяжелого боя. Я не желаю больше слушать об этом.

— Вы недооцениваете выносливость шуанов.

— Я был с ними в походах и в боях, — улыбнулся Тэнтеньяк. — Их выносливость известна мне не хуже, чем вам. Возможно, они и сделаны из железа. Но и выносливости железа положен предел. Даже если бы вам удалось вовремя привести их в Плоэрмель, они будут так утомлены, что принесут там не много пользы.

— Это всего лишь ваше личное мнение.

— Вот именно. Но коль скоро оно мое, я никому не позволю его оспаривать. Послушайте, дорогой Констан, малейшая помеха — и ваш безумный план нарушен.

— Я готов пойти на риск.

— О нет. Ваш риск — это мой риск. Ответственность за экспедицию лежит на мне.

— Так вот чего вы боитесь? — насмешливо спросил Белланже.

Лицо шевалье вспыхнуло. Но прежде чем он успел ответить, четверо офицеров обрушилось на него с требованиями уступить и принять предложенный Констаном компромисс.

Кадудаль мрачно стоял в стороне и нахмурясь наблюдал за спорящими. Наконец, Кантэн вступился за своего командира.

— Господа, послушайте меня.

На него устремились взгляды, полные злобы и нетерпения.

— А что вы можете сказать? — отрезал Констан.

— То, к чему вы принуждаете меня своим упрямством. Не исключено, что позволив вам поступить, как вы того желаете, значит позволить вам угодить в ловушку. Ловушку, которую нам расставили. Где у вас доказательства, что эти пресловутые вандейцы вообще существуют? Говорят, будто от господина де Шаретта пришло письмо из...

— Что значит, говорят, будто пришло письмо, — высокомерным тоном перебил Белланже. — Письмо, действительно, пришло.

— Вы его видели?

— Его видела моя жена.

— Так, так. Хорошо. Она сказала нам, что это случилось четыре дня назад. Вандейцы тогда были в Редоне, в двух днях пути отсюда. Наверное, Шаретт объявил, что здесь они будут в понедельник. Мы прибываем во вторник, а их все нет.

И снова Белланже прервал Кантэна:

— Потому что Груши задержал их в Жослэне.

— Когда? В воскресенье или в понедельник? Да хоть бы вчера! Как получилось, что мы узнали об этом только сегодня? Весьма примечательно и очень интересно. Интересно и то, что весть об осаде пришла к нам, лишь после того, как мы объявили, что вечером выступаем, с вандецами или без них.

— На что вы намекаете, черт возьми? — взревел виконт. — Что значит ваше «интересно»?

— Подумайте, — спокойно продолжал Кантэн. — Если этих вандейцев выдумали с целью задержать нас и не дать нам вовремя прибыть в Плоэрмель, не является ли история их окружения в Жослэне последней попыткой заставить нас отложить выступление?

— Что все это значит? Что это значит, я спрашиваю? — ярость Белланже сменилась удивлением. — Куда еще способна завести вас фантазия, сударь? Ваши инсинуации оскорбительны. Довольно.

Задумчивый взгляд Тэнтеньяка остановился на Кантэне.

— Вы ничего больше не имеете сообщить нам?

— Я полагал, что сообщил вам достаточно. Но, разумеется, у меня есть еще кое-что. Гонец из Жослэна. Почему за помощью он прискакал именно в Кэтлегон? Откуда ему известно, что здесь остановилась армия? Кто дал знать об этом в Жослэн? Когда? И каким образом эта весть проникла через кордоны республиканцев к осажденным в городе вандейцам?

— Черт возьми! — воскликнул Кадудаль.

— Клянусь честью, вы правы! — взгляд Тэнтеньяка оживился. — На эти вопросы необходимо получить ответ.

— Вы начинаете понимать.

— Что понимать? — вмешался в разговор Констан. — Не все ли равно, как об этом узнали в городе? Узнали — и слава Богу: такое известие должно вселить отвагу в бедолаг. Тем более надо спешить им на выручку.

— Вы кончили, сударь? — спросил Кантэна Белланже. — Или у вас в запасе есть еще что-нибудь?

— Есть еще сам гонец. Сказавшись жителем Жослэна, он вам солгал. Я узнал в нем грума из Кэтлегона. Его зовут Мишель.

Стоило собравшимся в библиотеке понять, что имел в виду Кантэн, как все словно онемели. Белланже охватила такая ярость, что он на время забыл о своем высокомерии.

— Во имя всех святых! Что вы говорите?

— Все весьма просто, — сказал Констан. — Похоже, нам предлагают поверить не только в то, что здесь есть предатели, но что предатель этот не кто иной, как сама госпожа виконтесса. Вы смеете обвинять ее?

— Я никого не обвиняю. Я просто констатирую факт. Вам решать, кого он обвиняет.

— Факт? — вспылил Констан. — Вы кто, глупец или негодяй? Вы сами заблуждаетесь или вознамерились обмануть нас?

— Если вы выберете последнее, я знаю, что вам ответить. А пока у меня есть средство, способное пришпорить вашу сообразительность, хоть я и предпочел бы не прибегать к нему. Однако вы не оставляете мне выбора.

Какому чуду, господин де Шеньер, вы обязаны тем, что госпожа виконтесса сумела предоставить вам приют в Кэтлегоне? Несмотря на то, что за вашу голову была объявлена награда, вам удалось прожить здесь несколько недель и избежать ареста, как это получилось? Благодаря каким заслугам госпожи де Белланже перед Республикой ее дом пользуется неприкосновенностью? Найдите ответ на эти вопросы, присовокупите его ко всему остальному и судите сами, не подтверждаются ли мои опасения относительно того, что приглашение в Кэтлегон было приглашением в западню, а мифические вандейцы использованы в качестве приманки.