Мор, ученик Смерти - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 15

– Угу, с этой стеной все в порядке, – констатировал он. – Если я хоть раз видел стену, то это самая что ни на есть стена. Как, по-вашему, они это делают, а, ребята? Ребята?

Он споткнулся о распростертые тела.

– Ох, – только и сумел произнести грабитель. Как медленно ни работали его мозги, даже их скорости хватило, чтобы осознать кое-что очень важное, а именно: он находится на задворках Теней, и при этом в полном одиночестве. Поэтому он рванул с места в карьер и остановился только на изрядном расстоянии от места происшествия.

Смерть неторопливо вышагивал по выложенному плитками полу комнаты с аккуратными рядами жизнеизмерителей на полках. Песочные часы с легким шумом выполняли свою непрекращающуюся работу. Альберт с добросовестным видом следовал за ним, неся открытый гроссбух.

Раздался рев. Ревело и рокотало отовсюду, точно их захватил огромный серый водопад шума.

Его источником были теряющиеся в бесконечности ряды песочных часов, отсчитывающих быстротечные песчинки-секунды жизни смертных. Это был тяжкий звук, сумрачный и глухой. Он изливался, как едкая горчица на сверкающий взбитыми сливками и политый малиновым вареньем пудинг человеческой души.

– ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, – высказался Смерть. – ПОЛУЧАЕТСЯ ТРОЕ. СПОКОЙНАЯ НОЧЬ.

– Это будут тетушка Хэмстринг, в очередной раз аббат Лобсанг и принцесса Кели, – произнес Альберт.

Смерть посмотрел на три пары песочных часов, которые держал в руке.

– Я ПОДУМЫВАЛ ПОСЛАТЬ ПАРЕНЬКА, – сообщил он.

Альберт сверился с гроссбухом.

– Ну, с тетушкой особых проблем не будет, да и у аббата есть опыт, что называется. За принцессу обидно. Всего пятнадцать лет. Могут возникнуть сложности.

– ДА. ЖАЛЬ.

– Хозяин?

Смерть стоял с третьими часами в руке, задумчиво уставившись на игру света на поверхности стекла. Он вздохнул.

– ТАКАЯ ЮНАЯ…

– Ты хорошо себя чувствуешь, хозяин? – искренне забеспокоился Альберт.

– ВРЕМЯ ПОДОБНО ВЕЧНОМУ ПОТОКУ, КОТОРЫЙ НЕСЕТ ВСЕХ СВОИХ…

– Хозяин!

– ЧТО? – Смерть резко очнулся от дурманящего сна.

– Ты переработал, хозяин, от этого-то все и…

– ПОСЛУШАЙ, ЧТО ЗА ВЗДОР ТЫ ТУТ НЕСЕШЬ?

Пожав плечами, Альберт уткнулся носом в книгу.

– Хэмстринг – ведьма, – сообщил он. – Она может выказать раздражение, если ты пошлешь Мора.

Все практикующие магию обладали одинаковым правом. Когда их время истекало, а вместе с ним «истекал» и песок в индивидуальных часах, они могли потребовать, чтобы их забрал Смерть собственной персоной, а не мелкие должностные лица из его ведомства.

Смерть, казалось, не слышал Альберта. Он вновь не отрываясь смотрел на часы принцессы Кели.

– ЧТО ЭТО ЗА ОЩУЩЕНИЕ ВНУТРИ ГОЛОВЫ, ОЩУЩЕНИЕ ТОСКЛИВОГО СОЖАЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ ТОГО, ЧТО ВСЕ УСТРОЕНО ТАК, КАК, ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, УСТРОЕНО?

– Печаль, хозяин. Мне так кажется. А насчет…

– Я ЕСТЬ ПЕЧАЛЬ.

Альберт как говорил, так и замер с открытым ртом. В конце концов он овладел собой на время, достаточно длительное, чтобы выпалить:

– Хозяин, мы говорили о Море!

– О КАКОМ МОРЕ?

– Твоем ученике, хозяин, – терпеливо, словно разговаривая с малым ребенком, напомнил Альберт. – Высокий такой паренек.

– РАЗУМЕЕТСЯ. ЕГО МЫ И ПОШЛЕМ.

– А он готов работать соло, хозяин? – с сомнением в голосе спросил Альберт.

Смерть задумался.

– ОН СПРАВИТСЯ, – наконец произнес он. – ОН СООБРАЗИТЕЛЕН, БЫСТРО СХВАТЫВАЕТ. И В КОНЦЕ-ТО КОНЦОВ, – добавил он, – НЕ ДУМАЮТ ЖЕ ЛЮДИ, ЧТО МНЕ БОЛЬШЕ ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО, КРОМЕ КАК ДЕНЬ И НОЧЬ БЕГАТЬ ЗА НИМИ.

Мор стоял, тупо уставившись на бархатные портьеры, которые тихонько покачивались в нескольких дюймах от его глаз.

«Я прошел сквозь стену, – думал он. – А это невозможно».

Он осторожно раздвинул занавески, чтобы посмотреть, не проглянет ли где-нибудь дверь. Однако увидел лишь облезлую штукатурку. В некоторых местах она окончательно растрескалась и отвалилась, открывая взору слезящуюся влагой, но подчеркнуто прочную каменную кладку.

Он потыкал в камень пальцем и окончательно убедился, что еще раз ему такого фокуса не проделать.

– Ну, – обратился он к стене, – и что дальше?

Чей-то голос у него за спиной произнес:

– Хм-м. Я извиняюсь…

Мор медленно повернулся к говорящему.

Сгрудившись вокруг занимающего середину комнаты стола, сидела клатчская семья. Она состояла из отца, матери и полудюжины чахлых детишек. На Мора устремились восемь пар округлившихся глаз. Чего нельзя сказать о девятой, принадлежащей ветхому прародителю неопределенного пола. Ее обладатель воспользовался внезапным появлением незнакомца, чтобы вволю пообщаться с большой чашкой из-под риса, из которой ела вся семья. Очевидно, он придерживался той точки зрения, что вареная рыба в руке значительно превосходит по своим достоинствам любое количество необъяснимых явлений. Так что молчание прерывали звуки решительного и самозабвенного чавканья.

В одном углу тесной комнатенки расположилось святилище шестирукого Бога-Крокодила Оффлера, покровителя Клатча. Он ухмылялся точь-в-точь как Смерть, с той только разницей, что у Смерти не было в подчинении стаи святых птиц, чтобы приносить добрые вести от верных поклонников, а заодно чистить зубы.

Клатчцы ставят гостеприимство превыше остальных достоинств. Пока Мор неотрывно таращился на открывшееся его взору зрелище, женщина сняла с полки еще одну тарелку и принялась молча наполнять ее, вырвав из рук предприимчивой древности лучший кусок сома, причем она (древность) сначала оказала сопротивление, но после короткой схватки сдалась. Глаза хозяйки, жирно подведенные краской из морской капусты, внимательно следили за Мором.

Тут Мора окликнул отец семейства, и юноша, очнувшись, нервно поклонился.

– Простите, – сказал он. – Я… э-э-э… видимо, я прошел сквозь стену.

Оставалось признать, что представился он не слишком удачно.

– Не угодно ли? – предложил мужчина. Женщина, на запястьях которой позвякивали браслеты, любовно разложила на тарелке несколько тонких ломтиков перца и сбрызнула кушанье темно-зеленым соусом, который Мор вроде узнал. Он пробовал его несколько недель назад, и, хотя рецепт приготовления отличался сложностью, одного вкуса было достаточно, чтобы определить: основным компонентом соуса являются рыбьи внутренности, несколько лет подвергавшиеся маринованию в кадушке с акульей желчью. Смерть утверждал, что вкус – дело наживное. Мор решил, что игра не стоит свеч, и не стал себя насиловать. Он бочком двинулся в сторону украшенного бисерными занавесками дверного проема. Все головы как по команде повернулись вслед его движению. Он вымученно улыбнулся.

– Почему этот демон показывает зубы, о муж моей жизни? – произнесла женщина.

– Может быть, дело в голоде, о луна моего желания, – ответствовал глава семейства. – Добавь еще рыбы!

– Это был мой кусок, о скверное чадо, – пробурчал предок. – Я ел его. Горе миру, который не ведает уважения к возрасту!

До Мора внезапно дошла одна любопытная деталь. Сейчас он слышал разговорный клатчский – со всеми затейливыми поворотами и тончайшими дифтонгами изысканного древнего языка. Пока остальной мир только свыкался с незатейливой по своей свежести идеей сваливания недруга ударом камня по голове, в этом языке уже существовали пятнадцать слов для обозначения насильственного убийства. В уши Мора влетали звуки древней, неведомой речи, однако мозга они достигали не менее ясными и понятными, чем если бы говорили на его родном языке.

– Я не демон! Я человек! – воскликнул он и замер, ошеломленный, услышав, что и сам разговаривает на чистейшем клатчском.

– Так ты вор? – нахмурился отец семейства. – А может, убийца? Если на то пошло, уж не сборщик ли ты налогов?

Его рука скользнула под стол и появилась вновь со здоровенным секачом для разделки мяса, отточенным так, что нижняя часть его лезвия походила на папиросную бумагу. Громко вскрикнув, женщина уронила тарелку и прижала к себе младших из детей.