Лето Святого Мартина - Sabatini Rafael - Страница 30

Гарнаш склонил голову в знак почтения.

— Упокой, Господи, его душу! — с чувством сказал он.

— Аминь, — ответила девушка, и они замолчали.

Затем она вновь заговорила о своей помолвке:

— Если Флоримон жив, то его длительная отлучка и отсутствие вестей очень странны. Прошло три месяца с тех пор, как мы в последний раз слышали о нем, вернее, даже четыре. А известие о смерти отца заставило бы его вернуться.

— А был ли он извещен? — спросил Гарнаш. — Вы сами сообщили ему об этом?

— Я? — вскричала она. — Нет, месье. Мы не переписываемся.

— Жаль, — сказал Гарнаш, — я думаю, что известие о смерти отца задержала маркиза — мачеха Флоримона.

— Бог мой! — в ужасе воскликнула она. — Вы хотите сказать, что он, может быть, до сих пор не знает об этом?

— Да. Месяц тому назад королева-мать направила к нему курьера. Последние сведения о нем почти четырехмесячной давности, как вы сказали, были из Милана. Туда и отправился курьер, чтобы найти его и сообщить о том, что происходит в Кондильяке.

— Месяц назад? И никаких вестей от Флоримона. Я боюсь за него, месье.

— А я, — сказал Гарнаш, — полон надежд, что мы получим известия очень скоро.

Не прошло и нескольких дней, как его предположения подтвердились. Тем временем Гарнаш, продолжая играть свою роль тюремщика — к полнейшему удовольствию хозяев Кондильяка — терпеливо ждал ночи, когда его приятель Арсенио встанет на стражу.

В среду, в час, когда все в Кондильяке обедали, а для него наступало время полуденного отдыха, Баттиста, следуя своей неизменной привычке, сразу же отправился искать «соотечественника». Он нашел Арсенио во дворе замка греющимся на солнышке, в этом году с приближением зимы тепла, как ни странно, становилось все больше. Никто не помнил такого лета Святого Мартина note 32.

Баттисте, однако, было не до причуд погоды.

— Все в порядке? — спросил он. — Ты будешь стоять на часах сегодня вечером?

— Да. Моя стража с захода до восхода. В какое время мы начнем?

Гарнаш на секунду задумался, поглаживая свой подбородок, на котором щетина уже превращалась в спутанную нечесаную бороду, что доставляло ему немало беспокойства: внимательный человек легко обнаружил бы, что его волосы у корней были светлее, чем на остальных местах. Волосы к тому же тускнели, а вскоре краска могла вообще сойти, пора было расправлять крылья и улетать прочь из Кондильяка.

— Лучше дождаться полуночи. Пусть покрепче уснут. А если и тогда не уснут, лучше подождать еще. Было бы глупо рисковать из-за какого-то одного часа.

— Положись на меня, — ответил Арсенио. — Я открою дверь твоей башни и свистну тебе. Ключ от задней двери будет у меня.

— Хорошо, — ответил Гарнаш, — мы отлично поняли друг друга.

На этом они и расстались бы, но тут у ворот возникли шум и некоторое смятение. Из сторожки выскочила стража, громко зазвучал голос капитана Фортунио, отдающего распоряжения. Со стороны долины реки к Кондильяку галопом мчался всадник. Он пересек мост, поднимавшийся только по ночам, и нетерпеливо забарабанил рукояткой своего хлыста по воротам.

По команде Фортунио ворота открыли, и покрытый пылью всадник на взмыленной лошади проехал под аркой сторожевой башни во двор замка.

Гарнаш с удивлением и интересом разглядывал его и по виду прибывшего понял, что это был курьер. Всадник остановился в нескольких шагах от Баггисты и его приятеля и, приняв Гарнаша за слугу, швырнул ему поводья, а затем с трудом слез с лошади.

Чуть не лопаясь от важности, Фортунио, положив левую ладонь на рукоятку шпаги, а пальцами правой подкрутив свои длинные светлые усы, угодливо спросил его о цели визита.

— Я привез письмо для маркизы де Кондильяк, — был ответ, после чего Фортунио, высокомерно кивнув, велел курьеру следовать за ним и отдал приказ позаботиться о его лошади.

Арсенио, любопытный от природы, высказал ряд предположений относительно новостей, которые мог доставить курьер. Но, хотя ум Гарнаша и был направлен на тот же предмет, его выводы и предположения оказались несколько иными, и он не слушал то, что нашептывал его мнимый соотечественник. Откуда прибыл курьер? Почему идиот Фортунио не спросил его об этом, ведь тогда Гарнаш мог бы подслушать ответ? Приехал ли он из Парижа, от королевы, или же из Италии, от Флоримона? Ему надо точно это знать. Он должен выяснить, что за письмо привез курьер. Эти сведения сейчас оказались бы полезны и могли бы заставить его даже изменить планы.

Он стоял и размышлял, пока Арсенио, не обращая внимания на его задумчивость, болтал. Вдруг он вспомнил о старой галерее для менестрелей в конце зала, где Кондильяки обедали и куда проводили сейчас курьера. Гарнаш знал, как туда пробраться, он успел хорошо изучить замок на тот случай, если это потребуется ему.

Торопливо извинившись перед Арсенио, он пошел прочь и, осмотревшись по сторонам и убедившись, что за ним не наблюдают, собрался было направиться в сторону галереи, но внезапно остановился. Зачем туда идти? Шпионить? Вести себя, как лакей, подслушивающий у замочных скважин? О нет! Этого от него не могла бы требовать никакая служба. Он мог иметь обязанности по отношению к королеве, но у него также были обязательства по отношению к себе, а они запрещали ему доходить до такого унижения. Так говорила его гордость, но он думал, что говорит его честь. В любом случае, решил Гарнаш, он никогда не станет соглядатаем. Только не это!

Он пошел прочь, не желая конфликтовать со своей гордостью, и, к удивлению Арсенио, который недоумевал по поводу его передвижений, начал с мрачным видом расхаживать по двору. И на этот раз ему повезло; удача в самом деле, казалось, сопутствовала Гарнашу и помогла гордости спасти его от смертельной опасности. Поскольку кто-то неожиданно закричал:

— Баттиста!

Он услышал зов, но, погрузившись в свои раздумья, забыл на минуту, что это как раз то имя, на которое он откликался в Кондильяке.

И лишь когда его повторили более громко и более повелительно, он повернулся и увидел, что кричал Фортунио. Объятый внезапным страхом и беспокойством, парижанин подошел к капитану. Неужели все открылось? Но слова Фортунио сразу успокоили его опасения:

— Сейчас же проводи мадемуазель де Ла Воврэ к себе.

Гарнаш поклонился и, выполняя приказ, последовал за капитаном, а пока поднимался по ступенькам, ведущим в замок, он догадался, что именно прибытие курьера заставило их неожиданно удалить мадемуазель.

Когда они оказались в ее прихожей в северной башне, Валери повернулась к нему и заговорила прежде, чем он успел задать ей приготовленные вопросы.

— Прибыл курьер.

— Я знаю, я видел его во дворе. Откуда он? Вы выяснили?

— От Флоримона, — от возбуждения она побледнела, как мел.

— От Флоримона? — воскликнул он, не зная, огорчаться или радоваться. — Из Италии?

— Нет, месье, не думаю. Из сказанного я поняла, что Флоримон уже на пути в Кондильяк. О, это был удар для них. Они сразу потеряли весь аппетит и, вероятно, решили, что и я потеряла свой, иначе не приказали бы немедленно возвращаться сюда.

— И вы ничего не знаете, кроме того, что курьер от маркиза?

— Ничего, и вряд ли я что-нибудь узнаю, — ответила она, и ее руки упали, а глаза умоляюще взглянули в его сумрачное лицо.

Но Гарнаш смог только прохрипеть проклятие. Мгновение он стоял неподвижно, взявшись по привычке рукой за подбородок, устремив глаза в окно и размышляя. Гордость и желание узнать побольше о послании, которое привез курьер, опять затеяли схватку в его душе точно тзк же, как это случилось с ним во дворе. Вдруг его взгляд упал на девушку, такую милую, хрупкую, безутешную. И он наконец решился.

— Мне этого мало! — воскликнул он. — Я должен знать, где находится Флоримон. О, если бы мы только могли отправиться навстречу ему, когда вечером покинем Кондильяк.

— Вы все предусмотрели для этого? — спросила она, и ее лицо прояснилось.