Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael - Страница 22

Маркиза и ее дочь рассматривали Кантэна с таким же интересом, как и он их. Маркиза дю Бо дю Грего была увядшая красавица, высокая, угловатая и сухая, любезная и снисходительная. Ее дочь, виконтесса де Белланже, такая же высокая, как мать, отличалась поистине ослепительной красотой. Тугие локоны ее роскошных черных блестящих волос оттеняли матовую белизну шеи, нежную бледность лица и коралловую теплоту полных, чувственных губ. У нее были темные глаза, большие и томные, и точеные черты лица. Облегающие линии серой бархатной амазонки, отделанной золотыми кружевами, подчеркивали фигуру, по красоте не уступавшую лицу.

Возвращая бумаги, маркиза заговорила печальным увядшим, как и она сама, голосом:

— Припоминаю, что маркиз Бертран под конец жизни совершил мезальянс.

В неудачном выборе слов, облекавших это меланхолическое замечание, не было и тени злого умысла.

— Он женился на моей сестре, сударыня, — ничуть не смущаясь, ответил Ледигьер. — Отсюда и тот интерес, который я проявляю к ее сыну.

— Ваша сестра? Ах, конечно, конечно. Теперь я вспомнила. Она носила фамилию Ледигьер и считалась редкостной красавицей. Во всяком случае, достаточно красивой, чтобы это компенсировало в глазах мужчины ее низкое происхождение. Это было еще до вашего рождения, Луиза. Но я не знала, что их союз принес плоды.

Тем временем плод упомянутого союза являл собой бесстрастный объект ее внимательного изучения. Близорукие старческие глаза не без удовольствия разглядывали гибкую, стройную фигуру, элегантный редингот, шпагу на перевязи, гордо посаженную голову, мужественные черты узкого овального лица.

— В вас немного от Шеньеров, — заметила маркиза. — Полагаю, вы в мать. — Она тихим голосом предложила Кантэну сесть. — Арман де Шеньер знает о вашем существовании?

— О да, сударыня. Равно как и о моих правах на наследование титула и имений. Мы встречались в Лондоне.

— В Лондоне! — воскликнула дочь маркизы с вполне понятным Кантэну интересом. — Значит, вы приехали из Англии?

Но мать вновь завладела вниманием молодого человека.

— И что Арман сказал на это? — осведомилась она.

— Он посоветовал мне отправиться во Францию и заявить о своих правах.

Кантэн подробно рассказал, как складываются его отношения с законом, и в нескольких словах объяснил положение, в котором оказался.

Его выслушали с интересом, к которому у госпожи де Белланже примешивалось удивление. Она не стала скрывать, что вызвано оно поведением Сен-Жиля.

Затем рассказ Кантэна продолжил Ледигьер и сообщил дамам о предложении Бене.

— Вам, сударыня, решать, — заключил он, — либо вы предоставите требуемую сумму в качестве возмещения вашего долга покойному маркизу, либо как обыкновенный заем. И в том и в другом случае господин де Шавере будет вам глубоко признателен.

Кантэну показалось, что мать и дочь встретили предложение Ледигьера довольно прохладно. Госпожа дю Грего стала чуть более задумчивой.

— Я бы, конечно, предпочла отнестись к этому как к уплате долга. Не так ли, Луиза?

— Конечно, — твердо сказала виконтесса. — Надо подумать, что мы можем сделать. Я немедленно переговорю с управляющим.

— Вместе с тем, сударь, — добавила ее матушка, — вы понимаете, что в наше несчастливое время доходы с имения не только сократились, но и получить их очень трудно. Поэтому собрать такую большую сумму далеко не просто.

— Матушка имеет в виду, что нам, возможно, потребуется некоторый срок, скажем, несколько дней, — объяснила виконтесса. — Но смею заверить, мы не задержим вас, не заставим ждать дольше, чем того потребуют обстоятельства. А тем временем вы, надеюсь, окажете нам честь погостить в Кэтлегоне.

Кантэн взглянул на Ледигьера, словно прося его указаний, каковые не заставили себя ждать:

— Сударыня, вы снимаете с моих плеч заботы о господине маркизе. Мне же надо спешить в Сен-Мало. Я счастлив, что оставлю господина де Шавере на попечении столь гостеприимных хозяев.

Тем не менее, стряпчий позволил уговорить себя остаться к обеду. Беседа за роскошно сервированным столом, как всегда в те дни, шла прежде всего о политике. В основном она сводилась к диалогу между Ледигьером, который в этом аристократическом доме не стеснялся проявлять свои монархические чувства, и виконтессой, которая поразила Кантэна тем, что высказывала прямо противоположные взгляды. Она упорно настаивала на том, что теперь, когда на смену террору пришел дух умеренности, при благоприятных условиях способный привести к созданию разумной формы правления, при которой все смогут жить в мире, приходится только пожалеть, что активизация деятельности шуанов ввергает Бретань в гражданскую войну, несущую людям неисчислимые бедствия.

Ее мать и она сама немало натерпелись при Терроре, говорила виконтесса. Их подвергли тюремному заключению, они претерпели ни с чем не сравнимые унижения и чудом избежали гильотины. Бессмысленное восстание задушит едва пробивающиеся ростки умеренности и терпимости и приведет к возврату тех страшных дней.

Кантэну казалось, что Ледигьер оставил последнее слово за виконтессой скорее из почтительности, чем по недостатку убежденности в собственной правоте.

От госпожи Белланже не укрылось, что во время ее спора с Ледигьером Кантэн не проронил ни слова, и она с некоторым вызовом повернулась к нему.

— Вы не согласны со мной, господин маркиз?

Если бы он предпочел не кривить душой, то непременно выразил бы удивление по поводу того, что жена эмигранта, который в своем лондонском изгнании собирался занять высокое положение в армии роялистов, готовящейся в ближайшее время захватить запад Франции, высказывает республиканские взгляды. Он уже успел задать себе вопрос: что сказал бы самодовольный Белланже, этот ярый роялист, о котором она даже не потрудилась спросить, если бы мог слышать ее.

— Сударыня, — ответил Кантэн, — едва ли у меня есть определенное мнение по этому поводу.

— Из чего мне остается заключить, что вы считаете неучтивым высказывать мнение, противоречащее мнению дамы.

— Отнюдь нет, сударыня. Просто я считаю, что слишком плохо осведомлен в подобных делах. Не более того. Видите ли, я не интересуюсь политикой.

Госпожа де Белланже улыбнулась Кантэну и ее великолепные глаза засверкали.

— Я буду иметь удовольствие преподать вам несколько уроков, сударь, пока вы оказываете нам честь своим присутствием.

Видимо, Ледигьер счел такое предложение подозрительным и перед отъездом напомнил о нем Кантэну:

— Разумеется, существует много предметов, в которых госпожа виконтесса сочтет занятным выступить в роли вашей наставницы. Но сомневаюсь, чтобы политика была в их числе. Держите ухо востро, мой мальчик. Иногда женщины склонны по-своему расплачиваться с долгами; вам же сейчас нужна тысяча луидоров. Как только получите деньги, поспешите в Анжер, и если я к тому времени не вернусь, дождитесь меня, прежде чем отправиться к Бене. Да поможет вам Господь, мой мальчик.

Он уехал, оставив Кантэна наедине с его открытием, сводившимся к тому, что лукавое лицо Ледигьера было истинным зеркалом его души.

Госпожа дю Грего, вялая и апатичная, как то и предполагал ее умный вид, предоставляла дочери решать все мало-мальски важные дела, поэтому Луиза сама в тот же вечер вызвала управляющего и заперлась с ним, чтобы обсудить — о чем она позже сообщила Кантэну, — каким образом собрать требуемую сумму.

О результатах беседы с управляющим госпожа де Белланже рассказала Кантэну на следующее утро.

После дождя, который лил всю ночь, тучи рассеялись, и небо и земля, напоенные свежим воздухом, искрились в лучах сентябрьского солнца. Сразу после завтрака виконтесса увлекла гостя из дома.

Она не думала, чтобы после двух дней, проведенных в седле, Кантэн был склонен совершить прогулку верхом, а обширный парк еще не просох — ночью лило, как из ведра. Но они могли насладиться утренним воздухом и на террасе. Там они пробыли почти до обеда.

Вопрос о деньгах вскоре оставили. Заниматься ими поручили управляющему; тот приложит все усилия, чтобы собрать нужную сумму. Разговор о господине де Белланже, который завел было Кантэн, длился и того меньше.