Тень воина - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 70

"Вряд ли тут больше двух-трех воинов, - подумал Гаврила. - Кому нужен их сумасшедший Бог?" Поняв, что его ждет, он успокоился. Прорваться наружу через двоих-троих не самых лучших стражников - это не страшно. Это не схватится с самим Богом.

Факелы приблизились. Стараясь обойти его, воины разошлись в стороны…

Свет над головой вспыхнул ярче. Там зажгли кучу хвороста или бочку со смолой. Темнота раздвинулась, показав не такие уж и далекие стены. Гаврила поднял голову вверх, улыбаясь ничего не понимавшим в воинском деле жрецам. Непонятно о чем они думали, но сделанное ими пошло ему на пользу. Теперь он мог видеть противников. С той же ухмылкой он опустил глаза и обомлел.

То, что он увидел, было как удар в лоб.

Смертельный удар, от которого не оправиться.

Не было перед ним никаких ни жрецов, ни воинов.

А стоял в десятке шагов зверь-шишига. Не такой, конечно, как в Киеве, раза в три поменьше, но и этого ему должно было хватить с избытком. В каждой руке она держала по факелу. Остолбеневший Гаврила как стоял, так и остался стоять, даже рот не закрыл и улыбку с губ не сбросил. Что-то внутри него уже сопоставило его и шишигу - силу, рост, проворство и услужливо подсказало, чем все это непременно кончится. Неприменно…

- Ты не захотел быть слугой, значит, станешь едой для слуги! - прокричал кто-то сверху.

Шишиге хватило ума понять, для чего ее сюда привели. Он вновь заревел.

Рука с факелом рванулась вперед и пламя, фыркнув, остановилось около самого лица. Щекой Гаврила почувствовал боль, оторопь соскользнула с него, и человек отшатнулся. Он не удержался на ногах, и упал навзничь прямо в песок. В глазах резануло, он рукавом сбросил прилипшие к щекам песчинки и бросился в темноту. Боги хранили его! Но тут шишига хохотнула, и Масленников сообразил, что жив не божьей или колдовской помощью (врядли еще чья-нибудь сила могла проявиться в святилище этого Бога), а только потому, что зверю захотелось поиграть с ним.

Страх рвался из него вешней водой на мельничном жернове, но пот ушел в песок, не дав ему ни гнева, ни силы. Не раздумывая - страх вел его в эти мгновения, а не ум - он бросился бежать.

Он не знал куда бежит, но свет перед ним бросало из стороны в сторону - зверь тоже не остался на месте, а прыжками бросился за ним. Через десяток шагов он остановился - стена.

Гаврила развернулся, и, увидев, что факел, словно булава, взлетел вверх, сделал единственное, что еще мог - загородился щитом.

Факел ударил в него и взорвался искрами.

Меч, звякнув, улетел в одну сторону, а он сам - в другую. Бревно тарана, что он видел в лагере у Патрикия, ударило бы не слабее.

Гаврилу отнесло в сторону, вынесло из освещенного круга и тяжко ударило о камни. Он почувствовал, как округлые валуны сжимают его ребра, выдавливая стоны из груди. Перевернувшись через голову, он ударился головой в стену и сполз вниз.

Движение остановилось.

Он попробовал встать и не смог. Не было чувств, не было ощущений, не было ничего. Даже будущего. Ни руки, ни ноги не повиновались ему, и Гаврила понял, что уже умер, или вот-вот умрет.

Он ошибся.

Смерть не пришла, но вместо нее вернулся звук.

Где-то рядом потрескивал огонь, шипела смола, пузырясь от жара. Он не чувствовал тепла, но огонь что-то в нем разморозил.

Ощущение тепла возникло внезапно и больше никуда не пропало. Огонь, что горел где-то рядом, не жег, а просто грел, как грел бы его, гори он в печи. Где-то вдалеке, едва слышная за шумом крови в голове, ревела потерявшая его из виду шишига. По стене метались сполохи света. Зверь размахивал оставшимся факелом и обиженно ревел. Отстранено Гаврила ощутил и понял его обиду - пропала игрушка и еда вдобавок.

Звук начал рывками приближаться к нему, порождая волны света, и вместе со светом к нему приближалась смерть. Собрав все силы, он повернул голову к оброненному шишигой факелу. Дымный свет ударил прямо в глаза, только что ласковое тепло в одно мгновение стало нестерпимым и он почувствовал, как зачесался лоб, как защипало там кожу, ощутил как капля пота, собравшаяся на лбу, набухла, стала прохладнее и скользнула мимо брови вниз, по складке, прямо к крылу носа…

Шишига не поняла, что случилось с человеком, и никто не понял. Только Гаврила, да еще может быть местный Бог, если он и вправду был Всезнающим, поняли, что сейчас произойдет.

Шишига взмахнула рукой, словно Гаврила был мухой, а она захотела его поймать, но он не сдвинулся с места. Спокойно, словно делал это бессчетное число раз, он поднял руку раз в десять тоньше, чем шишигина и остановил удар. Зверь взвыл и тряся отбитой рукой отпрыгнул в сторону. Он еще не сообразил, что случилось. Наверняка ему показалось, что случайно задел за камень. Несколько раз тряхнув рукой, он прорычал ругательство и наклонился вперед, стараясь рассмотреть, что же помешало ему. Гаврила не стал ждать продолжения. Он в три шага подбежал к опасной твари и, ухватив за шерсть, что росла на брюхе, бросил его вперед.

Те, кто наблюдал за всем этим сверху, ничего не заметили - ничего ведь не изменилось, все осталось на своих местах, только зверь-шишига взвыл от боли, а Гаврила раздражено заворчал.

В Гавриловых руках остались два клубка коричневой шерсти, а на груди у шишиги - две проплешины. Человек отряхнул руки и взмахнул подобранным камнем.

Зверь, только что нависавший над человеком замер. Лапы его скользнули по бокам, и он медленно опустился на колени. Несколько мгновений чудовище стояло, словно раздумывая, что теперь стоит сделать и вдруг разом, словно подумав о чем-то страшном, упало под ноги человека.

Свет над поединщиками то угасал, то разгорался с новой силой, и от этого волны света перекатывались по шишигиной шкуре. Жрецы, распаленные тем, что видели, заорали, стали спускаться вниз, чтоб доделать то, что не смог сделать зверь -шишига и Гаврила, собрав остатки сил поднялся и пошел прямо сквозь поверженного зверя…

Глава 36

То, что с ним произошло, его отчего-то не напугало.

Наверное, оттого, что что-то внутри него сидела неколебимая уверенность в том, что раз уж после того, что случилось, он еще видит, слышит и чувствует, то ничего страшнее этого уже не произойдет. Чувство это было таким сильным, что несколько мгновений он просто таращился в небо, соображая, откуда тут могли появиться деревья и листва.

Только что, мгновение назад, под его ковром простиралась пустыня и замковый двор и вдруг - на тебе. Ни пустыни, ни ковра и почему-то твердое ощущение того, что увяз в болоте. С этим, кстати, следовало разобраться как можно быстрее. Пропадать в болоте - дело скверное…

Стараясь не особенно шевелиться, он приподнял голову.

Пустыни вокруг действительно не было, как, впрочем, и болота, а вот ручей был. Он бежал через полянку, сквозь заросли ярко-синих цветов, мимо огромной коряги и скрывался за кустами с другой стороны. Оказалось, что сам Игнациус лежит поперек русла, и вода промочила его от горла до пояса.

"Это пустяки, хорошо еще, что его волшебная сила…" - замедленно подумал он и тут холод воды ворвался прямо в душу.

На мгновение он почувствовал себя воином без меча и щита или, что гораздо точнее, - устрицей без привычной раковины.

Игнациус вскочил, расплескав воду, и проверяя себя, сделал самое простое, самое первое, что еще в детстве перенял от своего наставника. Протянул руку вперед, растопырил пальцы… Руку закололо, словно кровь заледенела, превратившись в ледяные иголки, а потом вдруг стала теплой, горячей. Ладонь обожгло, из нее выскользнул алый луч и ударил в корягу, что без дела лежала на берегу.

Маг облегченно вздохнул. Унизительного бессилия, которое наступило для него после схватки с Митриданом, не было! Сила осталась при нем!

Дерево хрустнуло, словно червяки, что сидели внутри разом вытянулись, упираясь головами и хвостами в стенки прогрызенных нор, из нее повалил пар, и полезли языки пламени.