Золотарь - Рыжков Лев - Страница 3

Все оторопело смотрели на него. «Эх и важный же господин!» — доносилось из-за столиков. Мне сделалось досадно. Почему эти негодяи считают важной персоной моего дворецкого, а не меня?! И тогда со всей возможной надменностью я произнес (до сих пор за это стыдно):

— Пошел прочь, хам! Не видишь — я беседую. Поди и доложи госпожам баронессам, что я прибуду к отъезду. Все ясно?

По столикам прокатился ожидаемый шепот: «А юнец еще важнее! Кто бы мог подумать?!» Дворецкий побагровел от унижения. Я побагровел также — от смущения, ведь до сей поры я разговаривал с ним почтительно и обращался исключительно на вы. К тому же дворецкий был как минимум втрое старше меня.

— Будет исполнено, господин барон! — прошипел дворецкий, исчезая. Если бы он мог, он растерзал бы меня на части.

Из-за стола поднялся Михаэль.

— Господин барон, — сказал он, — простите нам нашу оплошность. Видите ли, — он прокашлялся, -

высокопоставленные персоны вроде вас редко захаживают сюда — в этом ваш слуга прав.

— Зато придурков всяких здесь больше, чем надо, — сказал смуглый егерь, хотел добавить что-то еще, но умолк, придавленный тяжелым взглядом Михаэля.

— В общем, — сказал Михаэль, — примите наши

извинения и, если это не составит вам труда, соблаговолите выпить с нами глинтвейну.

Егеря с недоумением уставились на своего вожака, но тот, нимало не смутясь, развязал свой поясной кошель, достал оттуда два золотых, щелчком пальцев подозвал целовальника и заказал:

— Глинтвейну! Самого лучшего! Да пошевеливайся! Господин барон спешит.

— Позвольте, — сказал я, — я расплачусь. Мне кажется, вы отдали последние…

— Не стоит, господин барон, — сказал он. — На этой территории позвольте мне считать вас своим гостем.

Вскорости принесли глинтвейн, и, сделав несколько глотков этой терпкой, чуть сладкой жидкости, я почувствовал себя тепло, благостно и уютно. «Какие, — думалось мне, — все же благородные и замечательные люди эти егеря!» Захотелось сделать им что-нибудь хорошее. И неожиданно для себя я выпалил:

— А что, ребята, идите ко мне на службу! В который уже раз над нашим столом повисло молчание.

— Вы не шутите, господин барон? — помолчав, спросил Михаэль.

— Нисколько.

— Вы, если я правильно понял, предлагаете нам пойти к вам на службу?

— Конечно. Не шутки же я с вами тут шучу…

— Гм, — сказал Михаэль, — предложение ваше интересное. Но, — продолжил он после некоторой паузы, — что вы, господин барон…

— Можно просто — Кристоф.

— …но что вы, господин барон, — развивал Михаэль свою мысль, казалось, пропустив мою реплику мимо ушей, — имеете в виду под словом «служба»? Надеюсь, вы не заставите нас надеть ливреи и прислуживать вам за едой? Или одевать-раздевать вас? Или, скажем, мыть полы?

— Ни того, ни другого, ни третьего, — сказал я. — Ни в коем случае. Слуг у меня, поверьте, хватает. Я даже поувольнял половину из них. Служба же ваша будет состоять в том, чтобы вы выезжали со мной на охоту.

— А где мы будем жить? — вмешался приземистый. — Чтоб я в этом вашем замке Дахау поселился!… Тьфу! Там нежить одна!

По-моему, он имел в виду моих слуг.

— Хорошо, — сказал я. — Около замка есть, насколько я помню, большой пустующий флигель. Приведите его в порядок и можете жить там.

— Лично я, — сказал кудрявый, — едва ваш замок

увижу, так меня аж мороз по коже продирает…

— Истинная правда, — сказал крепыш. — Вы уж, милостивый государь, простите, но замочек ваш противный какой-то.

А горбоносый, подмигнув, громким театральным шепотом сказал:

— Сударь, мой вам совет: не берите на службу этих двух трусишек!

Егеря расхохотались. Улыбнулся и я.

— Теперь, — сказал Михаэль, — что касается оплаты…

«Сколько же им надо платить?» — размышлял я и наугад выпалил:

— Пятнадцать золотых вас устроят?

— В месяц, — сказал Михаэль.

— В месяц.

— Каждому, — сказал Михаэль.

— Каждому, — подтвердил я.

— По рукам! — радостно заорали все четверо.

«А не очень ли огромные это для них деньги? — подумал я. — Шестьдесят в месяц, семьсот двадцать в год? Да плевать на деньги! У меня — миллионы! Что ж мне, торговаться из-за грошей?!»

— По рукам! — сказал я.

Мы познакомились. Егеря со сломанным носом звали Клаус, приземистого — Шульц, а кучерявого — Гейнц.

— А теперь, ребята, — сказал я, — давайте выпьем еще.

— За удачную службу! — провозгласил Михаэль.

— За хорошую охоту! — добавил Клаус.

— За крепкую дружбу! — Приземистый Шульц поднялся с бокалом.

— И за новую работу! — закончил Гейнц.

Стекло наших бокалов зазвенело.

В скором времени я и четверо моих новых слуг были у ворот городской ярмарки, где уже нервничали обе госпожи баронессы, возмущенно сопел дворецкий, скучат на облучках кучер.

— Ну наконец-то, господин барон, наконец-то! — Дворецкий бросился мне навстречу. — Мы уж так волновались, так волновались!

«Как же, — подумал я, — волновался ты, особенно после пивнушки».

— А позвольте спросить, — продолжал дворецкий, — что делают здесь эти господа? — Он указал на егерей. — Я полагаю, господин барон, вы пригласили ваших новых друзей в замок? — В голосе его звучал сарказм. Он оказался ядовит, мой дворецкий.

— Ошибаетесь, — невозмутимо отвечал я. — Эти господа наняты мною на работу в качестве егерей.

— А-а, — протянул дворецкий. — Господин барон собираются поохотиться. Ну, ну.

— Кристоф! — Из экипажа выглянула мать. Ее голову, как я заметил, украшала обновка: какой-то чудовищный не то чепец, не то шляпка. — Кристоф! Сынуля! Садись в экипаж! Едем!

Я оглянулся на егерей. Те уж восседали на гордых жеребцах-красавцах, насмешливо поглядывая в мою сторону.

К черту! Внезапно понял я: к черту экипаж! К черту «сынулю»! Я больше не «сынуля»!

— Одну минуту! — воскликнул я, бегом устремясь на ярмарку. — Я мигом!

Довольный и не очень разбредался с ярмарки народ. Мой лихорадочно бегающий по толпе взгляд вдруг выхватил из скопища людей торговца лошадьми. Тот угрюмо отвязывал от столба непроданную кобылу.

— Эй! — крикнул я. — Постой!

Торговец оглянулся.

— Ты, что ли, меня? — спросил он щурясь.

— Почем отдашь кобылку?

— А сколько дашь? — спросил он.

— Десять тебе хватит? — спросил я.

Лошадник оторопел.

— Десять?! — выдавил он. — Золотых?! А может, поторгуемся?

— Некогда мне с тобой, — сказал я. — Вот тебе десять, давай лошадь.

Я положил в его ладонь горсть монет.

— Упряжь к кобыле дашь?

Мужик кивнул.

Я уже вскочил, опустился в седло, когда лошадник воскликнул:

— Постой, парень, может, ты фальшивыми мне дал?

— Поди проспись! — отвечал я, ударяя кобылу пятками в бока. — Барон фон Гевиннер-Люхс никогда не расплачивается фальшивыми!… Как звать кобылку?

— Молния, — ответствовал торговец, пробуя мою монету на зуб.

Обратный путь я проделал уже не в экипаже, с женщинами, но в седле, как то и подобает настоящему рыцарю. Правда, Молния оказалась довольно никудышной клячонкой. Она была явно немолода, худо подкована, одышлива. Весь остаток дороги я размышлял, какой же насмешник дал ей нынешнее имя.

При выезде из городка произошел еще вот какой случай. У самых городских ворот нам наперерез бросился какой-то человек и с криком: «Стойте! Стойте!» — остановил экипаж, меня и моих спутников. Из окон экипажа выглянули обе недоумевающие госпожи баронессы.

— Миллион извинений! — рявкнул странный незнакомец, уже по одному голосу я определил в нем бывшего военного. — Миллиард извинений и пардонов, сударыни и судари. Поправьте меня, если ошибаюсь, но вы носите титул фон Гевиннер-Люхс и проживаете в замке Дахау.

— Совершенно верно, — улыбаясь, ответила мать. -

Именно так.

— Очень рад, очень рад! — осклабился сей инкогнито и, довольно неловко выхватив руку матери из окошка экипажа, поцеловал ее. Слышно было, как стукнулись его зубы о костяшки ее пальцев. — Позвольте отрекомендоваться: граф Иоахим-Иероним фон Блямменберг, полковник кавалерии в отставке. Волею всемогущей Планиды мы соседи. У нас, знаете, глушь: любому обществу радуешься, а кроме вас, почитай, никого и нет. Так что давайте знакомиться.