Битва за небо - Сабайтис Максим - Страница 58

– Путь до расположения комиссии занимает трое суток. Я прикажу соорудить самый скоростной вариант Воздушной Ловушки и ни на секунду не выведу ее из форсажного режима, – пообещал капитан. – Если Немо сегодня ночью пребывал возле Калифорнии, у нас появляется шанс его перехватить. Скорее всего, он пойдет на северо-запад, к Алеутским островам. Самое оживленное морское движение сейчас проходит именно там. «Зенон» вернется за вами при первой же возможности.

Мы пожелали капитану удачи, должным образом экипировались и спустились на бетонные плиты аэродрома. Помощник капитана к тому моменту уже вернулся с необходимыми бумагами. Здесь, где всем заправляли японцы, проблем с оперативным получением разрешения не возникало. Статус корабля международной комиссии предоставлял «Зенону» приоритетное право на взлет.

– Тебе ничего не кажется странным, Коля? – прошептал Дмитрий, когда мы, устроившись в тени гондолы соседнего дирижабля, наблюдали за тем, как «Зенон» отрывается от причальной мачты, набирает высоту и, отлетев на положенное расстояние, формирует Воздушную Ловушку.

– Помимо того, что ты об этом спрашиваешь… – Я позволил себе легкую улыбку, скорее для снятия собственного нервного напряжения, нежели для демонстрации хорошего настроения. – Помимо этого, мне кажется странным все. Практически все.

Чай пили молча, контролируя каждое движение, подчищая все свои Намерения – только ради того, чтобы предстоящая беседа не была омрачена атмосферой безнадежности.

– И все же… – произнес Поликарп Матвеевич, когда самовар опустел.

Вместе с его Намерением это означало: «Не может быть, чтобы все было так плохо. Наверняка имеются какие-то детали, позволяющие оставаться оптимистами. Ведь существует же пророчество и связанные с ним надежды».

– Поздно… – в тон ему ответил профессор Воронин.

В отличие от остальных он пил не чай, а специальный отвар из алтайских трав, поддерживающий силы и позволяющий восстанавливать внутреннюю энергию намного быстрее обычного.

Чтобы передать точный смысл ответа на бумаге, следовало бы написать следующее: «Я опасаюсь, что наша роль в предотвращении катастрофы сводится к одному только наблюдению. Мы выполнили свою часть миссии, вырастили и выпустили учеников, которым суждено осуществить пророчество, спасти Россию от гибельной войны. Теперь они либо справятся, либо потерпят поражение. Нам остается только молиться за них».

– Все равно! – упрямо возразил третий собравшийся из своего темного угла.

В его Намерении читался открытый вызов всем обстоятельствам, готовность идти вопреки всему, что могло бы помешать их общему делу. «Я уверен, что наша роль не сводится к одному лишь наблюдению, – говорило его Намерение. – Будь оно так, мы бы оставались в неведении, поскольку судьбе, Богу или чему-то еще, создавшему эту ситуацию такой, какая она есть, незачем было обременять нас бесполезным знанием. Вы видите в возможности наблюдать за осуществлением пророчества воздаяние за труды, быть может, кару за совершенные ошибки, но это не так. Знание не дается без цели, если у нас есть знание – мы вооружены».

Воронин посмотрел на третьего участника беседы и покачал головой. Кроме него и Ксении, никто в Мариенбурге футуроскопического горизонта событий не видел, никто не чувствовал того, что несло с собой детерминированное будущее. Можно ли бороться с неизбежным, если оно заведомо настроено против тебя?

– Эндшпиль, – выдохнул Сергей Владимирович, повторно прикладываясь к отвару. Горечь напитка оттенила излучаемое Намерение, придала ему большую выразительность.

«История мира, – утверждало Намерение профессора, – напоминает шахматную партию, подходящую к концу. Приближается третье тысячелетие – мистическое время, чреватое вторым пришествием, Армагеддоном и сменой эпох. Надвигающуюся однозначность будущего можно сравнить с таким положением на доске, когда обе стороны делают только вынужденные ходы. Любое неверное движение приводит к мату на следующем же ходу. Партия вступила в завершающую стадию, но мы не гроссмейстеры, чтобы знать, чем все закончится. Вмешиваться поздно – мы должны быть благодарны нашему общему сэнсэю, который предвидел сложившееся нынче положение два десятка лет назад. Он был гроссмейстером. Мы – нет».

– Когда? – задал вопрос Поликарп Матвеевич, готовясь к тому, что профессор может сказать «завтра» или даже «через час».

– Неясно, – поморщился Воронин не от принимаемого напитка, а от воспоминаний о будущем. – Неравномерно. Странно даже.

«Кого-то накроет через неделю, кого-то позже. Может быть, есть люди, которых фактор фатума уже обуздал, только мы об этом не узнаем никогда».

– Ксения? Николай? – не унимался человек в темном углу. – Дмитрий?

– Дмитрия увидеть не удалось, – выдохнул профессор. – Я не рискнул, слишком опасно, а Ксения с ним не знакома. Будущее Ксении сумбурно, но все вариации сходятся в одну линию тогда же, когда фактор фатума накрывает Николая.

«И мне страшно за ученицу. Не исключено, что это событие может вновь повергнуть ее в коматозное со стояние, но теперь уже безвозвратно».

– Мне не удалось определить время, когда это наступит, – нехотя продолжил Сергей Владимирович, после того как изучил Намерения Архипова и гостя. – Не с чем сравнить, к тому моменту почти весь мир окажется в зоне детерминированного времени. Мы, например, не сможем даже наблюдать. Мне придется заблокировать свои футуроскопические способности наркотиками или сойти с ума.

Поликарп Матвеевич вспомнил сообщение о массовом самоубийстве футуроскопистов и содрогнулся. Господь был милосерден к нему и талантом видеть будущее не одарил. Или это вовсе даже не милосердие? Ведь если пророчество не исполнится – наступят темные времена, Россия погибнет, а он, глава психотехнической школы, будет не в состоянии что-либо изменить. Отведи от нас фатум, Господи, не лишай благословенной свободы выбора. Будь милосерден…

– Все равно! – повторил человек в темном углу. Теперь эта фраза звучала как боевой клич. Чувствовалось, что выражаемая этими словами позиция тверда и незыблема.

Черный платок падал неестественно быстро. Складывалось впечатление, будто к его углам привязаны тяжелые камни, хотя на самом деле это было не так. Падение платка ускоряла Воздушная Ловушка, простая, но надежная и почти не требующая энергетической подпитки.

Начальный момент, когда платок только отделился от водосточной трубы, я упустил из виду. Я внимательно отслеживал все, что происходило в горизонтальной плоскости улицы, а вот наверх смотреть все-таки забывал. Сказывалось отсутствие опыта, ведь прежде на меня не охотились сумасшедшие американские революционеры.

Там, где разум просчитывал ситуацию, сработали рефлексы. Благодаря им катана стремительно вылетела из импровизированных ножен, взлетела над моей головой и парировала удар, который должен был меня прикончить.

Краем глаза я заметил, что у моего напарника те же проблемы, но помочь ему был не в состоянии. Вслед за первым ударом последовал второй и третий, мне пришлось уйти в глухую оборону.

Когда на тебя нападают с мечом – есть всего три выхода: обнажить свой меч, попытаться обмануть судьбу и выстрелить от пояса прямо в лицо нападающему, желательно сразу из двух стволов – так надежнее. Третий способ – умереть с достоинством, так и не оказав сопротивления, нам не подходил никак.

Самое противное в ближнем бою с другим «психом», невозможность резко отступить на два шага, выхватить пистолет и поразить противника выстрелом в упор. Увы, в нашем случае попытка достать огнестрельное оружие была равносильна смерти. Даже самый плохой «псих» заметит в Намерениях попытку переломить исход сражения в свою пользу, дождется удобного момента, когда вы отводите клинок в сторону, позволяя зарубить вас практически без сопротивления.

И все же, будь у меня хотя бы секунда на размышление, я бы рискнул положиться на свое зачаточное умение стрелять, потому что нашими соперниками оказались уже знакомые по «Михайло Ломоносову» и площади перед дворцом протектора люди в черном.