Белларион - Sabatini Rafael - Страница 69

— Неужели вы позволите разбойникам, сумевшим урвать куски из наследства вашего отца, беспрепятственно наслаждаться награбленным? Неужели вы окажетесь недостойным его славы и имени, синьор герцог?

Надо сказать, что Белларион проявлял изрядное лицемерие, твердя об этом. Целостность наследия Висконти заботила его ничуть не больше, чем сохранение единства английского королевства. Но он знал, что решение низложить тиранов, утвердившихся в различных частях вотчины Джангалеаццо, прозвучит как глас трубы в судный день для Теодоро Монферратского. Долго и терпеливо ждал Белларион того часа, когда герцог, уступив наконец его увещеваниям, велел собрать государственный совет, чтобы определить на нем наилучший порядок дальнейших действий. Белларион предложил начать с возвращения Верчелли — города, который, как никакой другой, угрожал безопасности герцогства.

— Мне странно слышать подобное высказывание из ваших уст, синьор Белларион, — немедленно заявил Беккария, государственный министр герцога. — Помнится, в свое время вы сами вместе с графом Бьяндратским уступили Верчелли во владение маркизу Теодоро.

— Ничего странного в этом нет, синьор, — возразил ему Белларион. — Дело в том, что тогда я являлся союзником маркиза Теодоро, но теперь, когда мы с ним оказались в разных лагерях, разве удивительно, что я выступаю за то, чтобы отобрать у него этот город?

Наступило молчание. Дремавший в своем огромном кресле Филиппе Мария оглядел собравшихся.

— Какова точка зрения военных? — поинтересовался он.

Никто из капитанов не высказал еще своего мнения, и своим вопросом герцог предлагал им приступить к обсуждению предложения Беллариона.

— Я абсолютно согласен с Белларионом, — ответил ему могучий Кенигсхофен. — Я знаю его достаточно давно, чтобы не сомневаться в правильности его суждений.

Джазоне Тротта немедленно поддержал Кенигсхофена, и то же самое сделали Вальперга и Марсалья.

— А вы, синьор? — обратился Филиппе Мария к молчавшему до сих пор Карманьоле.

Тот вскинул свою белокурую голову, и Белларион приготовился к схватке. Но, к его удивлению, Карманьола, пожалуй, впервые за все время их общения оказался на его стороне.

— Я согласен с Белларионом, ваше высочество, — сказал он. — Все, кто был рядом с синьором Фачино тогда, когда заключался договор с Монферрато, отдавали себе отчет в том, что передача маркизу Теодоро Верчелли — вынужденная мера, являвшаяся уступкой его непомерным амбициям. Я считаю, что оккупация им Верчелли представляет собой серьезную угрозу для герцогства.

— Не забывайте, синьоры, — попытался возразить им Филиппе Мария, — что в моих руках находится ценный заложник — маркиз Джанджакомо, от чьего имени правит маркиз Теодоро. Мне кажется, что присутствие племянника у нас является залогом лояльности к нам со стороны его дяди. Почему вы смеетесь, Белларион?!

— Мы добивались получения его в заложники, ваше высочество, только лишь для его собственной безопасности, а вовсе не для того, чтобы заручиться поддержкой Теодоро. Карманьола напомнил всем нам о непомерных амбициях маркиза, и я могу заверить вас, что он хочет сидеть на монферратском престоле суверенным правителем, а не простым регентом. Пусть ваше высочество сами решают, сдержит ли маркиза Теодоро угроза применения насилия к Джанджакомо.

Последовала короткая дискуссия, а затем Филиппе Мария объявил, что должен подумать, прежде чем принять решение, и распустил совет.

Выйдя от герцога, принц Вальсассина взял под руку Карманьолу и потащил его в сторону — к немалому удивлению остальных капитанов, привыкших к холодности в отношениях этих людей.

— Мессер Франческо, вы окажете мне огромную услугу, если отправите письмо к принцессе Валерии и ее брату с настойчивой просьбой немедленно прибыть в Милан и подать герцогу петицию о восстановлении в правах Джанджакомо. Он уже совершеннолетний, и только его отсутствие в Монферрато позволяет Теодоро узурпировать принадлежащий ему трон.

Карманьола подозрительно взглянул на него.

— Почему бы вам самому не отправить такое письмо?

Белларион пожал плечами и беспомощно развел руками.

— Принцесса мне не доверяет и поэтому может неверно истолковать мою просьбу.

— Что вы затеваете? — спросил Карманьола, не отрывая от него пристального взора.

— Я вижу, вы тоже сомневаетесь в моей искренности.

— Как всегда, синьор.

— В ваших устах это звучит как комплимент.

— Не понимаю, почему вы так считаете.

— Потому что косвенным образом вы констатируете постоянство моих устремлений. Вы прямолинейны, Карманьола, и за это вас можно уважать. Я действую окольными путями, но, если вы поймете, почему я вынужден так поступать, вполне вероятно, что вы тоже проникнетесь уважением к моим методам. Вы спрашиваете, что я затеваю, и я отвечу вам. Я давно веду игру, в которой пришла пора сделать последний ход. Союз между Фачино и Теодоро тоже был одним из ходов в этой игре, равно как и получение в заложники Джанджакомо, оккупация маркизом Теодоро Верчелли и возведение его на генуэзский престол. Моей единственной целью, однако, являлось раздразнить Теодоро и кинуть ему такую кость, чтобы, схватив ее, он начал представлять собой очевидную угрозу для герцогства и чтобы все, включая самого герцога, смогли наконец-то осознать необходимость обуздать его.

Глаза Карманьолы расширились от изумления.

— Клянусь святым Амброджо, вы глубоко копаете!

— Я совершенно откровенен с вами, — улыбнулся Белларион, — и говорю все это сейчас для того, чтобы победить ваше недоверие и заручиться вашей поддержкой.

— Вы хотите сделать меня пешкой в своей игре?

— Разве Франческо Бузоне Карманьола может быть чьей-то пешкой?

— О Боже, конечно, нет! Я рад, что вы наконец поняли это.

— Неужели я стал бы разговаривать с вами, если бы у меня были сомнения на этот счет? — сказал Белларион, пытаясь убедить своего собеседника в том, в чем сам совершенно не был уверен.

— Скажите мне, какую цель вы ставите перед собой?

Белларион вздохнул.

— Скорее всего, мне просто нравится то, чем я занимаюсь. Фачино как-то раз назвал меня прирожденным стратегом, и я остаюсь им не только на поле битвы, но, в более широком смысле, и в жизни. Вряд ли что-то иное движет мною, — с оттенком задумчивости закончил он и неожиданно добавил: — Так вы отправите письмо?

Теперь настала очередь Карманьолы задуматься. Он тоже отнюдь не был лишен амбиций, и сейчас он ясно увидел, как можно было бы использовать этого изобретательного капитана для достижения своих целей.

— Я сам отправлюсь в Меленьяно, — заявил он.

Он так и сделал, и встреча с ним несколько подняла удрученное настроение принцессы Валерии, уже почти отчаявшейся когда-либо увидеть осуществление своих надежд.

Со свойственной ему прямотой — единственной достойной уважения чертой, которую сумел подметить в нем Белларион, — он перешел сразу к делу, и принцессе Валерии было невдомек, что на этот раз только его манеры можно было назвать прямолинейными.

— Синьора, я пришел для того, чтобы предложить вам принять участие в восстановлении прав на престол вашего брата. Подайте петицию герцогу, и он непременно согласится прогнать этого негодяя Теодоро с узурпированного им трона, о чем я уже давно прошу его.

У нее перехватило дыхание.

— Вы просили об этом герцога? Вы, синьор? Подождите, я немедленно пошлю за своим братом, чтобы и он мог поблагодарить вас, пусть он знает, что в этом мире у него есть хотя бы один верный друг.

— Его друг и ваш покорный слуга, мадонна, — он поднес ее белую руку к своим губам, и в ее глазах блеснули слезы, когда она взглянула на его красиво склоненную голову. — Интриги, которые я столько времени строил в вашу пользу, наконец-то начинают приносить плоды.

— Зачем вам понадобилось интриговать в мою пользу? — нахмурилась она.

Он беззаботно рассмеялся, чтобы рассеять ее сомнения.

— Только для того, чтобы подать герцогу Миланскому повод начать действовать против маркиза Теодоро. Армия готова немедленно выступить в поход, и, если бы лично я командовал ею, можно было бы не сомневаться в том, что справедливость восторжествует и ваш брат займет подобающее ему положение.