Колумб - Sabatini Rafael - Страница 39

Талавера встал из-за стола вместе с королём и теперь молча сверлил Беатрис холодным взглядом. Дон Хуан ещё раз поклонился маркизе.

— Не переоценивайте моих заслуг, мадам. Я лишь помог сорвать маску с этого человека.

— Или приписать ему те качества, которых у него нет и в помине.

— Нет, нет, мадам. Он сам вырыл себе яму.

— Вот об этом мы сейчас и поговорим. Вы дозволите мне высказаться, мадам?

Королеву в немалой степени удивила настойчивость маркизы.

— Да, мы вас слушаем. — Она откинулась на спинку стула. — Я не сомневаюсь, что дон Хуан найдёт, что вам ответить.

Подошёл и король в сопровождении епископа Авилы. На его лице играла улыбка.

— Послушаем и мы. Рыцарский поединок между женщиной и священником. Такое войдёт в историю.

Маркиза всматривалась в круглое лицо дона Хуана де Фонсеки.

— Вы убедили себя и других, не так ли, что сеньор Колон лгал, утверждая, что у него есть карта великого Тосканелли?

— По-вашему, я убедил себя, маркиза? — Он торжественно улыбнулся. — Простите меня, но в этом убедил нас сам Колон.

— Признался, что он лжец, не так ли?

— Убедил нас своим поведением, — возразил Фонсека. — Типичным, кстати, для большинства шарлатанов. Сначала они утверждают, что их поддерживает знаменитость с непререкаемым авторитетом. Тем самым привлекая внимание к собственной персоне. Так, собственно, поступил и Колон, на этом он и споткнулся. Когда мы, выполняя свой долг, потребовали от него доказательств, он притворился, будто его ограбили. Заезженный приёмчик.

— Заезженный? А на чём основывается ваша уверенность, что это был приёмчик?

Фердинанд открыто рассмеялся.

— Да, поневоле убедишься, что спорить с женщиной — всё равно что нести воду в плетёной корзине.

Но Изабелла нахмурилась.

— Быть может, дон Хуан и не нашёл другой ёмкости. Давайте выслушаем его.

Фонсека бросился в бой.

— Уверенность моя идёт от знания жизни. Как могло случиться, что человек, имеющий на руках неопровержимые подтверждения своих взглядов, не упомянул об этом до тех пор, пока наша настойчивость не заставила его признать, что они у него есть?

— Я понимаю, — с видимой неохотой согласилась маркиза. — Это существенно.

— Слава тебе, Господи, — насмешливо воскликнул король. — Её глаза открылись.

— Не совсем, ваше величество. Кое-что остаётся неясным. Если выводы Колона представляются кому-то недостаточно убедительными, почему то же самое, сказанное другим человеком, не вызывает ни малейших сомнений. Я, разумеется, женщина глупая. Но убей Бог, я не вижу, в чём тут разница.

Ей ответил Талавера.

— Разница в том, кто высказывает эти выводы, невежественный моряк или лучший математик современности.

— Вы удовлетворены ответом, маркиза? — спросил её король.

— Разумеется, сир. Ну почему я такая бестолковая? — она рассмеялась, как бы прикрывая собственную неловкость. — Но, господа, — она перевела взгляд с Талаверы на Фонсеку, — вы переоцениваете эту разницу. Не станете же вы притворяться, что поддержали бы Колона вместо того, чтобы отвергнуть его, предъяви он эти несчастные карту и письмо.

— Никакого притворства нет, мадам, — сурово возразил Талавера.

— Что? — Брови маркизы взметнулись вверх. На лице отразилось изумление. — Вы можете уверить меня, мой господин, что Колон получил бы вашу поддержку, если б у него на руках оказались документы, подписанные Тосканелли?

— Заверяю вас в том, мадам, — твёрдо ответил епископ Авилы.

— Несомненно, мадам, — добавил Фонсека.

Недоверчивый смех маркизы не вызвал у них ничего, кроме раздражения.

— Легко говорить о том, чего невозможно доказать. Я думаю, едва ли вы были бы таким сговорчивым, если б ещё не требовали у Колона эти документы.

— Мадам! — возмущённо воскликнул епископ.

— Вы ошибаетесь, мадам, — вторил ему Фонсека. — Серьёзно ошибаетесь. И немилосердны к нам. Извините за грубость.

— Как раз грубости я и не заметил, — засмеялся король.

Королева промолчала. Она уже давно поняла, что маркиза ведёт какую-то игру.

— Немилосердна! Фи, дон Хуан! Но я, пожалуй, соглашусь с вами и принесу свои извинения, если вы сейчас вот, немедленно, посоветовали бы их величествам поддержать Колона, положи он перед вами карту Тосканелли. Сможете вы это сделать?

Фонсека поджал губы.

— Кажется, я уже это сказал.

— А вы, господин мой епископ?

Талавера пожал плечами.

— Всё это пустые разговоры, мадам. Но, чтобы доставить вам удовольствие, в этом случае я без колебаний приму сторону Колона.

Улыбка, теперь уже победная, заиграла на губах маркизы, когда она повернулась к королеве.

— Ваше величество слышали, что сказали их преподобие. Я повязала их по рукам и ногам, не так ли?

Фонсека обеспокоился.

— Повязали нас, мадам?

— Оплела паутиной, как и предупреждала. Может, вы не обратили внимание на моё предупреждение?

Королева наклонилась вперёд.

— Вы задали нам уже немало загадок, Беатрис. Объясните по-простому, о чём, собственно, идёт речь?

— Ваше величество, я лишь хотела, чтобы эти господа лишились той предвзятости, которую они испытывают по отношению к Колону. Он совсем не обманщик. Ему уже возвращены украденные у него карта и письмо. Он здесь в лагере и готов положить их перед вами.

Глава XXII. РЕАБИЛИТАЦИЯ

Кристобаль Колон стоял перед их величествами в золотистом отсвете свечей.

Королева Изабелла решила, что восстановление справедливости не терпит отлагательств. Кроме того, ей хотелось ещё раз убедиться, что в отличие от комиссии она сразу же и по достоинству оценила предложение Колона.

Сантанхель и Кабрера вошли вместе с Колоном. Маркиза Мойя, теперь главный покровитель Колона, стояла на полпути между ними и столиком, за которым сидела королева. Король, Талавера и Фонсека тесной группой застыли за её спиной. Документы Тосканелли и собственная карта Колона лежали на столе, перед её величеством.

С разрешения королевы Сантанхель рассказал о своём участии в спасении документов.

— Воры, — докладывал он, — два агента Венецианской республики. Один из них какое-то время находился при дворе ваших величеств, заявляя, что состоит в штате мессира Мочениго, посла Венецианской республики. Их взяли в десяти милях от Кордовы по дороге в Малагу. Чтобы исключить возможные осложнения с Венецией, коррехидор Кордовы обставил всё так, будто на них напали обыкновенные бандиты.

Тут его прервал король Фердинанд.

— Чушь какая-то. Какой интерес может проявлять Венеция к этим документам?

— Чушь это или нет, но я излагаю вам факты, и коррехидор Кордовы может подтвердить мои слова.

— С вашего дозволения, ваше величество, интерес Венеции мне более чем ясен, и теперь я даже начинаю понимать, почему встретил в Португалии такое противодействие. Богатство и могущество Венеции зиждется на её торговле с Индией. Венеция контролирует всю европейскую торговлю с Востоком. Стоит нам достичь Индии западным путём — её монополия рухнет.

Фердинанд задумался.

— Пожалуй, в этом что-то есть, — нехотя пробурчал он.

Королева оторвалась от карты, которую внимательно изучала.

— Я сожалею, сеньор, что с вами обошлись столь несправедливо, и я очень рада, что вы доказали полную свою невиновность.

Фонсека, однако, не желал признавать себя побеждённым.

— Возможно, я перестраховываюсь, ваше величество, но не следует забывать, что Тосканелли уже умер и нам могут подсунуть подделку.

От громкого насмешливого смеха маркизы кровь бросилась ему в лицо, чёрные глаза полыхнули яростью. Но королева не дала ему заговорить.

— Почерк на карте тот же, что и на письме, одинакова и печать, — сухо заметила она.

— Можно подделать и то, и другое, — отвечал Фонсека.

— Действительно, — согласился Фердинанд, нельзя исключать такой возможности.

Королева взглянула в глаза Фонсеки.