Битва за небо - Сабайтис Максим - Страница 29

– А мы не феномен обнаруживали, – буркнул Поликарп Матвеевич. – Мы письмо читали. Без психотехники читали, нормальными глазами.

– Там и без фокусов немало интересного, – добавил гость, от нечего делать переставляя с места на место безделушки на каминной полке.

Профессор Воронин перечитал письмо еще раз и задумался. Фатум выступал в странной и непривычной роли, менял тщательно выверенные планы, сбивал все расчеты.

– Значит, к Захару Малышеву Николай так и не попал, – пробормотал он, беспомощно глядя по сторонам. – Нечто постороннее вмешивается и увозит подмастерья во Владивосток.

– Дмитрий Ледянников был среди подмастерьев второго выпуска, – напомнил Поликарп Матвеевич. – Тогда деятельностью нашей школы как раз интересовалась контрразведка. Мы позволили им определить Дмитрия к Альберту Соренбергу, потому что у него была репутация строгого наставника. Второй выпуск мне всегда казался одним из самых неудачных – возможно, я ошибался.

– А я всегда утверждал обратное. – Гость отставил в сторону фарфорового слоника и повернулся к сэнсэю лицом. – Да, обнаруженный Сергеем Владимировичем фактор фатума немного меняет дело, но ничего опасного для наших целей я пока не вижу.

– Мы теряем контроль над ситуацией, – пожаловался Архипов.

– А у нас он когда-то был?

Воронин с любопытством посмотрел на гостя. Обычно этот человек на встречах вел себя гораздо спокойнее. Что-то изменилось. Но что – будущее или настоящее? И надо ли хоть что-то исправлять?

– Туше, – признал Поликарп Матвеевич, проиграв безмолвную дуэль. – Но если у нас доселе была только иллюзия контроля, то сейчас мы лишились и ее.

– Роскошь самообмана нам сейчас недоступна, – подтвердил гость. – Я еще четыре года назад, когда Британия вступила в эту дурацкую войну с японцами, говорил, что надо быть наготове. Начаться могло в любую минуту – ожидать, что Российской империи позволят оставаться нейтральной державой, было так нелепо, что я перестал читать столичные газеты.

Прошедшее время в его монологе заметили оба психотехника.

– Ты полагаешь, что уже началось? – осторожно спросил Воронин, вспоминая, в каком из университетских тайников лежит пакет с наркотиком. – Началось, а мы умудрились этого не заметить? Впрочем, футуроскопия…

– Умудрились не заметить, – уверенно подтвердил гость. – Поликарп, ты даже не обратил внимания на дату отправления письма…

– Что с ней не так? – забеспокоился сэнсэй, бросаясь к столу в поисках конверта.

– «Михайло Ломоносов», на котором отправился в путешествие Николай Разумовский, ходит по довольно строгому расписанию. Это комфортабельный дирижабль, но не слишком быстрый. Наверное, поэтому ты и не заметил. Письмо было отправлено из Иркутска – если верить штемпелю на конверте, то получается, что Николай прибыл туда не на «Ломоносове». «Ломоносов» прилетел в Иркутск через два дня после того, как было отправлено письмо. Вот и скажите мне, на какой воздушный корабль, где и в каком месте следует пересесть, чтобы на этом выиграть целых два дня?

– А ведь ты прав, – сделал подсчет профессор Воронин. – Чертовски близко получается. Только что в этом случае делать всем нам теперь?

– Продолжать, – заглянув ему в глаза, ответил гость. – Любой ценой продолжать. Этот выпуск должен уйти в полном объеме. И особо берегите Ксению. Сдается мне, она ключевая фигура во всей нашей почти безнадежной игре.

На следующий же день Платон Эдуардович назначил какое-то большое собрание. Нам с Дмитрием на правах ассистента и напарника ассистента вменялось в обязанности на нем присутствовать, по мере своих возможностей помогать секретарю советника, Леонарду Шульману, обеспечивать должный уровень организованности, а также внимательно слушать и по завершении заседания высказать непосредственно Платону Эдуардовичу свое мнение относительно случившегося.

По мне так не было ничего нелепее наименования моей должности – напарник ассистента. Это попахивало махровой бюрократией, на худой конец – чрезмерно усложненной иерархией. Так что когда тот же Несвицкий поинтересовался моим мнением относительно круга моих обязанностей, я был предельно честен и откровенен.

– Не бери в голову, – выслушав меня, улыбнулся Платон Эдуардович. – Для меня ты будешь вторым ассистентом, без всяких бюрократических премудростей. Не стоит смешивать работу и обучение. Многое в жизни можно совмещать, но не смешивать.

Ему удалось меня вдохновить. Когда к конференц-залу стали подходить люди, я уже пообщался с Леонардом Аркадьевичем и знал должности и фамилии приглашенных.

Первыми пришли дипломаты – Эрнест Измаилович Костровицкий, специалист по русско-японским взаимоотношениям, и Аполлон Константинович Солнцев, эксперт по Британской империи.

Сразу следом за ними подошли представители военной разведки, начальник картографической службы тихоокеанской администрации, пятеро военно-морских капитанов и восемь капитанов воздушных кораблей.

Последними явились два старичка из Департамента – гроссмейстер Михаил Пахомович Жуков и мастер Валентин Андреевич Спешинский. Про старичков я, само собой, загнул – каждому из них было лет по семьдесят, для следящего за собой «психа» самая благодатная пора – выглядишь на пятьдесят, а знаешь, будучи представителем высоких иерархий, на все сто. Валентина Андреевича сопровождал подмастерье – долговязый юноша с надменным лицом и тщательно скрываемым Намерением.

И меня и этого юношу усадили рядом с нашими напарниками, как равных. Платон Эдуардович сверился со списком, окинул взглядом собравшихся – нам с Дмитрием незаметно для всех подмигнул.

– Мне кажется, или где-то за стеной играет патефон, – прошептал я Ледянникову, пока представители Департамента что-то уточняли у Несвицкого. – «Прощание славянки», если не ошибаюсь. Но кто там крутит ручку и не может ли быть, чтобы он нас подслушивал?

– Никакого патефона, – сдерживая улыбку, ответил мне Дмитрий. – Эти звуки исходят от самого гроссмейстера. Каждый «псих» на высших уровнях ходит в сопровождении своей собственной музыкальной темы, которую наигрывают создаваемые им Воздушные Ловушки. Это одновременно и хорошая тренировка сил, и способ показать, чего ты стоишь. Как правило, гроссмейстеров стараются всячески уважать в любом цивилизованном месте.

Вот так всегда, стоит задать интересный вопрос, как оказываешься в дураках. Сэнсэй про музыкальные темы гроссмейстеров не упоминал, наверное, не видел в этом необходимости. Вот тебе, Николай, одно из первых доказательств необходимости продолжать обучение.

– До сегодняшнего дня некоторые основополагающие сведения считались секретными, – начал советник после того, как дверь в конференц-зал была заперта. – Если кто-то из вас имел дело с какими-то из этих сведений – ему будет полезно прослушать самую полную версию. Если кто-то до сих пор оставался не в курсе – пусть теперь слушает внимательно.

Я был не в курсе, а потому вошел в состояние мнемонической активности, запоминая каждую деталь, каждую интонацию Платона Эдуардовича, каждый шорох в зале.

Оказывается, о появлении в Тихом океане неизвестной субмарины Дмитрий знал давно – это я определил сам. Более того, выяснилось, что он сопровождал Несвицкого и видел останки потопленных броненосцев. Каюсь, в эти минуты я позавидовал своему напарнику – побывать в настоящем воздушном сражении, пусть даже в роли наблюдателя от нейтральной стороны, мне хотелось с самого детства.

Затем я узнал о японской ноте протеста. Дмитрий и тут не выказал никакого удивления – разумеется, в качестве ассистента Платона Эдуардовича он был в курсе всех местных новостей. Только…

Пока я делал подсчеты, выясняя, когда же Ледянников успел побывать в Петербурге, Несвицкий затронул эту тему сам. Привезенные из Генерального штаба данные говорили о том, что субмарина действовала в регионе еще за две недели до случая с броненосцами Куриты. Японцы зачем-то пытались засекретить данные о, по меньшей мере, пяти нападениях на грузовые суда. Британские подводные лодки, базировавшиеся в Новой Зеландии, участия во всех этих событиях не принимали, а других субмарин у англичан в Тихом океане не было. Бразильцев и испанцев тоже следовало исключить: все их военно-морские силы располагались в Атлантике, через мыс Горн не проходили, а строительство Панамского канала, начатое в восьмидесятых годах испанским правительством, заглохло из-за войны с Бразилией.