Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поиски знаменитостей - Граевский Александр Моисеевич - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

— Вот!

Отец взял газету и долго, стоя у окна, читал. Потом посмотрел на Мишку, хмыкнул и передал газету матери. А Мишка между тем раздевался и, захлебываясь, рассказывал, как шел с ребятами в кино и как увидел газету.

Мать была довольна. Она присела к столу и, вынув зачем-то носовой платок, улыбаясь, глядела на Мишку. А вот отец не улыбался. Он только внимательно посмотрел на сына еще раз, хотел что-то сказать, но промолчал и вышел в другую комнату.

Еще по дороге домой родился у Мишки план. Выскочив на кухню, где на гвоздике висел портфель, он извлек из-под порванной подкладки злополучный табель.

Мать накрывала на стол. Проворно мелькали в ее руках тарелки, вилки, ложки. Завязывая на ходу фартук, она направилась в кухню. Мишка протянул руку с табелем.

— Мама, вот я табель принес.

— Да положи его на буфет, я потом распишусь.

— Табель? Интересно. Дай-ка сюда, — отец стоял в дверях. — Ого! Вот так успехи. Допрыгался, значит.

В это время мать внесла в комнату дымящуюся кастрюлю с супом.

— Садись, Дима, — обратилась она к отцу. — Ты, Миша, иди сначала руки вымой.

Плескаясь у большого медного рукомойника, Мишка не строил рожи (как делал всегда, с интересом наблюдая за своим искаженным изображением), а прислушивался к разговору за столом.

— И зря ты… Не выйдет, видно, из него инженера. Но прыгает здорово, хвалят вон. Может и вправду чемпионом каким будет…

Мишка вернулся к столу успокоенным. Он с аппетитом съел суп, а когда мать принесла жаркое, не удержался и еще раз начал с азартом рассказывать о соревнованиях, поминутно заглядывая в глаза отцу.

В это время в дверь постучали. Мишка побежал открывать. На пороге стоял Чудинов, а рядом с ним поправляла выбившуюся из-под пухового платка непослушную прядь Ольга Сергеевна.

— Отец дома?

Мишка молча кивнул.

6

…Завтра в школу, а как хочется прыгнуть еще хоть раз, последний раз в сезоне. Прыгнуть — и уж тогда сесть за книги. Ну, ладно, к соревнованиям, сказали, не допустят, но ведь сегодня их нет. Пусть грамоту — красивую грамоту с золотыми буквами и красными знаменами — отобрали, но он, «комендант трамплина», пойдет и прыгнет. А с учебой он справится.

Мишка вышел на улицу и принял окончательное решение: прыгать. Утром подморозило, и скольжение обещало быть отличным.

Торопиться не хотелось. Он медленно спустился к Балашихе, долго поднимался к подножью стальной громады. Предстояло еще забраться наверх.

Мишка внимательно осмотрел гору приземления и эстакаду, поднял лыжи и подошел к лестнице.

— Здравствуйте, Семен Федорович, — грустно поздоровался он с дедом Мазаем, — решил вот закрыть сезон.

— Сезон-то для тебя уже давно закрыт. Двоечников не пускаем.

Мишка молча повернул от трамплина и услышал за спиной последнюю фразу Мазая:

— Комендант… разжалованный…

Мишка старался сдержать слезы. Но только сошел по тропинке вниз — не выдержал. Прислонился к стволу сосны и заплакал.

Здесь, на узкой, по-мартовски обледенелой тропинке, и разыскал его запыхавшийся Николай Бортиков.

— Здорово, комендант! Я с ног сбился, тебя ищу.

— Какой я тебе комендант? — сердито перебил его Мишка, размазывая слезы. — Меня вон Мазай уже разжаловал. Да и ты, наверно, рад-радехонек.

— Дурак ты, Мишка, — беззлобно произнес Николай. — Все ершишься. А я, между прочим, действительно, тебя ищу. Давай лыжи да пойдем.

Мишка поколебался, но потом безропотно позволил Николаю взвалить на плечо свои лыжи и молча стал подниматься.

— Вчера, понимаешь, нас Анатолий Сергеевич собирал, — рассказывал Николай. — А сегодня в комитете комсомола разговор состоялся. И решили мы, комендант, тебе помочь. Собственно, помогать тебе буду я.

Мишка в ответ недоверчиво хмыкнул.

— Чего мычишь? Все равно я в пединститут собираюсь поступать. Так что ты для меня вроде тренировочного трамплина или, скажем, подопытного кролика. Из секции тебя не выгонят. Анатолий Сергеевич так и сказал: «Коменданта вытянуть надо». Вот и будем тебя в науку тянуть. Учти, что занятия начнем с сегодняшнего дня. У меня, брат, слона гонять не придется.

Пусто было на Балашихе. Кончился сезон, давно уехали мастера, да и местные лыжники уже не тренировались на склонах гор, только ветер трепал забытый кем-то синий флажок на слаломной трассе.

Ребята стояли рядом и смотрели на этот флажок. Вдруг Мишка молча направился к нему, глубоко проваливаясь в снег. Через несколько минут он вернулся, пыхтя и отдуваясь. В руках у него был тонкий бамбуковый прут с флажком.

— Пригодится… Еще ведь тренироваться будем… — негромко сказал Мишка.

— Правильно. Надо его Мазаю отдать.

— Мазаю?

— Ну да. Давай-ка сбегай, ты помоложе.

— Я как-нибудь потом… Разжалованный ты, говорит, комендант. На трамплин не пустил. Двоечник, говорит… Мазай этот.

Николай звонко расхохотался.

— Вот здорово! Поругался, значит, со своим заместителем? Ну, тогда давай я снесу…

— Нет, — Мишка долго смотрел на Николая исподлобья. И вдруг, улыбнувшись, добавил: — Я ему знаешь когда этот флажок отдам? Когда на соревнованиях прыгну. Понимаешь?

Николай кивнул.

А Мишка, повернувшись лицом к трамплину, приветственно помахал флажком.

— До скорого свидания, дедушка Мазай! — задорно крикнул он и уже тише добавил: — Я хоть и разжалованный, а все-таки комендант.

Единоличники

Все, конечно, можно было сделать проще: пойти к сторожу Евдокиму Ивановичу, известному всему селу под кличкой Опрокинь Иваныч, рассказать ему, и он, наверняка, пустил бы на старую колокольню. Но Ванюшке Попову хотелось действовать таинственно, ловко, быстро, как в книжках про пограничников и партизан.

О том, что на колокольне бывшей церкви, на которой испокон веков жили голуби и галки, можно найти много птичьего помета, Ванюшка подумал после пионерского сбора. На этом сборе вожатая Валя объявила соревнование между звеньями — кто больше соберет удобрений.

Ванюшку соревнование не очень интересовало. Он знал, что все соберут примерно одинаково — не первый ведь год так бывает. Только Нинка Соколова и Танька Зеленина больше всех принесут помета — у них матери на птицеферме работают. Золой богат Димка Шутов — у него отец кузнец. А в третьем звене, в котором Ванюшка, таких богатых нет. Попробуй займи тут первое место.

Но колокольня… Да, тут дело другое. То-то будут удивляться и завидовать, если их звено неожиданно всех обгонит! И вся школа будет знать: это Ванюшка Попов придумал. Как никто раньше на колокольню сходить не догадался?

Бывшую церковь давным-давно приспособили под Дом культуры. В ней по вечерам звучали молодые голоса, слышно было стрекотание кинопередвижки. Только колокольня стояла мрачная, забытая и заброшенная, хотя и не утеряла своей белокаменной стройности.

У ее подножья, за бывшей церковной оградой, размещался базар. Между возами и прилавками, едва не попадая лошадям под ноги, озабоченно семенили красными лапками сизые голуби. Иногда, чем-то встревоженные, они дружной стаей поднимались в воздух и летели куда-то. Потом прилетали вновь и рассыпались по окнам и карнизам колокольни. Было их великое множество. Ванюшка попробовал один раз устроить за ними охоту. Но первая же тетка, увидевшая, как он, азартно зажмурив один глаз, целится в стаю, отобрала лук и стрелы. Да еще пригрозила, что пожалуется Ванюшкиной матери. С тех пор Ванюшка старался не смотреть в сторону голубей, хотя в голову и приходили иногда мысли, что неплохо бы сделать из перьев головной убор индейского вождя…

На колокольню вела железная дверь, которая всегда была закрыта громадным, с арбуз, замком. За дверью помещалась холодная каменная комната, из которой начинался путь наверх. В этой комнате хранились старые-престарые декорации, изображавшие и сад, и дом, и фонтан, и многое другое. Эти куски пыльной крашеной ткани Евдоким Иванович, подражая директору Дома культуры, Сергею Шмелеву, большому любителю драматического искусства, гордо звал реквизитом. Когда готовилась в драмкружке очередная постановка, Сергей Шмелев и Евдоким Иванович не один час, бывало, проводили в каменной кладовой, поминутно чихая от пыли и стараясь выбрать что-нибудь подходящее.