Колумб - Sabatini Rafael - Страница 60

Глава XXXI. ОТКРЫТИЕ

Во главе эскадры под всеми парусами «Санта-Мария» горделиво вошла в бухту удивительной красоты, окаймлённую широкой полосой серебристого песка, за которой зелёной стеной поднимался лес, где пели и щебетали незнакомые птички, сверкающие, словно драгоценные камни.

Матрос на носу промерял глубину, хотя в этом и не было особой необходимости, потому что через кристально чистую воду каждый ясно мог видеть дно.

Колон со шканцев оглядывал берег. Песок, на который с тихим рокотом накатывались волны, деревья за ним, которых ему не доводилось видеть раньше. Пальмы, переплетённые лианами с белыми, красными и лиловыми цветами. Дальше поднимался лес с громадными соснами, и ещё какими-то деревьями, чем-то напоминающими вязы, но с плодами, похожими на тыквы. А среди листвы, потревоженные лязгом якорных цепей, летали птицы самых фантастических расцветок.

Октябрьский воздух, прохладный, как в мае в Андалузии, наполнили незнакомые ароматы. Прозрачная вода бухты кишела рыбой. Всё говорило о том, что они попали в райский уголок. Колон уже понял, что видит перед собой всего лишь остров, причём совсем не Сипанго, которого хотел достичь. Должно быть, думал он, они подошли к одному из тысячи островков, окаймлявших Азию, о чём писал Марко Поло. Следовательно, Сипанго лежал дальше к западу, а уж за ним находился сам материк.

В этот момент из леса появились люди, обнажённые, со смуглой, чуть темнее, чем у испанцев, кожей. Теперь уж у Колона отпали последние сомнения в том, что он открыл не просто новые земли, но новый мир.

Отдав Аранде короткий приказ касательно тех, кто отправится с ним на берег, Колон прошёл в каюту. Надел панцирь из сверкающей стали, плащ из ярко-алого камлота — парадный наряд, приличествующий столь торжественному событию. И с королевским штандартом в руках сел в шлюпку, где его ждала вооружённая охрана.

Его сопровождали нотариус Эскобедо, Аранда, Коса, Хименес, Санчес. Братья Пинсоны прибыли с «Пинты» и «Ниньи» на своих шлюпках.

Первым ступив на берег. Колон опустился на колени и поцеловал землю. Не поднимаясь с колен, подождал, пока остальные последуют его примеру, а затем молитвой возблагодарил Бога. Тем временем шлюпки уже плыли к каравеллам, чтобы перевезти остальных матросов.

Когда на берегу собралось чуть больше пятидесяти человек, адмирал объявил остров владениями короля и королевы, правителей Испании, и вбил в песок древко королевского штандарта с зелёным крестом и инициалами «Ф» и «И». Затем, обнажив меч, нарёк остров Сан-Сальвадором.

Этим днём, пятницей, двенадцатого октября, и был датирован переход Сан-Сальвадора во владение правителей Испании — Фердинанда и Изабеллы. Акт, составленный нотариусом Эскобедо, первым засвидетельствовал Кристобаль Колон, адмирал.

А местных жителей всё пребывало. Появлялись они из леса, в изумлении молча подходили к странным существам, привезённым к берегу большими птицами, уже свернувшими свои огромные белые крылья. Некоторые из индейцев, так неточно назвал их Колон, полагая, что приплыл в Индию, были вооружены дротиками, вернее, палками, с заострённым концом, но никто из них не выказывал страха или враждебности. Ибо, как впоследствии узнали испанцы, страх и враждебность были чужды местным жителям, так же как и право собственности, которое характерно для цивилизованного мира, что во многом является причиной и страха, и враждебности. Индейцы же владели сообща тем малым, что имели, а плодородная земля удовлетворяла все их нужды.

Дружелюбие лукаянцев, так называли себя жители этого и ближайших островков, их мелодичные голоса и добрые глаза заставили Колона задуматься: а не попал ли он в рай, где не свершилось первородного греха и обитателям его не приходилось в поту добывать хлеб насущный? Толпа аборигенов состояла, за единственным исключением, из молодых мужчин, высоких, атлетически сложённых, с правильными чертами лица и с большими глазами под красиво изогнутыми бровями. Волосы — прямые и жёсткие, с чёлкой на лбу, а сзади длинные, достигающие плеч. Подбородок и щёки — без признаков бороды, тела расписаны разноцветными полосами, чёрными, красными, белыми. Кое-кто расписывал и лицо: круги у глаз, полоски у носа. У некоторых в носу блестела пластинка жёлтого металла, в котором без труда узнавалось золото.

Приблизившись, туземцы распростёрлись перед странными существами с белыми волосатыми лицами, с телами, скрытыми от глаз кусками материи разнообразных цветов и формы, в панцирях, словно черепахи. Они достаточно быстро поняли, что главный среди прибывших к ним богов — высокий светлоглазый человек в ярко-алом плаще, ибо по завершении церемонии передачи земли во владения Фердинанда и Изабеллы остальные приветствовали его, а трое-четверо упали перед ним на колени.

То были зачинщики мятежа, среди них и Ирес. Они боялись, что Колон, став вице-королём Индий, то есть приобретя право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, призовёт их к ответу за мятеж. А уж деревьев, чтобы их повесить, вокруг хватало с лихвой. Поэтому мятежники смиренно стояли перед ним на коленях, признавая свои грехи и моля простить их.

Но его высочество адмирал моря-океана, вице-король Нового Света, в то утро пребывал в превосходном настроении и не собирался омрачать день сведением счетов. Мятежники отделались очень легко. В наказание Колон обязал их вылить морскую воду из бочек, заполненных во время урагана, и налить в них пресную воду.

Затем Колон повернулся к туземцам и дружеской улыбкой и жестами предложил подойти поближе. Слов они, разумеется, не поняли, но тон Колона не оставлял сомнения в его мирных намерениях.

В каждой руке он держал по паре металлических колокольчиков, и глаза дикарей раскрывались от восторга, когда они слышали мелодичное треньканье. Он протянул колокольчики двум юношам, что стояли ближе других, и те тут же затренькали колокольчиками сами.

Один из юношей, посмелее, коснулся рукой рукава камзола адмирала. Затем его меча. Колон же надел на его жёсткие волосы свою шапочку из алой шерсти. Другому туземцу подарил стеклянные бусы. Потом знаком подозвал к себе единственную девушку, изумительно сложённую, загорелую, и дал ей металлическое зеркальце. Она всмотрелась в своё отражение, сначала с благоговейным трепетом, затем — с радостной улыбкой. Он и испанцы, выказывая своё дружелюбное отношение, продолжали раздавать безделушки туземцам, пока их запас не подошёл к концу.

Лишь один инцидент омрачил эту идиллию, и причиной его стал Гомес, только что получивший прощение за участие в мятеже. Он решил показать свой меч индейцу, ощупывавшему ножны. Тот схватился за блестящее лезвие, и из глубокого пореза хлынула кровь.

Ужас охватил туземцев, впервые они увидели, сколь могучи пришельцы, как легко им ранить и даже убить любого из них.

Но адмирал тут же снял возникшую напряжённость, сурово отчитав испанца, который, поникнув головой, убрал меч в ножны.

А потом они пробовали странные, но очень вкусные фрукты и лепёшки из маниоки, которыми угощали их лукаянцы. Получили они от туземцев и другие подарки, но как мало могли те предложить: дротики да ручных попугаев, необычных птиц с ярким оперением, изумивших испанцев тем, что говорили совсем как люди, будто обладали человеческим разумом.

Более всего Колона заинтересовали пластинки из самородного золота, которые многие лукаянцы носили в носу. Пластинки эти указывали на то, что золота в этих местах в избытке, как писал Марко Поло. Крутя в руках одну из пластинок, Колон знаками пытался спросить у туземцев, где они их взяли. Как он понял, пластинки приходили к ним откуда-то с юга, и Колон предположил, что речь идёт о Сипанго. Тем временем, уловив интерес Колона, туземцы подарили ему несколько пластинок, ещё более укрепив его в мысли, что уж в Сипанго золота этого хоть пруд пруди.

Они провели на Сан-Сальвадоре и следующий день. На шлюпках прошли они вдоль берега, держа курс на северо-запад. Всюду приветствовали их туземцы. Некоторые даже подплывали к их лодкам с лёгкостью, удивлявшей испанцев. Другие сопровождали их на челнах, выдолбленных из стволов деревьев. Среди челнов встречались и такие, что могли вместить до пятидесяти человек.