В рядах борцов - Гансовский Север Феликсович - Страница 9

Нагнувшись, Винни подняла сверток и деньги. Оба моряка смотрели на нее улыбаясь. Эти два веселые лица и светлый круг иллюминатора казались девочке кусочком совсем другого, светлого мира, который случайно попал в холод и темноту ее родного городка.

— Беги, — сказал моряк в тельняшке и приветливо махнул рукой.

Девочка повернулась и побежала по причалу.

Дома Винни рассказала всё отцу и матери.

Когда развернули пакет и вынули из платка блестящие пенсы и полупенсы, отец взял газету, в которую моряки завернули свои подарки, осторожно разгладил ее и положил на стол.

Это была газета на чужом, незнакомом языке.

Отец долго смотрел на нее, как будто пытаясь что-нибудь прочесть.

Мать и Винни не сводили с него глаз. Потом отец показал на фотографию в конце полосы. Здесь был изображен мальчик лет шести в белой рубашке и коротких черных штанах. Он стоял в саду, и позади него играли другие дети. В руках мальчик держал большую блестящую трубу, а на голове у него была надета плоская шапочка с маленькой звездочкой.

Втроем они долго рассматривали эту фотографию. Потом отец выпрямился и глубоко вздохнул.

— Ну, ладно, — сказал он, грозя кому-то невидимому. — Ну, ладно!

Потом повернулся к Винни и подал ей газету.

— Береги ее. Эти слова, — он погладил газету, — пойдут далеко. — Отец хотел сказать еще что-то, но у него перехватило в горле и он замолчал.

Винни часто достает из-под своей подушки эту газету. Она смотрит на потускневшую фотографию. Ей кажется, что мальчик начинает трубить в свою трубу и от этих звуков уходят тучи с серого неба, на их голой улице вырастают деревья и цветы и она в белой кофточке и короткой юбке бегает среди цветов. От этих мыслей ей делается теплее в темной холодной комнате.

СЛОВО ПРАВДЫ

Осенний ветер проносился по улице. Он обрушивался на огромный рекламный щит, сделанный из полотна, и от этого по нему пробегала мелкая рябь, а лицо мужчины, нарисованное на полотне, то хмурилось, то, наоборот, светлело.

Человек на рекламном щите был огромного, чуть ли не в два этажа роста, обнаженный до пояса; за широким кушаком у него торчало два пистолета. Он стоял, положив руку на штурвал корабля, а кругом по всему полотну щита одна на другую набегали косматые волны. В верхнем левом углу щита был изображен бриг, идущий под парусами. В правом — трое людей поменьше ростом в одежде пиратов, с головами, повязанными платками, с серьгами в ушах и кривыми ножами в руках. Всё это, вместе взятое, являлось рекламой нового фильма «Свет славы».

Уже минут пятнадцать Майк не отрываясь рассматривал этот щит. Тот же ветер, который заставлял мужчину на щите то улыбаться, то хмуриться, пробирался к телу Майка, змеей влезал в рукава, отворачивал воротник куртки и, хлопая мальчика по брюкам, поднимался снизу вверх по ногам.

Майк не замечал ветра. Он только глубже засовывал руки в карманы и продолжал стоять, задрав кверху посиневший от холода нос, всматриваясь в зловещие лица пиратов. Чего бы Майк не отдал, чтобы посмотреть фильм! Но об этом не приходилось и мечтать. Позавчера Майк попробовал заикнуться о кино дома. Мать недавно пришла с работы и сидела усталая, бессильно сложив руки на коленях. Майк долго раздумывал, как спросить денег на кино, а потом просто сказал: «Мама, дай мне полшиллинга. Я хочу посмотреть «Свет славы».

Мать только взглянула на него — и Майк понял, что сказал глупость. Потом она повернулась к отцу, как будто не слышала, о чем просил сын, и сказала: «У нас сегодня уволили двух швей. Мастер словно зверь ходит». Этим и кончился разговор о кино.

Нет, надеяться на то, что он увидит «Свет славы», не приходилось. Глядя на мужчину у штурвала, мальчик решил, что это главный герой, который будет бесстрашно сражаться с пиратами. Могучие мышцы его обнаженных рук говорили о том, что пиратам нелегко придется. Майк уже начал раздумывать о том, где произойдет схватка: на палубе брига или в джунглях. Но тут ветер собрался с силами, еще свирепее набросился на мальчика, засунул свою холодную лапу ему за воротник. Майк повернулся спиной к ветру и пошел дальше, размахивая руками, чтобы согреться.

Он шел по самой середине улицы и оглядывался по сторонам. Это был один из тех районов Лондона, которые особенно пострадали от бомбардировок. Большинство домов здесь было разрушено, но их никто не восстанавливал. Отец говорил, что домовладельцам невыгодно отстраивать дома, потому что тогда сразу упала бы плата за квартиры.

Улица так и стояла разрушенной. От одних домов остались только груды щебня и кирпичей, которые высились, как настоящие горы. У других провалились крыши, а стены просвечивали пустыми окнами. Теперь всё это прикрыли огромными рекламными щитами, так что вся улица выглядела как бы сплошной декорацией.

На щитах была изображена красивая, обеспеченная жизнь: аккуратные домики, покрашенные в розовый или голубой цвета, уютные комнаты с роскошной мебелью, веселые, улыбающиеся, хорошо одетые люди. А за щитами накопились груды мусора, из которых торчали заржавленные, изогнутые железные прутья, обломки стен, — и всё это поливалось частым лондонским дождем.

Майк любил бродить по этой улице. Мальчик подолгу простаивал возле щитов с нарисованными на них далекими и интересными странами. Погрузившись в мечты, он представлял себя охотником в джунглях или капитаном на горящем корабле, мысленно сражался с бандитами, побеждал злых, вступался за слабых и беззащитных.

Жизнь, изображенная на щитах, совсем не походила на существование в маленькой восьмиметровой комнате, в которой Майк жил с отцом и матерью. Отец целыми днями сидел за столом у окна, раскрашивая открытки. До войны он работал слесарем. Но вернувшись из Франции с одной ногой, он не мог найти никакой работы, кроме этих открыток.

Майк очень любил отца, но сидеть дома мальчику не нравилось. Слишком тесно было в маленькой комнатке. А когда мать приходила с работы, Майк просто не знал, куда деваться. Мать возвращалась усталая, раздраженная и то и дело покрикивала: «Майк, не вертись под ногами!» А где же тут вертеться, если единственное место, где он мог разложить свою самодельную железную дорогу, было на полу по середине комнаты?

Нет, Майк не торопился домой. Если бы не холод, он погулял бы здесь еще. Поворачивая за угол, мальчик обернулся и посмотрел издали на рекламный щит. Если бы только увидеть этот фильм!

Майк шел, продолжая размахивать руками, и думал: а что если бы он нашел сейчас шиллинг на мостовой? На полшиллинга можно купить яблок. Мальчик так давно не ел яблок, что даже забыл их вкус. Два яблока он принес бы домой — отцу и матери. И сам съел бы одно яблоко прямо в кино, куда можно пойти на оставшиеся деньги.

Майк представил себе, как он сидит в теплом, полутемном зале кино, смотрит какой-нибудь веселый фильм и грызет яблоко. Видение было настолько приятным, что мальчик забыл о холодном ветре и шел, улыбаясь своим мыслям.

Вот если бы найти шиллинг, только один шиллинг! Что же, это могло случиться. Один мальчик из их класса нашел совершенно новую трубку. Майк подумал о том, что надо всегда внимательно глядеть себе под ноги. А у него была глупая привычка смотреть по сторонам. Если бы он ходил, всегда глядя себе под ноги, то, может быть, уже давно нашел бы шиллинг и не пропустил таким образом возможность пойти в кино. Ругая себя за это, Майк опустил голову и пошел медленнее.

Ветер подгонял его резкими толчками в спину, но мальчик шел, едва переступая, внимательно оглядывая грязный тротуар и часть мостовой. У него мелькнула мысль о том, что следовало бы вернуться назад и просмотреть путь от школы — ведь и там можно найти шиллинги и пенсы. Увлеченный новой идеей, Майк повернул назад, но ветер, ударивший в лицо, заставил его отказаться от возвращения к школе.

Майк снова повернул к дому, великодушно предоставив все шиллинги, которые лежали на пройденном отрезке пути, другим искателям. До дома оставалось еще около мили, и, несомненно, он найдет желанный шиллинг.