Фаворит короля - Sabatini Rafael - Страница 36

– Если я мужлан и зверь, то только потому, что вы сами сделали меня таким.

Он намеревался хорошенько встряхнуть ее, дать ей почувствовать силу, но, заметив в ее глазах отчаянный страх, сдержался. Он продолжал сжимать ее своими грубыми ручищами, и это прикосновение, этот физический контакт с ней вызвал у него острое желание – она была так прекрасна, эта стройная хрупкая женщина, смотревшая на него сверху вниз. Повинуясь инстинкту, он притянул ее к себе, и в голосе его зазвучала мольба:

– Будьте доброй, Фрэнсис, и, клянусь Богом, вы узнаете, какой искренней и нежной может быть моя любовь. Эти слова пробудили ее от столбняка, и она резко оттолкнула его.

– Милорд, от вас мне нужно лишь одно. Он выругался, повернулся на каблуках, подобрал шляпу и плеть и уже в дверях рявкнул:

– Хватит! Завтра едем в Чартли. Вы отправитесь туда, пусть даже мне придется связать вас по рукам и ногам. Потрудитесь соблюдать приличия, тогда все будет для вас куда проще, – и он громко хлопнул дверью.

Ее светлость дрожала, ноги не держали ее. Она села, чтобы обдумать свое положение. По закону она принадлежала этому хаму, считавшему себя аристократом. Этот мужлан только что продемонстрировал ей, что нет в нем ни благородства, ни доброты, которые помогли бы обойти закон. Она почти что проклинала свою красоту, это красота виновна в том, что он так возжелал ее. Надо что-то предпринять! Что-то практическое! Факты есть факты, и их надо принимать во всеоружии.

Вечер она провела в своих покоях. Родные стерпели ее отсутствие, они посмеивались над ней, отпускали по ее поводу шуточки: как же, ведь завтра супруг и хозяин отвезет ее в Чартли.

Но наутро вошедшая разбудить ее служанка нашла постель пустой. Как выяснилось, из конюшни исчезли также две лошади и грум. Муж, отец и мать беглянки собрались на совет, чтобы составить план возвращения «сумасбродной девчонки».

К этому времени «сумасбродная девчонка» уже успела испугать старого графа Нортгемптона – она ворвалась в его дом и потребовала убежища.

Его светлость только что проснулся и потому принял племянницу в спальне. Он не без сочувствия выслушал рассказ об ужасах, которые ей пришлось претерпеть: для него, как и для нее, было просто немыслимым, чтобы женщина могла перенести объятия человека столь отвратительного, как Эссекс. Однако старый граф был куда дальновиднее: он заметил, что ее отношение к Эссексу коренится в неких несчастливых предположениях, которые, в свою очередь, коренятся в той приязни, которая возникла между нею и Робертом Карром.

– А если и так? – вопрошала она. – Неужели девушка не может отдать свою любовь тому, кому велят ее чувства?

– Девушка – «да», – кивнул он старой плешивой головой. – Но жена…

– Да, жена, но я девица и останусь ею, пока буду женой этого Эссекса!

Старик был глубоко расстроен. Он-то всегда считал, что нет никакого смысла сражаться с неизбежным. Чего этим можно достичь? Только сердце разобьется. Если бы Эссекс согласился подать совместное с ней прошение, тогда брак был бы аннулирован. Но он не может быть аннулирован, если прошение подает только одна сторона. Нет на это никакого закона, потому что то, что было бы добром для нее, стало бы злом для Эссекса. Пусть она подумает над этим. И пусть поразмыслит о положении Эссекса. Как и она, он связан обязательством, которое дал в возрасте, когда еще не был готов к сознательному ответу. Но ему и в голову не приходит нарушить это обязательство – увидев ее, он понял, что о такой жене он и мечтать не мог. Кто сможет винить его за это? Стоит также подумать и о положении в свете: в качестве графини Эссекс она будет одной из первых дам в королевстве. Разве может она позволить любовному увлечению, которое, кстати, не приведет ни к чему хорошему, разрушить такие перспективы?

Нортгемптон пространно говорил о любви – с точки зрения холостяка, который никогда не относился к чувству серьезно. Это же разрушительная сила, она сбивает мужчин и женщин с пути истинного и заставляет совершать чудовищные глупости! Но эта сила не вечна – ее растрачивают как сопротивление, так и податливость ей, причем податливостью она уничтожается куда скорее, чем сопротивлением. Ах, если бы она послушалась старика, втрое старше ее, видевшего за свою жизнь сотни костров страсти, от которых потом оставался только пепел!

Но ее светлость не желала слушать: эти слова казались ей кощунственными. С горечью она признала, что, хотя старый дядюшка и благоволил к ней, даже помогал в ее любовном приключении, вряд ли стоит ждать от светского циника безоговорочной поддержки.

И все же она получила в этом доме пристанище. Более того, дядюшка заверил, что, когда за ней явятся отец и муж, он постарается оттянуть отъезд в Чартли и даже попробует склонить графа Эссекса прислушаться к ее аргументам. На самом деле он сразу понял, что если Эссекс согласится аннулировать брак и Фрэнсис станет свободной, чтобы выйти за Рочестера (конечно, при условии, что Рочестер жаждет стать ее мужем так же страстно, как жаждал стать ее возлюбленным), то тогда ее положение в свете отнюдь не пострадает, а сам Нортгемптон даже сможет кое-что на этом выиграть.

Ее светлость и сама не бездействовала – в то же утро она отправилась в «Золотую прялку» на Патерностер-роу, немало напугав Анну Тернер и внезапным появлением, и своим лихорадочным беспокойством.

Вестона тут же отправили в Уайтхолл с наказом как можно скорее доставить сюда лорда Рочестера. Поджидая возлюбленного, ее светлость поведала сочувственно кивавшей вдове свои горести. Вдова посоветовала вновь прибегнуть к услугам Саймона Формена.

– А чем Формен может помочь? Вдова развела руками:

– Не знаю. Но я уверена, что, если он возьмется, он добьется желаемого. Он обладает великой силой.

Когда прибыл его светлость, они еще не успели найти решения. Он ворвался в гостиную, запыхавшись от быстрого шага и нетерпения.

– Фэнни! – вскричал он, раскрыв объятия.

В ту же секунду она уже рыдала на его мужественной груди, а деликатная Тернер удалилась, плотно притворив за собой двери.

После бурных объятий и поцелуев, после взрывов радости и горя пришло время раздумий о том, что можно предпринять, и это уж было куда труднее, чем целоваться.

Она доверчиво развернула перед ним всю картину своих мук и ждала от него совета. Однако наш герой разочаровал даму. Если клятвы и заверения в вечной любви изливались из него неостановимым потоком, то когда дело дошло до обсуждения мер практических, ничего, кроме невразумительных междометий, он издать не мог.

Он даже начал повторять речи старика Нортгемптона: они, мол, столкнулись с неизбежным. Он уповал на то, что Эссекс проявит себя человеком чести, но поскольку тот отказался вести себя по-рыцарски, он, Рочестер, даже и не знает, что теперь предпринять.

Изменить ситуацию могла бы только смерть Эссекса – и тут мысли Рочестера приняли иное направление. Решено. Он найдет повод поссориться с Эссексом и вызовет того на дуэль. Тут ее охватила настоящая паника: ведь на дуэли могут убить самого Рочестера! У Эссекса была репутация хорошего бойца, он вообще известный задира. Нет, на такое она не согласна.

Ей потребовалось немало усилий, чтобы отговорить Рочестера от этого плана. Поразмыслив, он также увидел его несостоятельность: король Яков считал дуэли преступлением непростительным, и даже если бы Рочестеру удалось победить врага и как-то утихомирить короля, тот все равно не дал бы разрешения на такой брак, при котором жених освободил бы невесту от прежнего супруга.

Все эти разговоры ни к чему не привели, и она пребывала в отчаянии не меньшем, чем когда приехала на Патерностер-роу. Более того: она почувствовала некоторое разочарование в любимом Робине – он до такой степени устрашился трудностей, что, как ей казалось, готов был от нее отказаться. Неужто любовь от препятствий может стать слабее? Неужто она, эта любовь, начала гаснуть? Миледи вспомнила слова старого Нортгемптона об эфемерности человеческих страстей, и к прежним ее страхам прибавился новый.