Колумб - Sabatini Rafael - Страница 37

— Нет. Сегодня тут пили многие. Я не помню.

— Я так и думал, — пренебрежительно хмыкнул Галлино. — И ты, разумеется, не помнишь, куда он пошёл, этот парнишка, оставив мулов?

— Нет, такого я никогда не запоминаю. Я обслуживаю моих гостей, но разом забываю о них, едва они переступят порог корчмы.

— В общем, ты у нас идеальный корчмарь.

Рокка, однако, никак не мог успокоиться.

— Идеальный корчмарь для страны воров и головорезов, — добавил он.

— Вам не следует говорить такого, господин иностранец. Во всяком случае, о Кастилии, где, как все знают, царит полный порядок. Дороги у нас охраняются, и путешественникам на них ничего не грозит.

— Охраняются! Если охраняются, то бандитами. Других охранников на ваших кастильских дорогах мы не видели.

Корчмарь отошёл, не желая продолжать этот оскорбительный для Испании разговор, а погонщик мулов через открытую дверь чёрного хода отправился на пастбище, чтобы убедиться, что мулы его в целости и сохранности.

Рокка вновь наполнил кружку.

— Ну и отрава. Только жажда… — Он не договорил, глаза его вылезли из орбит. Потом с такой силой шваркнул кружкой об стол, что та разбилась и вино разлилось по столу и закапало на пол. Всё это, да ругательства, с которыми Рокка вскочил на ноги, заставило Галлино обернуться.

В зал вошёл высокий худощавый мужчина, небрежно одетый, в котором Галлино сразу признал предводителя цыган.

— Да поможет нам Бог! — выкрикнул Галлино и метнулся следом за Роккой, который уже набросился на бандита.

Тот, однако, увернулся от рук Рокки и коротким, сильным ударом отбросил его от себя.

— Пьянчужка! Обнимайся с дьяволом!

— Грабитель! — орал Рокка.

Вдвоём с Галлино они схватили цыгана.

— Ты ещё пожалеешь о сегодняшнем, — пообещал ему Галлино. — Мы позаботимся о том, чтобы твоя грязная шея оказалась в петле.

Цыган пытался вырваться.

— Пусть дьявол поломает ваши кости. Эй, хозяин! Останови этих убивцев!

В итоге все трое покатились по полу, поднимая пыль, переворачивая столы. Корчмарь уже прыгал вокруг них.

— Господа! Господа! Ради Бога! Что вы делаете?

Рокка тем временем успел усесться на живот цыгана, который перестал сопротивляться.

— Это один из бандитов, что ограбили нас. Позови стражу, пока мы держим его. Позови стражу.

— Да вы сошли с ума, — заверещал корчмарь. — Это же сеньор Рибера. Никакой он не бандит.

— Отпустите меня, кретины! — вновь задёргался цыган. — Эй, сюда! На помощь! На помощь!

Зов его не остался безответным. Распахнулась дверь, и в корчму ввалились четверо альгасилов.

— Что такое? Что случилось? — выкрикнул их командир и, не дожидаясь ответа, прошёлся тупым концом алебарды по спинам венецианцев, сидевших на цыгане. — Встать! Встать! Вы хотели убить этого человека?

— Пьяные, чокнутые иностранцы! — заголосил цыган. — Ни с того, ни с сего набрасываются на людей!

Рокка, безуспешно пытаясь вырваться из рук двоих альгасилов, стащивших его с цыгана, проревел в ответ:

— Нас ограбили на дороге, и это — один из бандитов, что грабили нас.

Цыган сел, ощупывая себя, чтобы убедиться, что ему не оторвали ни руку, ни ногу и все рёбра целы.

— Они пьяны. Я целый день не покидал Кордовы. Дюжина свидетелей это может подтвердить. Эти мерзавцы хотели меня убить. Я думаю, они сломали мне не одну кость. О! О! — морщась от боли, он тем не менее удивительно легко поднялся.

— Оставьте их нам, сеньор Рибера, — твёрдо заявил командир альгасилов. — Они будут держать ответ перед самим коррехидором. Пошевеливайтесь, подонки. — И подтолкнул венецианцев к двери.

— Придержи язык, — посоветовал Рокка, — иначе пожалеешь. Веди нас к коррехидору. Но возьми с собой и этого мерзавца.

— С каких это пор ты отдаёшь мне приказы? Пусть дьявол испепелит тебя. Отвечай за свои действия, сеньор иностранец. И не перекладывай вину на других. Это же надо, нападать на мирных кастильцев! А ну, пошли!

— Только идиоты… — Фраза прервалась криком боли, так как его крепко ударили тупым концом алебарды.

— Шагай, болтун ты паршивый! Поговоришь с коррехидором.

Кипящих от бессильной ярости, их вывели из корчмы и под конвоем провели по улицам Кордовы к рыночной площади, где размещались коррехидор и тюрьма.

Скоро они оказались в мрачном помещении с низким потолком и маленькими оконцами, забранными решётками. Их имена внесли в регистрационную книгу, там же отметили вменяемое им правонарушение, а их самих препроводили в камеру, размерами не превосходящую собачью будку.

Коррехидор, который, как сказали венецианцам, займётся ими утром, в этот момент с доном Луисом де Сантанхелем находились на втором этаже домика Бенсабата на Калье Атаюд.

Поднявшись по лестнице и открыв дверь, они увидели, что Колон собирает вещи, готовясь к отъезду.

Сантанхель добродушно рассмеялся.

— Какой вы предусмотрительный. В Вегу-то нам ехать только завтра. Если позволите, я составлю вам компанию.

Смех показался Колону неуместным.

— Я еду во Францию, дон Луис.

— А что вас туда потянуло?

— Надежда, что король Шарль сможет принять решение, не прибегая к помощи комиссий.

— Похоже, вы недооценили нашего дорогого коррехидора. Ему есть что вам сказать. Поэтому я и привёл его с собой.

— Я благодарен ему за участие. Но, боюсь, он ничем не может мне помочь.

— Более, наверно, ничем. — Дон Ксавьер подошёл к столу и положил на него два документа. — Вот, сеньор, то, что вы, кажется, утеряли.

Колон лишился дара речи. А затем плечи его распрямились, глаза вспыхнули победным огнём.

— Значит, в Кордове вы можете творить чудеса?

Дон Ксавьер засмеялся.

— Стараемся помаленьку. Мои альгасилы шутить не любят. Вор — ваш знакомый венецианец, некий Рокка. Нам удалось изъять у него письмо и карту, не вызывая жалоб посла Венеции. Как мы это сделали, не спрашивайте. Пусть это останется нашим секретом.

Глава XXI. МАРКИЗА

Казначей Арагона путешествовал, как того требовал его высокий пост, в сопровождении двенадцати хорошо вооружённых всадников. У каждого на кожаном нагруднике красовался герб Сантанхеля — серебряный крест на лазурном фоне. Позади мулы везли палатки и походное снаряжение.

Под жарким кастильским солнцем маленькая кавалькада продвигалась на юг, и на третий день после выезда из Кордовы они пересекли реку Хениль. Вокруг простиралась зелёная равнина, ветры, дующие с заснеженных вершин Сьерра-Невады, несли долгожданную прохладу. Скоро они приблизились к высоким тополям, словно часовые, охранявшим многоцветие шатров и палаток испанского лагеря, растянувшегося на километры, — города из шёлка и брезента, с развевающимися над ним штандартами и хоругвями.

А ещё дальше, в туманной дымке, возвышались башни и минареты Гранады, последней мавританской твердыни на полуострове, окружённой мощными укреплениями.

Дорога вилась между виноградников и оливковых рощ, зарослей акации и цветущей сирени, полей овса и пшеницы, на которых тут и там алели маки.

Колон ехал в прекрасном настроении. Ещё бы, ему было чем пристыдить тех, кто во всеуслышание обозвал его обманщиком и лгуном.

Но дон Луис полагал, что спешить с этим не стоит.

— Позвольте мне самому разобраться с ними, — настаивал он. — Я позабочусь о том, чтобы они проглотили свои слова. Вы ещё успеете выговориться.

Об этом они договорились ещё до отъезда из Кордовы. Разногласия возникли в другом: как быть с Беатрис? Сантанхель уговаривал Колона немедленно поговорить с девушкой, причём столь настойчиво, что его заинтересованность даже удивила Колона. Он же твёрдо стоял на своём: не искать с Беатрис встреч, пока не сможет ей сообщить что-либо определённое. А чтобы успокоить девушку послал ей записку, в которой сообщал, что карта и письмо найдены и возвращены ему. Сантанхель переборол искушение рассказать Колону обо всём, что произошло на самом деле, так как резонно решил, что признание должно исходить их уст Беатрис. Покаявшись, она могла рассчитывать на быстрое отпущение грехов.