Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael - Страница 49

— Нет. Но волк, почуявший собственную выгоду, может пойти на такой шаг. По словам Гоша, Корматен получит от сделки миллион ливров.

Негодование Кадудаля возросло пуще прежнего:

— Неужели вы верите таким россказням о человеке, которого граф Жозеф назначил здесь своим представителем? Или вы думаете, что человек, чей талант создал огромную организацию, способен совершить детскую ошибку при назначении своего генерал-майора?

Сен-Режан, однако, был менее уверен в Корматене.

— Все предатели обязаны открывшимися перед ними возможностями доверию, которое им было оказано. А в наши дни... Ба! Кто бы поверил, что Шаретт, самый благородный из генералов-роялистов, подчинится Республике?

— Еще неизвестно, — сказал Кантэн, — не работа ли это господина де Корматена.

— Гош наверняка вам так и скажет, — съязвил Кадудаль.

— Мы можем спорить без конца, — сказал Сен-Режан. — Давайте поедем и сами посмотрим, что там происходит.

— Ну что ж, и посмотрим в Ренне в среду, когда приедем послушать, что имеют нам предложить эти щенки. Если предложат признать их непотребную Республику, то — будь я проклят! — они увидят, что впустую потратили время. Или шуаны побеждены, чтобы склонить голову перед врагом? Разве мы не клялись сражаться за трон и алтарь до полной победы или умереть? Неужели мы изменим своей клятве в тот самый час, когда Республика агонизирует, а измученный народ во всех концах Франции молится за реставрацию монархии? Когда прибудет господин де Пюизе с английской Помощью, из-под земли поднимется такая армия, какой мир не видывал.

— К чему так много слов, Жорж, — заметил Сен-Режан. — Мы едем в Ренн.

Накануне той знаменательной среды в конце апреля они прибыли в прекрасный город Ренн в сопровождении охраны из сотни шуанов, открыто выставлявших напоказ свои белые кокарды на круглых шляпах и эмблему Святого Сердца на лацканах курток.

Толпы людей переполняли город, всюду царило праздничное возбуждение, вызванное надеждой на близкое прекращение вражды и восстановление мира на измученной земле.

Сен-Режана забавляло зрелище шуанов в куртках из козьих шкур или темно-серых тужурках, пьющих вместе с затянутыми в синие мундиры республиканцами, или белых кокард бок о бок с кокардами трехцветными; и он смеялся, слыша на улицах новый вариант «Марсельезы» [...новый вариант «Марсельезы»... — Марсельеза — патриотическая песнь, ставшая национальным гимном Франции. Марсельезу сочинил в 1792 г. Руже де Лиль, офицер инженерных войск]. Кадудаль, лишенный иронического взгляда на жизнь, свойственного его товарищу, сверкающими от негодования глазами взирал на повсеместное братание роялистов и республиканцев. Такие картины наполняли его душу недобрыми предчувствиями. Но его взгляд становился особенно свирепым, когда проходившие мимо республиканцы отдавали им честь. С такими настроениями нельзя готовиться перерезать друг другу глотку, недовольно говорил он.

В поисках Корматена они исходили весь город, но нигде его не нашли. Наконец они узнали, что Корматен находится в Ла Превале, замке на берегу Вилены милях в трех или четырех от города вместе с роялистскими предводителями, созванными на конференцию, которая должна открыться завтра утром.

Они переночевали в гостинице в Ренне и едва рассвело отправились в Ла Превале. Там они нашли несколько сотен шуанов, разбивших в окрестностях замка лагерь, над которым реяли белые штандарты. Республика предоставила в их распоряжение палатки и щедро принимала за свой счет. Созванные со всех концов Морбиана, с вересковых пустошей Пэнпона и Лавэна, из гущи лесов Камора и Берне, эти люди, которые со времен Ла Руэри покидали свои убежища и цитадели только для схватки с неприятелем, были ошеломлены и опьянены воздаваемыми им почестями.

В стенах пышного замка Ла Превале, некогда принимавшего самого Генриха IV [Генрих IV — (1553-1610) — первый король из династии Бурбонов, король Наварры, в 1589 году провозглашенный королем Франции. Гугенот по вероисповеданию, он чудом избежал убийства в Варфоломеевскую ночь, которая произошла на следующий день после его торжественного бракосочетания с Маргаритой Валуа, дочерью короля Генриха II, в августе 1572 г. Храбрый воин, искусный и тонкий политик, Генрих IV способствовал принятию Нантского эдикта (1598 г.), который придал законный статус протестантской религии, а также укрепил единую королевскую власть во Франции, что, в конечном итоге, привело к прекращению гражданских войн. Любимец народа, Генрих IV погиб в 1610 г. от кинжала фанатика Равайяка], в течение нескольких дней собирались предводители отрядов роялистов — члены знатных семейств, многие из которых прошли боевую выучку в королевских полках или на военном флоте его величества. Здесь их принимали и потчевали члены штаба генерала Гоша и офицеры армии Шербура, не жалея затрат из общественных фондов.

Под крышей Ла Превале разместилось около четырехсот роялистов и республиканцев, пылающих самыми братскими чувствами друг к другу, над пробуждением коих немало потрудились, с одной стороны, Корматен, с другой — генерал Гош. Там же находился и сам Гош, его штаб и веселый, галантный Умберт, проявлявший неустанную заботу об удобствах своих гостей-роялистов.

В предвкушении блестящего осуществления своих миротворческих прожектов Корматен сиял от удовольствия и во все стороны расточал милостивые улыбки. Его плотную фигуру обтягивал серый мундир с высоким жестким воротником вокруг белого галстука, талию перепоясывал белый кушак, на шляпе покачивались белые перья, грудь украшала эмблема Святого Сердца, в петлицу была продета белая лента.

Созданию атмосферы светской непринужденности, царившей в замке, в немалой степени способствовало присутствие дам, хоть республиканцы и не внесли в это своей лепты, если не считать таковой виконтессу де Белланже из-за ее игриво-открытой привязанности к блистательному Гошу. Десятка два благородных дам, — жен и сестер роялистских предводителей, до той поры из соображений безопасности державшихся в тени, радовались случаю пережить нечто, отдаленно напоминающее веселые дни старого режима.

Картина, промелькнувшая перед глазами Кадудаля по пути на конференцию, в значительной степени поколебала его упорное нежелание поверить, что здесь затевается недоброе. С хмурой гримасой на круглом раскрасневшемся лице он покачивающейся походкой вошел в зал заседаний, где его сразу оглушила трескотня множества языков. Большинство собравшихся хорошо знали Кадудаля, и на него со всех сторон посыпались дружеские приветствия. Сен-Режан тоже встретил здесь немало знакомых. Кантэна никто не знал и поэтому на его появление почти не обратили внимания. Он остался стоять в стороне и внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг. Тем временем люди все прибывали, и вскоре в просторном и довольно обветшалом зале собралось человек сто пятьдесят.

Человек двадцать были, как и Кадудаль, из крестьян, что подтверждалось их громкой речью, грубой одеждой и не менее грубыми манерами. Остальные были благородного происхождения; осанка многих из них свидетельствовала о военном прошлом, у некоторых это проявлялось даже в одежде — мундирах в обтяжку, высоких воротниках, белых галстуках. Многие, как и Корматен, носили серые мундиры с черными нашивками, перепоясанные белым шарфом, — форма, по которой роялисты узнавали друг друга. Другие носили короткие шуанские куртки поверх зеленых или красных жилетов, некоторые — широкие бретонские штаны и кожаные гетры.

Единственной роялистской эмблемой в одежде Кантэна была белая кокарда на шляпе с конусообразной тульей, и ему казалось, что в своем коричневом рединготе, лосинах, сапогах и с туго перевязанными каштановыми волосами он слишком выделяется из основной массы собравшихся. Однако то, что рядом с ним стоит Сен-Режан, служило вполне достаточным ответом на любопытные взгляды.

Они видели, как Кадудаль старается проложить себе путь сквозь окружившую Корматена толпу и как его постоянно задерживают те, мимо кого он пробирается. Ему так и не удалось добраться до барона, когда тот решительно направился к длинному столу в конце зала. С ним шло с полдюжины офицеров его штаба; в одном из них Кантэн узнал Буарди, что подтверждало сведения о связи с пацифистами самого доблестного из роялистов.