Фаворит короля - Sabatini Rafael - Страница 18

– Ни слова больше, Робин. Это не просьба, это приказ. Королевский приказ. Проследи, чтобы он был выполнен, – произнес король таким надменным и грозным тоном, каким он еще со своим фаворитом не говорил.

Сэр Роберт сразу все понял. Он поклонился с видом крайне униженным и покорным и голосом, полным смирения, сказал:

– Я – самый преданный и самый послушный слуга вашего величества. Завтра к этому же времени мистер Овербери покинет дворец и вашу службу. Король глядел победителем. А пока сэр Роберт произнес:

– Дозволено ли будет и мне сопровождать его?

– «Сопровождать его»? Сопровождать его! Ради Бога, что это такое ты говоришь?

– То, что сказал, сир. Я желал бы удалиться вместе с мистером Овербери.

– Боже, я тебе не позволяю!

– Ваше величество может заключить меня за неповиновение в Тауэр, потому что в ином случае я все равно уеду с мистером Овербери.

Король с недоверием и страхом глядел в решительное лицо сэра Роберта. А потом губы короля задрожали, и на королевские глаза набежали слезы. И тут он дал волю ярости.

– Вы – гнусная банда дьяволопоклонников! – заорал он с жутким шотландским акцентом, соскочил с постели и, дрожа от негодования, стал перед фаворитом.

Сэр Роберт поклонился и двинулся к двери.

– Куда это ты направился? – крикнул король.

– Я понял, что ваше величество меня отпускает.

– Ничего подобного! Ты нарочно выводишь меня из себя! Я предупреждаю тебя, Робин, со мной нельзя так играть! – Он сделал пару шагов и заговорил слезливым голосом: – Я ведь так хорошо к тебе относился, Робин, и вот благодарность! Значит, ты такой же неблагодарный, как и остальные?

– Сир, ничто не может умалить мою благодарность и любовь, даже если вы пошлете меня в Тауэр или на плаху… Король прервал его.

– Любовь? Да ты меня совсем не любишь. Ты такой же, как остальные. Все это лишь притворство, ты все время притворялся. Любовь в том, чтобы отдавать. А ты, как и другие, хочешь только брать.

– Сир, я этого не заслужил. Вы ко мне несправедливы.

– Несправедлив? Я – несправедлив?! Да ты же сам доказал свою нелюбовь ко мне, пожелав променять меня на этого негодяя Овербери!

– Если я не уйду из дворца вместе с ним, я стану соучастником несправедливости – ведь он был готов рисковать своей жизнью, чтобы спасти меня. Вот и вся его вина. Каким презренным негодяем я был бы, если бы не разделил наказание, которое сам на него навлек!

– А меня это все совсем не интересует! Сэр Роберт посмотрел королю в глаза.

– Неужели ваше величество будет доверять мне, ценить меня по-прежнему, если я настолько забуду честь, что в тяжелую минуту покину преданного мне человека?

И снова король уклонился от ответа.

– Ты говоришь о преданности и обязательствах! А каковы твои обязательства по отношению ко мне?

– Их я не забывал никогда. Я служил вашему величеству в полную меру своих скромных сил и возможностей. Моя жизнь, сир, принадлежит вам. Бог свидетель, я с радостью отдам ее, если в том будет нужда.

Это откровенное желание польстить вызвало в душе его величества такую бурю эмоций, что он воскликнул:

– Робин! Робин! – И король, подойдя к сэру Роберту, положил руки ему на плечи. – Ты и вправду так думаешь? Ну скажи, это правда? Бога ради, ты не покинешь меня, ты не разобьешь мое бедное старое сердце?

Сэр Роберт улыбнулся так нежно (а он был большой мастер нежных улыбок), что сопротивляться было невозможно.

– Покинув вас, сир, я разобью свое собственное сердце, впрочем, как и свою судьбу. Однако…

– Ни слова больше, Робин. Молчи, друг. – И король еще крепче обнял его за плечи. – Я верю тебе. Ты настоящий герой среди картонных рыцарей. Он отпустил сэра Роберта, утер глаза и заковылял назад к постели.

– Генри, конечно, разозлится, снова ворвется ко мне и опять начнет жаловаться. Но я это вытерплю. Ради тебя, Робин, мой мальчик, я вынесу все. Эта капитуляция могла бы удовлетворить сэра Роберта, но он пожелал пока не выказывать удовлетворения: он знал переменчивость королевской натуры и боялся, что тот может передумать.

Он не хотел бы, заявил сэр Роберт, чтобы король переживал из-за него неприятные минуты. Его величество этого не заслужил, и потому он, сэр Роберт, считает, что ему все же лучше было бы удалиться вместе с мистером Овербери. Пусть король отпустит его – ведь у его преданного слуги и так хватает при дворе врагов, многие лорды относятся к нему с презрением, а он, в силу разницы положений, не может ответить им соответствующим образом.

Своей решимостью он довел короля до исступления. Он продолжал говорить униженным тоном, уверял обожаемого монарха в вечной любви, а обожаемый монарх продолжал молить его не покидать двор, потому что это будет для него непереносимо, обещал сделать сэра Роберта лордом, равным другим великим лордам, чтобы ни один из тех, кто ранее позволял себе неприязненное отношение, не смел более возвысить голову.

Затем, видя, что сэр Роберт все еще колеблется, король удвоил мольбы, а под конец сдался совсем. Он не только позволил мистеру Овербери остаться, но пообещал даровать тому рыцарское звание и сделать своим придворным. Что касается сэра Роберта, то он получит замок Рочестер и титул виконта (это помимо освободившегося баронства Уинвик в Нортгемптоншире); он будет награжден орденом Подвязки[34], станет членом Тайного совета и пожизненным хранителем Вестминстерского дворца. Пусть все знают, как любит и ценит его король, и если кто-то посмеет косо взглянуть на лорда Рочестера – тем хуже!

После этого король в последний раз обнял бесценного своего Робина и отпустил его – было уже за полночь, и его величество сильно утомился от переживаний. Однако оставшись в одиночестве и вспомнив стойкость, с какой Робин отстаивал мистера Овербери, король снова воспылал ревностью. То обстоятельство, что король вынужден был сдаться и пощадить Овербери, еще сильнее разожгло царственный гнев.

Как же это характерно для слабых, неуверенных в себе натур: под давлением обстоятельств проявлять великодушие, а затем, ненавидя свою собственную слабость, переносить ненависть на того, к кому только что был великодушен.

Глава VIII

ДОКУЧЛИВЫЕ ЖЕНИХИ

Ухаживание принца Генри за леди Эссекс вряд ли можно было назвать успешным. Несколько раз ему удавалось увидеться с леди, но остаться с ней наедине он ни разу не смог. Чтобы добиться желаемого, его высочество прибегал к разным способам, и одним из них, надо сказать, довольно странным, было укрепление его отношений с графом Нортгемптоном.

Его высочество знал, что его светлость, как все Говарды, втайне исповедовал католичество, что уже само по себе было неприятно принцу как ярому протестанту. Он также знал о дружбе графа с Испанией и подозревал, что тот состоит на содержании у короля Филиппа. Это вызывало еще большую неприязнь. Но что хуже всего – граф Нортгемптон был сторонником испанского брака. Однако, подобно тому, как голод может превратить честнейшего из людей в вора, так и муки любви могут заставить человека щепетильного забыть о своей щепетильности.

Леди Эссекс была внучатой племянницей графа Нортгемптона, тот ее обожал, и леди часто бывала в его великолепном дворце на Стрэнде. Принц Генри также зачастил во дворец.

Старый аристократ был немало удивлен внезапным расположением принца, который прежде едва его замечал, и, будучи человеком опытным, решил найти этому причину. Вскорости острый глаз разглядел добычу, на которую нацелился юный монарх, – маленькую златокудрую племянницу. И, как бы сильно ни любил ее дядюшка – а любил он ее по-своему достаточно глубоко, – он лишь поздравил себя с таким открытием. Неважно, что честь горячо любимой племянницы может пострадать, – главное, теперь, когда принц, глава враждебной партии, прибился к его берегу, эта ситуация могла сослужить службу его ненасытному честолюбию. Роберт Сесил старел и слабел (его светлость как-то забывал, что ему и самому уже за семьдесят), и вскоре место первого лорда казначейства и главного государственного секретаря станет свободным. Если лорду Нортгемптону не удастся занять давно желанный пост, то не по своей вине – со своей стороны он ошибок не допустит. Однако даже в самых безумных мечтах он не смел и предположить, что лестницу, по которой он взберется до самого верха, будет поддерживать принц Уэльский. Так что он благословлял маленькую племянницу, предоставившую ему такой шанс, и со всем придворным искусством убирал с пути принца Генри все препятствия.