Лето Святого Мартина - Sabatini Rafael - Страница 15

— Все в порядке? — спросил он и получил от своего слуги утвердительный ответ.

Мадемуазель радостно приветствовала его. Казалось, долгое отсутствие парижанина всерьез обеспокоило ее. Когда он объяснил ей причину своей задержки, на ее лице отразилась тревога.

— Но, месье, — вскричала она, — не предлагаете ли вы мне провести ночь в Гренобле?

— Что нам еще остается? — нахмурясь спросил он, раздраженный этим, как ему показалось, женским капризом.

— Это рискованно, — воскликнула она, и ее волнение возросло. — Вы еще не знаете, насколько опасны маркиза и ее сын.

Он подошел к огню, и поленья зашипели от прикосновения его мокрого сапога. Он повернулся спиной к пламени и улыбнулся ей.

— А вы не знаете, насколько сильны мы! — беспечно ответил он. — У меня внизу шесть солдат и сержант, а со мной и Рабеком нас уже девять. Этой охраны достаточно для вас, мадемуазель. И я не думаю, что господа из Кондильяка рискнут попытаться захватить вас здесь.

— И тем не менее, — ответила она, лишь отчасти успокоенная, — я бы предпочла, чтобы вы достали мне верховую лошадь, и мы смогли бы добраться хотя бы до Сен-Марселена, где, несомненно, можно раздобыть экипаж.

— Я не вижу необходимости подвергать вас таким неудобствам, — возразил он. — Идет проливной дождь.

— О! Ну и что? — нетерпеливо бросила она ему в ответ.

— Кроме того, — добавил он, — на почтовой станции, похоже, нет лошадей. Ну и глухомань же эта ваша Дофинэ, мадемуазель.

Но она оставила без внимания насмешку над своей родной провинцией.

— Нет лошадей? — удивилась она, и ее карие глаза взглянули на него пристально, и в них опять появилась тревога. Она встала и подошла к нему. — Это совершенно невероятно.

— Уверяю вас, что все обстоит именно так, как я сказал: ни на почтовой станции, ни в какой-либо другой гостинице, которую я посетил, не было свободных лошадей.

— Месье, — вскричала она, — здесь не обошлось без господ из Кондильяка.

— Вы полагаете? — заинтересовался он и от нетерпения заговорил быстрее.

— Да. Они опередили вас.

— Но с какой целью? — спросил он с возрастающим нетерпением. — В гостинице «Франция» мне пообещали экипаж утром. Что им даст, если мы задержимся здесь на ночь?

— У них может быть какой-то план. О, месье! Я боюсь.

— Не стоит, — вновь беззаботно ответил он и улыбнулся ободряюще. — Будьте уверены, мы будем хорошо вас охранять: Рабек, я и солдаты. Часовой будет стоять в коридоре всю ночь. Рабек и я по очереди будем обходить караул. Это вас успокаивает?

— Вы очень добры, — проговорила она, и ее голос дрожал от переполнявшего ее чувства искренней благодарности, а когда он был уже на пороге, она промолвила ему вслед: — Берегите себя.

Он задержался в дверном проеме и удивленно обернулся.

— Это вошло у меня в привычку, — сказал он с усмешкой в глазах.

Но она не улыбнулась в ответ, ее лицо было тревожным.

— Опасайтесь ловушек, — попросила она его. — Будьте осторожны; они хитры и жестоки, эти владельцы Кондильяка, и если с вами случится что-нибудь плохое…

— Тогда останутся Рабек и солдаты, — закончил он.

Она пожала плечами.

— Я умоляю вас быть осторожным, — настаивала она.

— Можете положиться на меня, — спокойно ответил он и закрыл за собой дверь.

Выйдя из комнаты, он позвал Рабека, и они спустились вместе. Но, помня о ее страхах, он послал одного из солдат стоять на часах снаружи ее двери, пока он сам и его слуга будут ужинать. Сделав это, Гарнаш позвал хозяина и уселся за стол, а Рабек встал рядом с ним, готовясь подавать своему господину блюда и наливать вино.

В другом конце общей комнаты четверо путешественников все так же сидели, беседуя, и, когда Гарнаш сел за стол, один из них подозвал хозяина гостиницы и нетерпеливо спросил, когда подадут ужин.

— Сию минуту, месье, — почтительно ответил тот и опять повернулся к парижанину.

Хозяин ушел, чтобы принести ужин Гарнаша, и, пока он был на кухне, Рабек узнал, почему они остаются здесь. Из отсутствия в Гренобле в эту ночь лошадей и экипажей проницательный слуга сделал и высказал предположение, удивительно совпавшее с тем выводом, к которому пришла Валери. Он тоже думал, что его господина опередили люди вдовы; однако, не осмеливаясь посоветовать Гарнашу быть осторожным, — за такой совет слуга мог бы отведать оплеух, — он тут же решил приглядывать за ним и, по возможности, ни при каких обстоятельствах не разрешать ему покидать этой ночью «Сосущего Теленка».

Хозяин гостиницы вернулся в общую комнату, неся большую тарелку с дымящимся, аппетитно пахнущим рагу, а его жена следовала за ним с другими блюдами и бутылкой арманьяка под мышкой. Рабек занялся сервировкой, а его голодный господин приготовился утолить свой аппетит, когда внезапно на стол упала чья-то тень. Кто-то подошел к ним и встал рядом, загораживая собой свет от одной из ламп, свисавших с потолка.

— Наконец-то, — пренебрежительно воскликнул подошедший грубым голосом.

Не успев притронуться к рагу, Гарнаш посмотрел вверх. Из-за его спины вверх посмотрел и Рабек и поджал губы. Хозяин, вытаскивая пробку из бутылки, которую ему дала жена, тоже взглянул, и его глаза расширились. В уме он лихорадочно подбирал подходящие к случаю извинения и увещевания, чтобы нейтрализовать этого чересчур несдержанного господина. Но прежде чем он успел что-либо сказать, голос Гарнаша прорезал наступившую тишину. Неподходящая заминка очень раздосадовала его. Что вы говорите, месье? — переспросил он.

— Вам, месье, — ничего, — высокомерно ответил незнакомец и посмотрел ему прямо в глаза.

Это был один из путешественников, недавно осведомлявшийся о том, когда сможет поужинать; человек ростом выше среднего, ладно скроенный, ширина его плеч свидетельствовала о силе и выносливости. У него были карие глаза, светлые вьющиеся волосы, чуть длиннее, чем было тогда в моде, и некрасивое, но приятное лицо. Хуже всего смотрелась его одежда: крикливая, претенциозная, хотя и дешевая, и тем не менее он вел себя с непринужденным достоинством человека, у которого больше подчиненных, чем начальников.

Несмотря на высокомерные манеры незнакомца, Гарнаш почувствовал расположение к нему. Но прежде чем он смог ответить ему, заговорил хозяин гостиницы.

— Месье ошибается, — начал он.

— Ошибается? — пробасил тот с легким иностранным акцентом. — Это вы ошибаетесь, если намереваетесь сообщить мне, что это не мой ужин. Неужели я буду ждать его всю ночь, тогда как всякая обезьяна, пришедшая в этот свинарник позже меня, обслуживается раньше?

— Обезьяна? — задумчиво переспросил Гарнаш и вновь посмотрел незнакомцу в лицо. Теперь позади него встали его трое приятелей, а в противоположном конце комнаты солдаты, позабыв карты, наблюдали за развитием событий.

Иностранец — его плохой французский красноречиво свидетельствовал об этом — с пренебрежением повернулся к хозяину гостиницы, игнорируя Гарнаша с преувеличенно оскорбленным видом.

— Обезьяна? — опять пробормотал Гарнаш и тоже повернулся к хозяину: — Скажите мне, месье, где в Гренобле обезьяны хоронят своих мертвецов. Мне может потребоваться эта информация.

Но растерянный хозяин не успел и рта раскрыть, как незнакомец повернулся кругом и опять оказался лицом к лицу с Гарнашем.

— Что это значит? — резко спросил он.

— То, что завтра Гренобль может стать свидетелем похорон грубияна иностранца, — ответил Гарнаш, обнажая зубы в вежливой улыбке. В этот момент он почувствовал давление на свою лопатку, но не обратил на это внимания, полностью сосредоточившись на лице незнакомца. Оно отразило мимолетное удивление, а затем потемнело от гнева.

— Вы имеете в виду меня, месье? — прорычал он.

Гарнаш развел руками:

— Если месье принимает замечание на свой счет, то на здоровье, я не возражаю.

Незнакомец оперся рукой о стол и наклонился к парижанину.

— Могу ли я просить месье высказываться более точно? — спросил он.

Гарнаш откинулся в кресле и с улыбкой превосходства осмотрел незнакомца. Несмотря на свою горячность, удивление, которое он испытывал, помогло остудить его темперамент. В свое время парижанин видел много ссор, возникавших по самым пустячным мотивам, но никогда ссора не происходила по столь надуманной причине. Незнакомец явно имел целью затеять с ним ссору.