Черный Лебедь - Sabatini Rafael - Страница 30

— Что вы имеете в виду, сударь?

— Сказать по правде, большую часть всех наших дел мы делаем по необходимости: чтобы утешить страдания, избежать неприятностей, спасти свою жизнь или заработать кусок хлеба. Разве не так?

— Да, черт возьми! Может, вы и правы. Но в данном-то случае какая у вас необходимость лебезить перед этим сбродом?

— Вам разве непонятно? А вот мисс Присцилла, уверен, меня понимает…

Девушка спокойно встретила взгляд его темных глаз.

— Думаю — да. Вы пытаетесь сделать их своими союзниками.

— Не только моими, но и вашими.

— Должен вам сказать, этот Лич порядочная скотина, хитер как дьявол, упрям и жесток. Да, я заключил с ним союз — думал сыграть на его жадности, однако может статься и так, что из-за его мерзкого характера, тупости или обыкновенной привередливости все мои планы рухнут. Поэтому не судите меня строго, ведь у меня должен быть крепкий щит на случай, если придется защищаться. И щитом этим, смею надеяться, будут верность и преданность моих людей.

Майор не смог скрыть гримасу недовольства.

— Преданность! Великий Боже! Слишком дорого вы собираетесь за нее заплатить…

— Может, и так. Но вы упускаете одно обстоятельство: если меня прикончат, майор, то следом за мной та же участь ожидает вас и мисс Присциллу.

Майор смертельно побледнел, а француз, взглянув на него, усмехнулся.

— А посему будьте любезны выбирать выражения, говоря о средствах, к коим я прибегаю, стараясь оградить вас от напастей, потому как подонки из шайки Лича способны на любую гадость.

В это же самое время в хижине Лича Уоган и Холлиуэл, сидя за столом со своим главарем, взбалмошным Эллисом и бесстрастным Бандри, также обсуждали отношения, сложившиеся между французом и его командой.

Сначала Лич не проявил по этому поводу никакой тревоги.

— Ну и что? — проворчал он. — Пускай себе тешится, пока не выведет нас на испанцев. А там уж настанет и его черед, и будьте спокойны, тогда ему будет не до веселья.

Для Эллиса и Бандри этот жуткий намек был откровением — о том, как их капитан собирался поквитаться со своим союзником, они слышали впервые. Глаза Эллиса полыхнули странным диким огнем. Веки Бандри медленно то поднимались, то опускались, как у птицы под обжигающими лучами солнца, его лицо, как всегда, хранило застывшее выражение.

Толстяк Холлиуэл склонился к столу. И неторопливо заговорил:

— Ты уверен, капитан, что он ни о чем не догадывается?

— Ну а если и так, что с того? Ведь он же тут, рядом. Считай — в наших руках. Думаешь, ему удастся улизнуть?

Маленькие глазки Холлиуэла сузились, превратившись в две черные точки на одутловатом лице.

— Ты, видать, считаешь, он свалился к тебе в лапы, как доверчивый птенчик, так, что ли? — насмешливо спросил он.

— У него не было выхода! — презрительно ответил Лич.

— Как же, держи карман шире, — возразил Холлиуэл. — Ведь, по его словам, он навострился на Гваделупу за кораблем и людьми, а после — к нам. Но тут объявились мы — как раз то, что нужно. А он вдруг насторожился… Если б он свалился к нам с посудиной и людьми, вел бы себя как кум королю, не то, что сейчас. Нет, точно говорю, он обо всем догадывается!

— Ну и что из этого? Что, черт возьми, он сможет сделать?

Уоган не удержался и тоже вступил в разговор, целью которого было открыть глаза капитану.

— То-то и оно, разве не видишь, он что-то затевает?

Лич подскочил как ужаленный. Но Уоган как ни в чем не бывало принялся подробно растолковывать ему что да как.

— Он на корабле, и тот на плаву, к тому же с ним сотня добрых молодцов, а мы торчим здесь, на берегу… Это все равно, что связать себя по рукам и ногам. С чего он такой ласковый с командой? Зачем травит байки про свои подвиги да мурлыкает испанские песенки под луной, как блудливый котяра? Или ты считаешь, он свой в доску? А его команда? Вот возьмет он как-нибудь ночью да перережет нам с Холлиуэлом глотки, а сам даст тягу, с кораблем и со своими орлами, потом они накроют испанцев и тихо-мирно поделят сокровища между собой. А ты, Том, останешься с носом, корабль твой лежит килем кверху, так что попробуй-ка угонись за ним. Ты даже не знаешь, куда идти — то ли на север, то ли на юг!

— Проклятье! — проорал Лич и вскочил на ноги. Казалось, что земля под ним вот-вот разверзнется.

Какой же он дубина, если не мог догадаться раньше, какая опасность ему угрожает!

Терзаемый возникшими вдруг подозрениями, он рванулся к выходу, но тут ожил Бандри, до сих пор молчавший как труп:

— Ты куда собрался, капитан?

Его ледяной сиплый голос, похоже, охладил безудержный пыл Лича. Из них только одному Бандри оказалось под силу успокоить капитана. Этот бесстрастный, расчетливый штурман имел над ним какую-то непонятную власть.

— Пойду растолкую Чарли, с кем он имеет дело.

Бандри тоже поднялся:

— А ты не подумал, что он нужен нам, — как ты собираешься без него выйти на испанцев?

— Я, черт возьми, не имею привычки забывать о главном.

Удовлетворенный его ответом, Бандри проводил его взглядом. В ту же секунду послышался крик капитана, велевшего готовить шлюпку, — он собрался на «Кентавр». Но перед тем как в нее сесть, он кликнул Уогана и отдал ему короткие распоряжения.

Завтрак в кают-компании «Кентавра» уже близился к концу, когда в дверях как гром среди ясного неба возник капитан Лич.

Мисс Присцилле он показался уже не таким страшным, как в первый раз. Тогда он ворвался к ним подобно урагану, босиком, в распахнутой на груди окровавленной рубашке с закатанными рукавами, с глазами, как у стервятника, пылавшими дьявольским огнем. Сейчас же, по крайней мере, на нем было приличное платье. Поверх чистой сорочки — камзол, на ногах — темные чулки и сапоги. Застыв на пороге, он какое-то мгновение смотрел на присутствующих.

Его взгляд упал на юную мисс Присциллу, потом метнулся в сторону и вновь впился в ее девичью фигуру. От этого пристального, наглого взгляда, в котором было что-то жуткое, девушке стало не по себе.

У де Берни на какой-то миг перехватило дыхание, но этого никто не заметил. Мгновенно овладев собой, он встал. В душе он почувствовал недоброе, однако — а может, как раз поэтому — тотчас же принял самый добродушный вид.