Дети капитана Гранта. Вокруг света в восемьдесят дней - Верн Жюль Габриэль - Страница 30

Паспарту решил разыскать отплывающие в Америку пароходы. Он рассчитывал предложить свои услуги в качестве повара или стюарда, не требуя за это ничего, кроме питания и бесплатного проезда. Добравшись до Сан-Франциско, он уж найдет способ выпутаться из беды. Сейчас самое важное – преодолеть четыре тысячи семьсот миль Тихого океана, отделяющие Японию от Нового Света.

Паспарту был не из тех людей, которые долго раздумывают, и он прямо направился в порт. Но, по мере того как он приближался к докам, его проект, дотоле казавшийся таким простым, представлялся ему все менее и менее выполнимым. С какой стати на американском пароходе вдруг понадобится повар или стюард и какое доверие может внушить он, Паспарту, наряженный в столь странный костюм? Какие рекомендации он в состоянии представить, на кого сослаться?

Раздумывая таким образом, Паспарту случайно увидел громадную афишу, которую какой-то клоун таскал по улицам Иокогамы. На этой афише было написано по-английски:

– Соединенные Штаты Америки! – воскликнул Паспарту. – Вот это-то мне и нужно!

Он последовал за человеком-афишей и вскоре пришел в японский город. Четверть часа спустя он стоял перед просторным балаганом, украшенным несколькими полосами бумажных лент, на стенах которого была намалевана яркими красками целая толпа клоунов.

Здесь помещалось заведение достопочтенного Батулькара, своего рода американского Барнума, директора труппы скоморохов, жонглеров, клоунов, акробатов, эквилибристов, гимнастов, которые, если верить афише, давали последние представления перед отъездом из Страны восходящего солнца в Соединенные Штаты.

Паспарту вошел в преддверие балагана и спросил мистера Батулькара. Мистер Батулькар тотчас же появился.

– Что вам надо? – спросил он Паспарту, которого с первого взгляда принял за туземца.

– Не нужен ли вам слуга? – спросил Паспарту.

– Слуга? – переспросил Батулькар, поглаживая густую седую бороду, которая росла у него на шее, под подбородком. – У меня уже есть двое слуг, послушных и верных, которые никогда меня не покинут и служат даром – только за то, что я их кормлю… Вот они, – заключил он, вытягивая две здоровенных руки с толстыми, как струны контрабаса, жилами.

– Значит, я не могу ничем вам быть полезен?

– Ничем.

– Эх, черт побери! А мне так хотелось уехать вместе с вами!

– Вот что! – сказал достопочтенный Батулькар. – Вы, я вижу, такой же японец, как я обезьяна! С какой стати вы так вырядились?

– Всякий одевается, как может!

– Это правда. Вы француз?

– Да, парижанин из Парижа!

– Если так, вы, наверное, умеете гримасничать?

– Черт возьми! – ответил Паспарту, задетый тем, что его национальность дала повод к подобному вопросу. – Мы, французы, умеем гримасничать, но нисколько не лучше американцев.

– Верно. Я не могу вас взять в качестве слуги, но могу взять в клоуны. Понимаете, милейший, во Франции любят иностранных шутов, а за границей предпочитают французских.

– Ах, вот как!

– Вы, надеюсь, сильны?

– Да, в особенности когда встаю из-за стола.

– А петь вы умеете?

– Да, – ответил Паспарту, который в свое время участвовал в нескольких уличных концертах.

– Но сможете ли вы петь стоя вниз головой, так, чтобы на подошве вашей левой ноги вертелся волчок, а на подошве правой балансировала обнаженная сабля?

– Еще бы! – ответил Паспарту, вспоминая свои упражнения в юношеские годы.

– Ну вот, в этом все и дело, – заметил достопочтенный Батулькар.

Соглашение было подписано hic et nunc[4].

Наконец-то Паспарту нашел себе занятие! Он был приглашен делать все, что придется, в знаменитую японскую труппу. Правда, в этом было для него мало лестного, но зато через неделю он уже окажется на пути к Сан-Франциско!

Представление, возвещенное с таким шумом достопочтенным Батулькаром, начиналось в три часа, и вскоре грозные инструменты японского оркестра – барабаны и тамтамы – уже грохотали у дверей балагана. Само собой понятно, что у Паспарту не было времени выучить какую-нибудь роль, но он должен был подпирать своими здоровенными плечами большую человеческую пирамиду, составленную «Длинными носами» бога Тенгу. Этим «гвоздем программы» заканчивалась серия различных номеров представления.

Задолго до трех часов зрители заполнили просторный балаган. Европейцы и туземцы, китайцы и японцы, мужчины, женщины и дети теснились на узких скамейках и в расположенных против сцены ложах. Музыканты удалились в глубь балагана, и оркестр в полном составе – гонги, тамтамы, трещотки, флейты, тамбурины и большие барабаны – гремел вовсю.

Спектакль походил на все обычные представления акробатов. Но надо признать, что японцы – лучшие эквилибристы в мире. Один из жонглеров, вооруженный веером и маленькими клочками бумаги, изображал изящных бабочек, порхающих над цветами. Другой благовонным дымом своей трубки быстро чертил в воздухе голубоватые слова, из которых составлялось приветствие зрителям. Третий жонглировал зажженными свечами, тушил их, когда они пролетали у его губ, снова зажигал одну о другую, не прерывая ни на мгновение своих ловких упражнений. Наконец, еще один проделывал всевозможные трюки с вертящимися волчками. Казалось, эти жужжащие игрушки начинали жить в его руках какой-то своей, особой жизнью; безостановочно вращаясь, они бегали по чубукам трубок, по остриям сабель, по тонким, как волосок, проволокам, протянутым от одного края сцены к другому, забирались на большие стеклянные сосуды, прыгали по ступенькам бамбуковой лестницы и разбегались во все углы, создавая сочетанием различных звуков самые странные гармонические эффекты. Фокусник жонглировал ими, а они все вертелись, словно мячики; он их подбрасывал деревянными ракетками, как воланы, а они вертелись не переставая; он прятал волчки в карман, а когда вынимал их оттуда, они все еще вертелись до той самой минуты, когда, спустив весь завод, загорались снопом бенгальских огней.

Не стоит описывать все чудеса эквилибристики, показанные акробатами и гимнастами труппы. Упражнения на лестнице с шестом, шаром, бочонками и т. д. были исполнены с удивительной точностью. Но «гвоздем программы» все же было выступление «Длинных носов», совершенно удивительных эквилибристов, каких Европа еще не знает.

Эти «Длинные носы» составляли особую корпорацию, находившуюся под непосредственным покровительством бога Тенгу. Одетые в средневековые костюмы, они носили за плечами по паре великолепных крыльев. Но главным их отличием был длинный нос, укрепленный на лице, и особенно то, как они им пользовались. Эти носы были из бамбука, длиною в пять, шесть и даже десять футов: у одних прямые, у других изогнутые, у одних гладкие, у других покрытые бородавками. Они были крепко привязаны, и все свои акробатические упражнения артисты производили с их помощью. Около дюжины поклонников бога Тенгу легло на спину, а товарищи их начали резвиться на их носах, торчавших, словно громоотводы, прыгая, перелетая с одного на другой и выделывая самые невероятные штуки.

В заключение был специально объявлен особый номер – человеческая пирамида: полсотни «Длинных носов» должны были изобразить «колесницу Джаггернаута». Но, вместо того чтобы построить пирамиду, опираясь друг другу на плечи, артисты достопочтенного Батулькара пользовались для этой цели своими носами. Один из тех, кто составлял основание колесницы, недавно покинул труппу, и Паспарту, как человек сильный и ловкий, должен был занять его место.

Конечно, честный малый чувствовал себя довольно уныло, когда ему пришлось, как в печальные дни юности, облачиться в украшенный разноцветными крыльями средневековый костюм, а к его лицу приладили шестифутовый нос! Но, в конце концов, этот нос доставлял ему пропитание, и Паспарту смирился.