Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael - Страница 58

Вздымая тучи брызг, они по пояс вошли в воду и принялись вытаскивать лодки на берег. Как только из лодок выгрузили пушки, они впряглись в них и оттащили подальше от воды. Они плясали от радости, оглашая воздух громоподобными возгласами: «Да здравствует король!», «Да здравствует религия!», «Да здравствует граф Жозеф!», которыми у большинства шуанов ограничивалось знание французского языка. Они походили на огромных косматых собак, прыгающих от радости при виде хозяина, и эмигранты, при всем том, что не могли без них обойтись, с самого начала с нескрываемым презрением стали смотреть на этих людей именно как на собак. Дружелюбие и фамильярность шуанов не пробуждали в господах из Англии никаких чувств, кроме древнего кастового высокомерия.

Бурные проявления восторгов сменились благоговейной тишиной, когда епископ Дольский в митре и с посохом ступил на берег в сопровождении сорока священников. Внезапно объятая трепетом дикая крестьянская орда опустилась на колени и склонила головы, чтобы принять благословение епископа.

После того, как люди высадились на берег, началась выгрузка содержимого трюмов. Прежде всего с кораблей доставили мушкеты и боеприпасы, которые тут же распределили среди шуанов, что еще сильнее распалило их энтузиазм. Дабы выразить его, они подняли вверх мушкеты, и грохот пальбы смешался с восторженными возгласами.

Сморщив свой крупный нос, Д’Эрвийи обозревал крестьянские толпы. Люди, которые не имеют представления о том, что такое военный строй, не носят формы, за исключением белой кокарды и ленты в петлице, по его представлениями не могли быть хорошими солдатами.

— Это и есть ваши войска, господин де Пюизе?

Пюизе спокойно улыбнулся.

— Лишь малая их часть. Не более чем передовой отряд.

— Право, не знаю, что с ними делать.

— Я буду иметь удовольствие объяснить вам.

Пюизе взял десять тысяч шуанов и сформировал из них три армейских корпуса, поручив командование Тэнтеньяку, Вобану и Буабертелло, и сразу двинул их впереди основных сил захватить и удержать Орэ на востоке и Ландеван на западе.

Д’Эрвийи, довольный тем, что граф избавил его от трех четвертей этой дикой орды, не возражал. Однако на следующее утро разразился взрыв, который уже давно назревал между ними.

Кадудаль привел еще несколько отрядов, вместе с ним прибыли Сен-Режан и Кантэн. Пюизе сердечно встретил всех троих на кухне фермерского дома в Карнаке, в котором он поселился.

Кантэну он оказал особенно теплый прием. Положив левую ладонь на плечо молодого человека, граф держал его руку в крепком пожатии, и его проницательные глаза светились лаской.

— Своим поступком в Ла Превале вы спасли мою репутацию. Это превыше всяких благодарностей, всего, чего я был вправе ожидать от вас.

— Громы небесные! — воскликнул Кадудаль. — Мне остается только завидовать ему; я сам должен был так поступить. Но у меня не хватило ума. Выйти и хлопнуть дверью — вот все, до чего я додумался.

— Вы это сделали, — продолжал Пюизе, не снимая руки с плеча Кантэна, — с немалым для себя неудобством и даже опасностью, как я догадываюсь. Вы проявили редкую храбрость. — Глубоко сидящие глаза графа сверкнули. — Надеюсь, в самое ближайшее время король лично поблагодарит вас.

Чтобы скрыть смущение, Кантэн издал короткий смешок.

— Я привез ваши распоряжения барону де Корматену и не мог промолчать, видя, что он их нарушает.

К немалому облегчению Кантэна, от дальнейших объяснений его избавило внезапное появление Д’Эрвийи с четырьмя офицерами его свиты.

— Ах, господин граф, я должен пожаловаться на ваших недисциплинированных дикарей. Похоже, они начисто лишены чувства уважения к тем, кто по положению стоит выше их, как, впрочем, и других чувств. Предупреждаю, если вы не справитесь с ними, у нас будут неприятности. Мои люди отнюдь не расположены терпеть наглость этих животных.

Кадудаль порывисто шагнул вперед. Его лицо пылало.

— Громы небесные! — взревел он, взмахнув огромной ручищей. — Это еще кто такой?!

Пюизе, воплощение утонченной властности, в красном, отделанном золотым кружевом мундире, с рыжеватыми, словно припудренными сединой волосами, на полголовы возвышаясь над долговязым Д’Эрвийи, покорил небольшое общество изысканной учтивостью. Он представил собравшихся друг другу.

— Полковник граф Д’Эрвийи, командующий армией эмигрантов, — кратко отрекомендовал он одну сторону. Что касается другой, то здесь он умышленно был более подробен: — Это господин маркиз де Шавере, в коем вы, несомненно, признаете старого знакомого. Мы в неоплатном долгу перед ним, поскольку именно он разоблачил измену Корматена. А это — Жорж Кадудаль и Пьер Сен-Режан, славные герои Бретани, принесшие победу белой кокарде не в одном десятке сражений.

Д’Эрвийи с удивлением уставился на того, кто некогда был его наставником в искусстве фехтования, и обменялся с ним несколькими любезными фразами. Затем его взгляд отклонился в сторону, и в мгновенно похолодевших глазах отразилось бесконечное презрение к осанистому хмурому Кадудалю, одетому в серую куртку и мешковатые штаны, и к ухмыляющемуся Сен-Режану с его подвижным большеротым лицом комедианта и нелепым гусарским доломаном. Д’Эрвийи едва удостоил обоих кивком головы и снова обратился к Пюизе:

— Я должен просить вас навести порядок, дабы мне не пришлось больше жаловаться на ваших шуанов.

Пюизе, казалось, опять не заметил высокомерия Д’Эрвийи, которое забавляло Сен-Режана и вызывало гнев Кадудаля.

— Поскольку мы собираемся почти немедленно выступать, — спокойно ответил он, — вам не стоит заботиться о таких пустяках. Я хотел сообщить вам, граф, что мы снимаемся с лагеря завтра на рассвете.

Взгляд Д’Эрвийи стал еще более надменным.

— То, что вы предлагаете, совершенно невозможно.

— Значит, должно стать возможным. И я не предлагаю. Я приказываю. Вы меня премного обяжете, проследив, чтобы все было готово.

Надменность Д’Эрвийи, которая до сих пор еще кое-как держалась в границах допустимого, наконец переступила их:

— Да будет мне позволено узнать, куда мы направляемся?

— Вперед. В Плоэрмель. Это наш первый пункт назначения.

Пюизе повернулся к длинному кухонному столу с разложенной на нем картой.

— Я покажу вам...

— Одну минутку, господин граф. Одну минутку! Неужели вы предлагаете нам покинуть берег до прибытия сил под командованием Сомбрея, за которыми уже возвращаются в Плимут транспортные суда?

Какое-то мгновение казалось, что любезность Пюизе подвергается суровому испытанию. Но он удовольствовался тем, что излил нетерпение в глубоком вздохе.

— Позвольте мне самому судить об этом.

— Не могу.

Пюизе резко обернулся.

— Не можете? Черт возьми! Боже, даруй мне терпение! Едва ли есть необходимость говорить вам, что в подобных делах скорость имеет первостепенное значение. Быстрое, решительное продвижение застигнет Западную армию врасплох, до того как она успеет сконцентрироваться, и послужит стимулом ко всеобщему восстанию, благодаря которому мы получим дополнительные силы, необходимые для похода на Париж.

Скривив губы, Д’Эрвийи невозмутимо покачал головой.

— Ваши слова, сударь, меня не убеждают.

— Боже правый! — вырвалось у Кадудаля.

Пюизе опять улыбнулся.

— Прежде чем мы достигнем Плоэрмеля, вас убедят события. К тому времени наши пятнадцать тысяч шуанов превратятся в пятьдесят, а то и в сто тысяч, что более вероятно. Это число удвоится людьми из Нормандии и Анжу по пути в Лаваль, где к нам присоединится мэнский контингент.

Д’Эрвийи раздраженно пожал плечами.

— На основании того, что я видел, ваши шуаны не вызывают у меня особого доверия, точнее, никакого, если их не разбавить испытанными в бою войсками, которые мы ожидаем.

Пюизе начал терять терпение.

— Полковник, я не признаю за вами права судить о боевых качествах шуанов, которых вы на самом деле совсем не знаете.

— Я знаю, что такое настоящие солдаты, и различаю их с первого взгляда. Но не будем спорить. Я нахожу безрассудным выступать до прибытия пополнения. Я знаю, что говорю. Военная осторожность, а в ней я несколько разбираюсь, требует, чтобы мы оставались здесь, вблизи моря, чтобы обеспечить пополнению безопасную высадку.